Ветер в середине ноября был особенно злым. Он пробирался под мое старое пальто, купленное пять лет назад на распродаже в «Ашане», колол лицо мелкими ледяными иголками и, казалось, специально целился в ноги. Мои ботинки, купленные три года назад на той же распродаже, окончательно сдались. Левая подошва отклеилась еще неделю назад, и я пыталась приклеить ее суперклеем, но держалось ненадолго. Теперь каждый шаг по мокрому асфальту отдавался хлюпающим звуком и мгновенным холодом. Носок промок за секунду, вода проникала внутрь, ледяная и беспощадная.
Я остановилась у витрины обувного магазина на Тверской. Там, за толстым стеклом, в теплом желтом свете стояли они — черные кожаные сапоги на устойчивом каблуке, высотой до колена, с меховой подкладкой из натуральной овчины. Они выглядели как обещание тепла, уюта и, главное, самоуважения. Я копила на них два месяца, откладывая с премий и обедов, по тысяче-полторы в неделю. Два месяца я ела пустую гречку с солью в офисной столовой, пока коллеги заказывали бизнес-ланчи за четыреста рублей, только ради этого момента.
Коллега Оксана однажды спросила: «Лен, ты что, на диете? Худеешь, что ли?» Я кивнула, солгав. Легче было соврать, чем объяснять, что муж перевел всю мою последнюю премию его сестре на очередной кредит, и мне осталось только на проездной и самое необходимое. Оксана посочувствовала моей «силе воли» и продолжила есть свой салат «Цезарь».
Я вошла внутрь магазина. Запах новой кожи ударил в нос, вызвав легкое головокружение и странное чувство вины. Меня всегда учили экономить, довольствоваться малым, не высовываться. Мама говорила: «Скромность украшает женщину». Свекровь добавляла: «В семье надо жертвовать своими желаниями ради общего блага».
Продавщица — молодая девушка с безупречным маникюром и профессиональной улыбкой — принесла коробку. Я примерила сапоги. Они сидели идеально. Мягкая овчина обнимала ступню, кожа не давила, каблук был устойчивым. Я посмотрела на себя в зеркало и впервые за долгое время увидела не затравленную мышь, а женщину. Просто женщину, которая достойно выглядит.
— Берете? — спросила продавщица.
— Да, — выдохнула я, доставая карту.
Пятнадцать тысяч списались с моего счета. Пятнадцать тысяч, которые я заработала своим трудом, своими бессонными ночами над отчетами, своими нервами на совещаниях с требовательными клиентами.
Через пятнадцать минут я уже выходила на улицу, прижимая к груди объемный глянцевый пакет с логотипом магазина. Сердце билось чаще обычного — не от бега, а от непривычного чувства: я сделала что-то для себя. Впервые за долгое время. За пять лет замужества.
Телефон в кармане завибрировал. Игорь.
— Ты где? — голос мужа звучал раздраженно, без приветствия. Он всегда говорил со мной так, будто я опоздала на важную встречу или сделала что-то не так. — Мама звонила три раза, сказала, ты трубку не берешь. У Марины опять проблемы с банком, надо срочно перевести пятнадцать тысяч, иначе начнут звонить коллекторы. Она вся на нервах, плачет. Ты же знаешь, какая она ранимая.
Я замерла посреди тротуара. Люди обходили меня, бросая недовольные взгляды, но я не могла сдвинуться с места. Пятнадцать тысяч. Ровно столько стоили сапоги. Совпадение? Нет, это был какой-то дьявольский расчет судьбы.
— Игорь, я не могу сейчас, — тихо ответила я, чувствуя, как радость от покупки начинает растворяться в привычном липком страхе и вине. — Я занята. И у меня нет лишних денег. Я уже помогла Марине в прошлом месяце. И в позапрошлом тоже.
— Как нет? — его голос повысился до неприятного визга. — Ты же говорила, что премию дали! Тридцать тысяч, ты сама сказала! Лена, не начинай свои капризы. Сестре нужна помощь, это же семья, ты понимаешь? Или тебе плевать на нас? Я сейчас подъеду к твоему офису, поговорим нормально.
Он не слушал. Он никогда не слушал. За пять лет брака я поняла: в его мире существуют только его потребности и потребности его семьи. Я — это просто приложение, функция, банкомат с ногами.
Я соврала, что я еще на работе, хотя уже подходила к нашему дому на окраине Москвы. Но Игорь знал мой маршрут слишком хорошо. Он отслеживал меня по геолокации — «из заботы», как он говорил. Я увидела его серую «Гранту», припаркованную у подъезда, когда было уже поздно сворачивать. Он стоял у капота, нервно куря сигарету за сигаретой, и его взгляд сразу упал на фирменный глянцевый пакет в моих руках.
Я замедлила шаг, инстинктивно сжимая ручки покупки. Но бежать было некуда. Да и куда бежать? Это мой дом. Точнее, его дом, в котором я живу.
Он бросил окурок, небрежно растоптал его ботинком и быстрым шагом направился ко мне. На его лице читалось раздражение и что-то еще — предвкушение скандала.
— Это что? — он ткнул пальцем в пакет, даже не поздоровавшись.
— Сапоги, — выдохнула я, крепче прижимая покупку к себе, словно это мог защитить меня от его гнева. — Мои совсем порвались, Игорь. Я хожу с мокрыми ногами уже неделю. У меня начинается цистит.
— Сапоги? — он посмотрел на меня так, будто я призналась в растрате бюджета страны или в убийстве. — За сколько?
— За пятнадцать, — голос мой предательски дрогнул.
Его лицо исказилось. В глазах мелькнуло что-то страшное — смесь гнева, презрения и праведного возмущения. Он сделал резкий выпад вперед, вторгаясь в мое личное пространство.
— Ты зачем себе сапоги купила? У моей сестры кредит горит! — рявкнул он на всю улицу так громко, что у меня заложило уши. Прохожие начали оборачиваться, замедляя шаг. Какая-то женщина с маленькой собачкой испуганно отшатнулась. Двое подростков достали телефоны — видимо, собирались снимать семейную драму для соцсетей.
Игорь схватил ручки пакета обеими руками. Я инстинктивно дернула их на себя. Картонная упаковка затрещала от натяжения.
— Отдай! Это мои деньги! — крикнула я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы обиды и бессильной ярости. — Я их заработала! Я работаю по двенадцать часов! Я имею право купить себе сапоги!
— Твои деньги — это наши деньги! — перекричал он меня. — А семья — это когда помогают друг другу! У Марины долг семьдесят тысяч, ты понимаешь?! Ей нечем платить! Ей грозят судом! А ты тут на себя тратишься, эгоистка!
— Пусть устроится на работу! — вырвалось у меня то, что я держала в себе годами, давилась этим, но не смела произнести вслух. — Пусть перестанет менять айфоны каждые полгода! Пусть продаст свою шубу за двести тысяч! Пусть не ходит в рестораны три раза в неделю!
Это стало ошибкой. Критика его сестры была для Игоря оскорблением всего святого.
Игорь дернул пакет с такой силой, что картонные ручки врезались мне в ладонь, оставляя красные болезненные следы, рвущие кожу, а потом выскользнули из пальцев. Я пошатнулась на скользком льду и чуть не упала, схватившись за стоящую рядом машину.
Муж стоял с моим пакетом в руках, тяжело дыша, как будто только что пробежал марафон. Его лицо было красным, на лбу выступили капли пота, несмотря на мороз.
— Я сдам их обратно в магазин завтра же, — процедил он сквозь зубы, глядя на меня с холодной решимостью. — Деньги переведем Марине сегодня вечером. А ты походишь в старых до весны. Не развалишься же. Весна скоро, потерпишь пару месяцев. Зато сестре поможем, и совесть будет чиста.
Он развернулся и пошел к машине. Не к подъезду нашего дома, не домой, а прямо к машине — чтобы немедленно поехать в магазин и вернуть мою покупку. Мою радость. Мое маленькое счастье.
Я стояла и смотрела ему в спину. Холодный ветер больше не кусал лицо, ледяная вода в ботинках больше не чувствовалась. Я ничего не чувствовала. Внутри меня что-то щелкнуло. Тихо, без драмы, без громкого хруста, словно перегорел предохранитель в старом электрощитке. Просто — щелк, и темнота.
Пять лет брака. Пять лет я была «удобной Леной». Леной, которая поймет. Леной, которая подождет. Леной, которая оплатит санаторий свекрови в Кисловодске за сорок тысяч, потому что «у мамы давление скачет», пока сама ходит с нелеченной зубной болью и откладывает визит к стоматологу. Леной, которая закроет кредит золовки на новый айфон за семьдесят тысяч, потому что «девочке нужно быть на связи, она же работу ищет через интернет». Леной, которая готовит, убирает, стирает, а в ответ слышит: «А что ты такого сделала? Это твои обязанности».
Я посмотрела на свои старые ботинки. Из дырки на левом носке сочилась грязная холодная вода, смешанная с реагентами. Подошва болталась, как сломанная челюсть.
— Весна скоро, — повторила я его слова вслух, словно пробуя их на вкус.
Только для нас с ним весна уже никогда не наступит. Что-то внутри меня умерло окончательно. Любовь? Нет, любовь умерла давно, года три назад, когда он впервые назвал меня жадной из-за того, что я попросила отложить деньги на наш совместный отпуск. Умерло что-то другое — надежда. Надежда, что он изменится. Что он однажды увидит меня. Не функцию, не банкомат, не кухарку и уборщицу, а меня — Лену, живого человека с чувствами и потребностями.
Я достала телефон дрожащими пальцами. На экране светилось пропущенное от начальника — Виктора Петровича. Три пропущенных, если быть точной. Утром он вызывал меня в кабинет и предлагал длительную командировку на север, на новый объект компании на Ямале. Год контракта, суровые условия, вахтовый метод, отсутствие привычного комфорта, но тройная оплата, северные надбавки, полное обеспечение жильем, питанием, спецодеждой и всем необходимым. Я отказалась автоматически, не раздумывая, потому что «как же Игорь без меня». Как же он будет есть свои пельмени? Как будет гладить рубашки? Как будет справляться?
Теперь этот вопрос звучал по-другому: а почему это моя проблема?
Я нажала кнопку вызова. Длинные гудки. Виктор Петрович взял трубку на четвертом.
— Виктор Петрович? Это Елена, — мой голос звучал на удивление ровно. — Ваше предложение о командировке еще в силе?
— Лена? Да, конечно! — в его голосе послышалось удивление и облегчение. — Я как раз сегодня должен дать ответ главному офису. Вы передумали?
— Да. Я готова. Когда вылет?
— Послезавтра утром, в среду. Нужно успеть оформить документы, медкомиссию можно пройти на месте. Вы уверены? Там правда тяжело. Зима, полярная ночь, минус сорок — обычное дело.
— Я уверена.
— Отлично! Тогда завтра к обеду подойдите ко мне, оформим все бумаги. Елена, вы нас очень выручаете. Контракт год, но если захотите продлить — там карьерный рост реальный.
Я повесила трубку и все еще стояла на том же месте, где муж вырвал у меня сапоги. Телефон завибрировал — сообщение от Игоря: «Еду в магазин. Приготовь борщ, мама с Мариной придут ужинать, надо их поддержать в трудную минуту».
Я посмотрела на это сообщение и рассмеялась. Тихо, почти беззвучно. Истерический смешок, от которого прохожие шарахались еще дальше. Борщ. Ему нужен борщ.
Я пошла к подъезду. У меня было меньше суток, чтобы собраться и уйти из этой жизни.
Квартира встретила меня привычной тишиной и запахом затхлости. Игоря еще не было — видимо, действительно поехал оформлять возврат моих сапог, а потом, зная его, заедет к матери доложить о своей «победе» надо мной. Я не стала включать свет в коридоре, прошла в спальню на автопилоте и достала из верхнего отделения шкафа старый дорожный чемодан — серый «Самсонит» с потертостями, оставшийся от командировки в Питер лет пять назад.
Странное дело: обычно сборы в дорогу вызывают суету, панику, бесконечные списки «что взять», метания между вещами. Но сейчас я двигалась с пугающим, почти медитативным спокойствием, словно выполняла хорошо отрепетированную роль в спектакле. Руки действовали сами по себе, мозг работал четко и холодно.
Я не брала ничего лишнего. Только теплая функциональная одежда — термобелье, свитера, флисовые кофты, джинсы. Документы — паспорт, СНИЛС, ИНН, дипломы, трудовая книжка. Ноутбук рабочий. Зарядные устройства. Пара книг, которые давно хотела прочитать, но не было времени между готовкой борщей и стиркой чужих носков. Косметичку с минимумом косметики — я никогда не была любительницей вычурного макияжа.
Никаких совместных фотографий в рамочках. Никаких милых сувениров, которые мы привозили из редких отпусков — всегда бюджетных, потому что основные деньги нужны были то маме на лечение, то Марине на погашение очередного кредита, то на ремонт машины Игоря. Ни одной общей вещи я не взяла. Это была моя сепарация. Хирургически чистая.
Я открыла деревянную шкатулку с украшениями — подарок моей бабушки. Золотые серьги-гвоздики — подарок родителей на окончание института. Тонкая цепочка с маленьким крестиком. Скромное колечко с гранатом — память о поездке в Прагу, единственном заграничном путешествии в моей жизни, еще до замужества.
Обручальное кольцо я медленно сняла с пальца. Оно соскользнуло легко — я похудела за последние месяцы, экономя на еде в пользу семейного бюджета. Я положила его на прикроватную тумбочку со стороны Игоря. Оно звякнуло о стекло, поставив точку в моих последних сомнениях. Рядом я аккуратно выложила ключи от квартиры — два комплекта, от входной двери и от почтового ящика.
Эта квартира принадлежала Игорю — наследство от бабушки, которым меня попрекали при каждой мало-мальски серьезной ссоре. «Ты здесь вообще никто, приживалка, — любила приговаривать свекровь Анна Сергеевна, когда приезжала с инспекцией моего холодильника и проверяла, достаточно ли там продуктов для ее сына. — Живешь в чужой квартире, пользуешься чужими благами, а туда же, права качаешь. На моем месте Игорь давно бы выгнал тебя взашей».
Может, ей стоило написать благодарственное письмо? Именно ее слова окончательно отбили у меня желание цепляться за этот брак.
Телефон снова ожил. СМС от банка: «Зачисление средств: 15 000 руб.». Следом сообщение от Игоря: «Вернули деньги, правда пришлось поскандалить с продавщицей, но я объяснил ситуацию. Перевел Марине. Не дуйся, мы купим тебе что-нибудь в следующем месяце с аванса. Может, на рынке найдем дешевле. Приготовь ужин, я к маме заеду, она нервничает из-за Маринкиных долгов. Борщ и котлеты. Голодный как волк».
Я усмехнулась, глядя на экран. Он даже не сомневался, что я буду ждать. Что я буду стоять у плиты, глотая слезы обиды, резать свеклу и морковку, жарить его проклятые котлеты, а потом он придет, снисходительно похлопает меня по плечу и скажет: «Ну что ты, Ленка, обиделась? Не будь ребенком. Мы же семья. Ты же понимаешь, что сестре хуже».
В этот момент в дверь резко позвонили. Три коротких нетерпеливых звонка. У меня ёкнуло сердце — неужели Игорь вернулся так быстро? Но у него были ключи, он бы просто вошел. Я посмотрела в глазок.
На пороге стояла Марина.
Золовка выглядела как модель с обложки глянцевого журнала, несмотря на свои вечные «катастрофические финансовые проблемы». Песцовая шуба цвета слоновой кости, которую она купила в прошлом году за двести тысяч («в кредит, но это инвестиция в себя»), профессиональная укладка волос свежей работы, безупречный макияж, в руках — новейший смартфон последней модели, который вышел буквально месяц назад.
Я открыла дверь.
— О, ты дома, — вместо приветствия бросила она, бесцеремонно проходя в коридор, даже не потрудившись разуться. Грязные следы от ее замшевых ботфортов за тридцать тысяч оставались на моем чистом полу. — Игорь сказал, ты там истерику закатила из-за каких-то ботинок. Лен, ну ты даешь. Взрослая баба тридцати лет, а ведешь себя как избалованная эгоистка. У меня коллекторы под дверью круглосуточно дежурят! Мне страшно домой приходить!
Она прошла на кухню, как к себе домой, и по-хозяйски открыла холодильник. Я прислонилась к косяку двери, скрестив руки на груди. Смотрела на нее и видела не родственницу, не члена семьи, а паразита. Красивого, ухоженного, наглого паразита, который годами методично пил мою кровь, высасывал мои деньги, мою энергию, мои нервы.
— Марина, — тихо сказала я.
— Что? — она достала из холодильника кусок дорогого пармезана, который я купила себе на распродаже как маленькое утешение, и начала откусывать прямо руками.
— А почему ты не продашь свой телефон? — я кивнула на айфон в ее руке. — Или шубу? Или ботфорты? Этого хватило бы, чтобы закрыть все три твоих кредита с процентами.
Она поперхнулась сыром и медленно повернулась ко мне. Ее тщательно подведенные глаза округлились от искреннего изумления.
— Ты что, совсем больная? — она смотрела на меня так, будто я предложила ей продать почку. — Я что, должна как нищебродка ходить? Мне имидж поддерживать надо! Статус! Я же в активном поиске мужчины, мне нормальный обеспеченный человек нужен, а не абы кто. На хорошего мужика в дешевом тряпье не подцепишь. Это инвестиция в будущее, ты не понимаешь таких вещей.
— А Игорь тебе кто? — я почти любовалась ее наглостью. — Личный спонсор? Банк с неограниченным кредитом?
— Игорь — мой брат! Старший брат! — она повысила голос, изображая праведное негодование. — Он обязан мне помогать по определению! Мама нас именно так воспитала: свои люди всегда на первом месте, кровь не водица. А ты... — она презрительно окинула меня взглядом с головы до ног, — ты просто жена. Временная жена. Жен у мужика может быть много за жизнь, а сестра одна. Родная. На всю жизнь.
Эти слова должны были меня ранить, вогнать в слезы, заставить почувствовать себя чужой. Но они лишь подтвердили то, что я уже поняла. Я медленно кивнула.
— Ты знаешь, Марина, ты абсолютно права. Совершенно права.
Марина продолжала жевать мой сыр, победно глядя на меня. Она решила, что я наконец-то приняла свою второстепенную роль в этой семейной иерархии. Что я сдалась.
— Кстати, Игорь сказал, ты сапоги сдала. Правильно сделала. Молодец, — она снисходительно похлопала меня по плечу, оставляя жирные следы на моей блузке. — Не переживай так. Я когда-нибудь разбогатею, выйду замуж за олигарха — куплю тебе новые. Может быть. Если не забуду.
Она рассмеялась — звонко, искренне, наслаждаясь моментом.
Я молча повернулась и вернулась в спальню. Застегнула молнию на чемодане. Вызвала такси через приложение. Машина должна была приехать через семь минут — «Шкода» серого цвета, водитель Рашид с рейтингом 4,9.
Я надела свои старые разваливающиеся ботинки в последний раз — теперь уже все равно, в чем ехать до гостиницы возле аэропорта. Там, в Домодедово, есть круглосуточные магазины. Куплю себе все новое. Все, что захочу. За свои деньги.
Выкатив тяжелый чемодан в коридор, я наткнулась на выходящую из кухни Марину с моей банкой оливок в руке.
— Ты куда это намылилась? — она уставилась на чемодан, и в ее голосе впервые появились нотки беспокойства. — К своей маме в Тверь жаловаться поехала? Ябедничать будешь?
— Нет, Марина. Я поехала жить.
— В смысле? — она нахмурилась. — А Игорь? А ужин? Он же просил борщ приготовить!
— Ужин приготовишь ты. Или закажешь. Или пусть Игорь сам готовит. На те пятнадцать тысяч, которые он у меня украл сегодня.
Я открыла входную дверь. Холодный воздух с лестничной клетки ворвался в квартиру.
— Ты не посмеешь уйти! — взвизгнула Марина, и банка с оливками выпала из ее рук, разбившись о пол. — Он же тебя бросит! Да ты сама уходишь! Кому ты вообще нужна в свои тридцать, без жилья, без детей, с твоими бедрами! Ты думаешь, тебя кто-то подберет?
— Себе, — спокойно ответила я, глядя ей в глаза. — Я нужна себе. И этого достаточно.
Я вышла на лестничную клетку и захлопнула дверь перед ее носом, отрезая истерические вопли о неблагодарности, черствости и предательстве семейных ценностей. Из-за двери доносился звук ударов кулаком по обивке.
Лифт приехал мгновенно. Спускаясь вниз, я открыла семейный чат в мессенджере — тот самый, где свекровь, Игорь и Марина любили обсуждать мои недостатки, пока я была на работе. Последнее сообщение было от Анны Сергеевны: «Лена опять куриные грудки купила вместо нормального мяса. Жадная стала совсем».
Я набрала текст короткого сообщения:
«Кредит Марины в пятнадцать тысяч погашен за счет моих сапог — это мой прощальный подарок вам. Последний. Больше дойной коровы в этом доме нет. Ключи от квартиры и обручальное кольцо лежат на тумбочке. На развод подам документы дистанционно через юриста. Прощайте».
Нажала «Отправить» и вышла из чата. Заблокировала все три номера.
Телефон начал разрываться от звонков с незнакомых номеров уже через минуту — они быстро сообразили звонить с чужих телефонов. Но я просто выключила звук и убрала телефон в карман.
Такси ждало у подъезда. Водитель Рашид — приятный мужчина лет пятидесяти — помог загрузить чемодан в багажник.
— В гостиницу «Аэротель», Домодедово, — сказала я, садясь на заднее сиденье.
— Улетаете куда-то? — дружелюбно поинтересовался он.
— Да, — я посмотрела в окно на уходящий дом. — Очень далеко.
Впереди была гостиница, ночь в чистой постели, утро без скандалов и рейс на Ямал. Там холодно. Там суровая природа и тяжелая работа. Но там честный холод — не такой, который пробирает до костей даже под теплым одеялом рядом с человеком, который должен был греть.
Прошло восемь месяцев.
Снег на Ямале — это не просто атмосферные осадки из учебника географии, это стихия, философия, образ жизни. Белая бесконечная пелена скрывала линию горизонта, сливаясь с низким серым небом в единое целое. Метель могла начаться внезапно и длиться трое суток без перерыва. Здесь природа диктовала правила, и человек мог только приспосабливаться.
Я сидела в теплом вагончике-офисе, просматривая логистические отчеты по поставкам оборудования на месторождение. За окном выли ветра, гнули редкие карликовые деревца, поднимали снежную пыль. Термометр за окном показывал минус тридцать восемь. Но здесь, внутри модульного здания с автономным отоплением, было тепло и уютно.
На моих ногах были профессиональные полярные унты из оленьего камуса — самые теплые, какие только существуют в природе. Их мне выдали в первый же день прилета, вместе с зимней курткой-аляской, термобельем, специальными перчатками и чувством защищенности. Впервые за много лет я чувствовала, что кто-то позаботился обо мне. Пусть это была просто компания, выполняющая требования охраны труда, но факт оставался фактом: мои ноги были в тепле.
За эти восемь месяцев я изменилась до неузнаваемости. Похудела на двенадцать килограммов — не от голода, а от размеренной жизни, регулярного питания в столовой и отсутствия стресса. Сменила прическу: длинные волосы, которые Игорь требовал не стричь («женщина должна быть с длинными волосами»), я обрезала до короткого практичного каре. Это было удобнее под каской и капюшоном.
Но главное изменение произошло в моих глазах. Я видела это каждое утро в зеркале: из них исчезла затравленность, вечная готовность оправдываться и извиняться за свое существование. Взгляд стал прямым, твердым, уверенным.
Я стала жестче, требовательнее к себе и другим. Здесь, на вахте, это ценилось. Никто не смотрел, во что ты одет после работы, какой у тебя телефон или сумка. Здесь ценилось слово, дело, профессионализм и готовность работать в команде. Моя зарплата за восемь месяцев с учетом северных надбавок и премий составила почти миллион рублей. На эти деньги я могла купить не то что сапоги, а маленький обувной магазин. Но парадокс заключался в том, что потребность в вещах, в демонстративном потреблении полностью исчезла.
Я копила. Методично, расчетливо. Я копила на свою квартиру — однокомнатную, небольшую, но свою. В Москве или Подмосковье. Настоящую, где меня никто никогда не выгонит, где не будут попрекать куском хлеба.
В дверь постучали. Вошел Виктор Петрович, стряхивая снег с плеч своей рабочей куртки.
— Елена Андреевна, — он всегда обращался ко мне официально на работе, хотя в столовой мы были просто Лена и Виктор. — Там к вам... посетитель пожаловал. На КПП стоит, просится. Говорит, что он ваш муж. Пропускать будем?
Я замерла, оторвавшись от монитора компьютера. Пальцы застыли над клавиатурой. Сердце сделало один неприятный болезненный кульбит, но тут же успокоилось, вернувшись к ровному ритму.
— Пропустите, — спокойно сказала я, удивляясь собственному хладнокровию. — Я приму его.
Игорь вошел через пятнадцать минут. Его сопровождал охранник — такова была процедура с посетителями на закрытой территории.
Он выглядел жалко. Другого слова не подобрать. Осунувшийся, похудевший, с темными кругами под глазами. Одет в легкую городскую куртку, совершенно неподходящую для ямальского климата, в обычных джинсах и кроссовках. Лицо его было красным и обветренным, нос покрылся корочкой от мороза, губы потрескались. Он мял в руках вязаную шапку и смотрел на меня так, словно увидел инопланетянина.
— Лена... — его голос дрожал, срывался. — Господи, куда ты забралась. Я искал тебя три месяца, обзвонил всех, кого знал. Потом через твою бывшую коллегу Оксану узнал адрес компании, а HR-отдел сказал, что ты на Ямале...
Я молча указала ему на стул напротив своего рабочего стола. Он сел, оглядывая мой кабинет: современный компьютер, два монитора, шкаф с документацией, мои дипломы и сертификаты на стене, табличку на двери «Елена Андреевна Сергеева, начальник отдела логистики».
— Зачем ты приехал, Игорь? — я смотрела на него как на незнакомца. Странно, но я не чувствовала ничего. Ни злости, ни жалости, ни торжества. Абсолютную пустоту.
— Лена, вернись домой, — он начал говорить быстро, сбивчиво, проглатывая слова. — Пожалуйста. Без тебя все развалилось полностью. Мама реально слегла, у нее давление зашкаливает, она на таблетках сидит горстями. Марина... Марина вляпалась в пирамиду какую-то инвестиционную, набрала микрозаймов под дикие проценты. Коллекторы теперь не просто звонят — они приходят. К нам домой приходят! Приставы описали мою машину, Лена! Мою «Гранту»! Я теперь на метро езжу!
— И при чем тут я? — я сложила руки на столе, изображая спокойствие, хотя внутри шевельнулось что-то похожее на удовлетворение.
— Как при чем?! — он повысил голос, но охранник у двери сделал шаг вперед, и Игорь испуганно сник. — Ну ты же... ты же жена! Мы же семья! У меня на работе зарплату урезали — оптимизация, сокращения. Нам не хватает даже на нормальные продукты. Марина с ребенком ко мне переехала, ее муж выгнал из-за долгов. У нас дома теперь полный ад, Лена. Мама постоянно пилит, Марина истерит, ребенок орет. Грязь по колено, бардак жуткий. Посуда не мыта, белье не стирано. Мне твоя помощь нужна. Мне нужна ты.
Он попытался взять меня за руку через стол. Я спокойно убрала ладонь.
— Тебе нужна не я, Игорь, — я говорила тихо, но отчетливо. — Тебе нужна бесплатная прислуга, кухарка, уборщица и банкомат. Это разные вещи.
— Не говори так! — в его глазах блеснули слезы. Настоящие или наигранные — уже не имело значения. — Я осознал все! Я понял, как был неправ! Тот случай с сапогами... это было последней каплей, да? Я ужасно себя вел. Я признаю. Я готов измениться! Я куплю тебе десять пар сапог, двадцать, сколько захочешь! Поехали домой. Я знаю, ты здесь хорошо зарабатываешь. Мы вместе закроем все долги Марины, снимем квартиру отдельную, и заживем нормально...
Я рассмеялась. Громко, от души, искренне. Это был смех облегчения и окончательного освобождения. Он даже не скрывал истинных намерений. «Мы закроем долги Марины» — даже здесь, даже сейчас, даже после восьми месяцев разлуки его сестра оставалась приоритетом.
— Игорь, посмотри на меня внимательно, — я встала из-за стола и подошла к окну.
Он поднял покрасневшие глаза.
— Ты видишь на мне дырявые ботинки?
— Нет... ты в каких-то... унтах, что ли?
— Правильно. И я больше никогда не буду ходить в дырявых ботинках, с мокрыми ногами, отказывая себе в элементарном, чтобы оплачивать кредиты твоей сестры на айфоны и шубы. А ты поезжай домой. Помогай сестре, лечи маму, воспитывай чужого ребенка. Это твоя семья. Это твой выбор. Ты сам расставил приоритеты пять лет назад. Помнишь слова Марины? «Сестра одна, а жен может быть много». Так вот, иди ищи следующую дойную корову. Я освободилась.
Я вернулась к столу и открыла ящик, достала папку с документами.
— Кстати, документы на развод лежат у юриста уже четыре месяца. Ты их так и не подписал, хотя тебе отправляли уведомления. Ничего, разведут через суд заочно. Через два месяца процесс закончится. Можешь не утруждаться.
— Лена, ты не можешь так со мной поступить! — он вскочил со стула, голос сорвался на крик. — Я всю Россию пересек! Я билеты на самолет взял в долг! Я замерзаю тут! Мне надо снимать гостиницу, а у меня денег нет!
— Это не моя проблема, — я кивнула охраннику. — Проводите посетителя на выход, пожалуйста.
— Ты стала черствой сукой! — заорал Игорь, когда охранник взял его под локоть. — Деньги тебя испортили! Зазналась! Возомнила из себя начальницу! А ты была никем! Я тебя из грязи вытащил, дал крышу над головой!
— Нет, Игорь, — я смотрела ему в глаза спокойно и холодно. — Деньги не испортили меня. Деньги дали мне свободу и выбор. А черствой меня сделала твоя «любовь» и «забота». Теперь уходи. У меня совещание через десять минут.
Охранник вывел его из кабинета. Я слышала его крики в коридоре, требования, угрозы, но они быстро стихли. Я подошла к окну и смотрела, как он бредет к воротам КПП, сгорбившись, пряча покрасневшее лицо в воротник легкой куртки. Метель усиливалась, ветер безжалостно хлестал снегом. Его фигура быстро растворилась в белой пелене.
В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Виктора Петровича: «Лена, контракт продлеваем на второй год? Или принимаете предложение из головного офиса? Вам предлагают должность начальника департамента логистики. В Москве. Зарплата сто восемьдесят тысяч плюс премии и соцпакет».
Я улыбнулась своему отражению в темном стекле окна. За восемь месяцев я стала другой. Сильнее, увереннее, свободнее.
«Принимаю предложение Москвы, — напечатала я. — Но сначала возьму отпуск. Хочу съездить в Италию. Посмотреть на Венецию. И купить себе настоящие итальянские сапоги».
За окном выло, кружилась метель, но мне было тепло. Впервые за много лет — по-настоящему тепло. Не от обогревателя, а изнутри.
Я свободна. И у меня есть свои собственные сапоги.
