Олег уходил не просто так. Он уходил как аудитор, покидающий обанкротившееся предприятие — с папками, калькулятором и чувством собственной, почти божественной, правоты.
Вечер вторника перестал быть томным, когда на кухонный стол с глухим стуком приземлилась толстая пластиковая папка. Черная. Как надгробная плита их пятилетнего брака.
Наташа сидела с чашкой чая и смотрела на мужа. Олег выглядел торжественно. Он поправил очки, одернул манжеты рубашки и открыл папку. Внутри пестрели таблицы, распечатанные на цветном принтере.
— Наташа, — начал он голосом, которым обычно объявляют о начале ядерной войны или о повышении тарифов ЖКХ. — Мы взрослые люди. Истерик не надо. Я подал на развод. Любовь прошла, завяли помидоры, и всё в таком духе. Я переезжаю в субботу.
Наташа молчала. Новость, честно говоря, не была шокирующей. Олег в последнее время напоминал не мужа, а соседа по коммуналке, который подозревает, что у него воруют сахар.
— Но, — Олег поднял указательный палец, — я не собираюсь уходить в одних трусах, как дурак из мелодрамы. Мы живем в двадцать первом веке. Равноправие. Поэтому делим всё.
— Всё? — переспросила Наташа.
— Абсолютно. Пятьдесят на пятьдесят.
Олег перелистнул страницу.
— Я провел инвентаризацию. Вот опись имущества.
Наташа заглянула в список. У неё потемнело в глазах. Это был не список, это была перепись населения вещей в их квартире.
«Телевизор Самсунг — 1 шт. Износ 20%.»
«Диван угловой — 1 шт. Пятно от вина на левой подушке учтено в коэффициенте стоимости.»
«Комплект постельного белья "Сакура" — 2 шт.»
«Зубочистки — упаковка начатая, остаток примерно 40 штук.»
«Губки для посуды — 3 новые, 1 б/у.»
— Ты серьезно? — Наташа посмотрела на него как на сумасшедшего. — Ты посчитал губки для посуды?
— Копейка рубль бережет, — назидательно ответил Олег. — Я не собираюсь дарить тебе ни копейки. Я вкладывался в этот быт. Я покупал этот стиральный порошок. Я платил за интернет. Поэтому всё делим честно. Строго пополам.
Он прошелся по кухне, тыча пальцем в предметы.
— Вот этот сервиз подарила моя мама. Но мы им пользовались вместе, так что он считается совместно нажитым. Пополам. Кастрюли — мы покупали набор. Пополам. Обувь в прихожей — пересчитать пары, поделить количество.
Олег вошел в раж. Он напоминал царя Мидаса наоборот: всё, к чему он прикасался, превращалось не в золото, а в предмет мелочного торга.
— Не дай бог меня обделишь, Наталья. Я чеки сохранил. Засужу. Принципиально.
Он хлопнул папкой.
— В субботу утром я пригоняю «Газель». К этому времени моя половина вещей должна быть упакована. Коробки я купил, вычел их стоимость из общего бюджета. Действуй.
Наташа сидела неподвижно. Первая реакция — заплакать. Обида, горькая и липкая, подступила к горлу. Как можно было жить с человеком и не замечать, что он... такой? Скряга? Педант? Душнила?
Она смотрела на список. «Соль поваренная, половина пачки».
Слезы высохли, так и не родившись. Вместо них внутри начала подниматься холодная, злая волна. Спортивный интерес.
Ах, ты хочешь математической точности? Ты хочешь строго пятьдесят на пятьдесят?
Наташа вспомнила, как Олег высчитывал, кто сколько съел колбасы, и как заставлял её выключать воду, пока она чистит зубы, чтобы «счетчик не мотал».
Он хотел справедливости. Он её получит.
— Хорошо, Олег, — сказала она спокойно, вставая и забирая папку. — Я тебя услышала. К субботе всё будет готово. Ты получишь ровно половину. Ни граммом меньше.
Олег самодовольно ухмыльнулся. Он ожидал скандала, мольбы, попыток отжать квартиру. А тут — покорность.
— Вот и умница, — кивнул он. — Люблю, когда без бабских истерик. Четко, по-деловому.
Он ушел в спальню, насвистывая. Наташа осталась на кухне. Она открыла ящик со столовыми приборами. Посмотрела на вилки.
— Пятьдесят на пятьдесят, — прошептала она. — Будет тебе идеальный баланс, дорогой.