Марина Петровна сидела за кухонным столом, разглядывая пачку документов, которые принес нотариус. Руки слегка дрожали — не от волнения, а от усталости. Похороны соседки Веры Ивановны прошли уже неделю назад, но все еще казалось нереальным, что той больше нет.
— Мам, ты чего такая грустная? — спросила Оксана, входя на кухню и ставя чайник. — Опять про бабу Веру думаешь?
— Да вот, завещание ее привезли. Говорят, меня в наследники записала.
Оксана удивленно подняла брови:
— Тебя? А племянники ее где? Вроде бы сын у нее был где-то в Америке.
— Не знаю. Нотариус сказал, что завещание составлено в мою пользу. Квартиру оставила и все имущество.
Марина Петровна вскрыла конверт дрожащими пальцами. Читала медленно, водя пальцем по строчкам. Вдруг лицо ее побледнело, и документы выпали из рук.
— Мам! Что случилось? — Оксана бросилась к матери.
— Не может быть... Этого не может быть, — шептала Марина Петровна, качая головой.
— Что там написано?
— Она... она пишет, что я ее внучка. Что дочь ее Зоя — это моя мама. Зоя Михайловна Кротова.
Оксана взяла завещание и прочитала вслух:
— «Завещаю все свое имущество внучке Марине Петровне Соколовой, проживающей в соседней квартире. Марина — дочь моей единственной дочери Зои Михайловны, которая умерла при родах в тысяча девятьсот шестьдесят втором году». Мам, но ведь твоя мама умерла, когда тебе пять лет было. И звали ее Анна Григорьевна.
— Именно. Поэтому это какая-то ошибка. Бедная Вера Ивановна, видимо, совсем запуталась на старости лет.
Но Марина Петровна не могла успокоиться. Вечером, когда Оксана ушла домой к семье, она снова и снова перечитывала завещание. В тексте была указана точная дата рождения Марины, имена ее родителей... но вместо Анны Григорьевны значилась Зоя Михайловна.
На следующий день Марина Петровна решила поговорить с Галиной Семеновной из соседней квартиры. Та жила в доме дольше всех и хорошо знала Веру Ивановну.
— Галя, ты случайно не помнишь, рассказывала ли Вера Ивановна про свою дочь? — спросила Марина Петровна, зайдя к соседке под предлогом занять соль.
— А как же! Все уши прожужжала со своей Зоечкой. Говорила, что красавица была необыкновенная, умница. В институт поступила, а потом замуж рано вышла. Только вот при родах умерла, бедненькая. Ребеночка-то и не видела.
— А ребенок что стал?
— Да муж ее, зятек-то, сразу после похорон исчез. Ребенка с собой забрал и концы в воду. Вера Ивановна его искала, искала, да так и не нашла. Всю жизнь мучилась, что внучку не видела.
Сердце у Марины Петровны забилось чаще.
— А как звали мужа этой Зои?
— Петр вроде бы. Фамилию не помню, но точно знаю, что военный был. Офицер.
Марина Петровна вернулась домой в смятении. Ее отца действительно звали Петр, и он был военным. Но ведь мать... Всю жизнь она считала, что мать ее звали Анна Григорьевна, которая умерла от тяжелой болезни.
Вечером она позвонила Оксане:
— Ксюш, а у нас документы папины где-то сохранились?
— В шкафу в коробке лежат. А что такое?
— Приезжай, пожалуйста. Нужно разобраться.
Когда Оксана приехала, они вместе перерыли все документы. Паспорт отца, военный билет, справки... И вдруг Марина Петровна наткнулась на справку о браке. В графе «супруга» значилось: Зоя Михайловна Кротова.
— Мама... — выдохнула Оксана. — Значит, баба Вера говорила правду?
— Но почему папа мне всю жизнь говорил, что маму звали Анна Григорьевна? Зачем он обманывал?
— Может, не хотел, чтобы ты страдала? Видишь, как баба Вера мучилась всю жизнь, искала тебя.
Марина Петровна села на диван, чувствуя, как подкашиваются ноги. Пятьдесят восемь лет жизни, и вдруг выясняется, что у нее была бабушка, которая жила за стенкой и до последнего дня мечтала найти внучку.
— Мам, а помнишь, как баба Вера всегда к тебе хорошо относилась? — тихо сказала Оксана. — Пирожки приносила, спрашивала, как дела. А когда папа умер, она тебе так помогала...
— Господи, неужели она догадывалась? — Марина Петровна всплеснула руками. — Столько лет рядом жили, а я даже не подозревала...
— А может, она сразу знала, но молчала? Боялась, что ты не поверишь или разозлишься.
Марина Петровна вспомнила, как Вера Ивановна часто говорила: «Маринуша, ты такая на кого-то похожая... Знакомое лицо очень». А еще она всегда интересовалась здоровьем Марины Петровны, приносила варенье и травяные настои.
— Ксюш, а помнишь, она фотографии часто показывала? Говорила: «Это моя Зоечка».
— Помню. А ты всегда говорила, что девушка красивая.
— Нужно эти фотографии найти. Они наверняка в ее квартире остались.
На следующий день Марина Петровна обратилась к нотариусу, чтобы получить ключи от квартиры покойной соседки. Входить туда было тяжело — пахло лекарствами и одиночеством. На комоде стояли фотографии в рамочках.
Марина Петровна взяла одну из них и ахнула. На фото была девушка лет двадцати, очень похожая на саму Марину в молодости. Те же глаза, тот же разрез губ, даже родинка на щеке в том же месте.
— Зоечка моя, — прошептала она, и слезы покатились по щекам.
В шкафу нашлась коробка с документами и письмами. Там было свидетельство о рождении Зои Михайловны Кротовой, справка о смерти, фотографии свадьбы... На одной из свадебных фотографий Марина Петровна узнала молодого отца.
Среди бумаг был и черновик письма, написанного неровным почерком:
«Милая моя внучка Маринуша! Если ты читаешь это письмо, значит, я уже умерла, так и не решившись сказать тебе правду. Столько лет я жила рядом с тобой и боялась открыться. Твой отец, когда привез тебя сюда совсем крохой, попросил меня никогда не говорить, кто я тебе. Он сказал, что хочет забыть прошлое и начать новую жизнь. Я согласилась, потому что думала, что так будет лучше для тебя. Но как же я мучилась все эти годы! Как хотелось прижать тебя к себе, сказать, что ты моя родная кровинушка...»
Марина Петровна не могла читать дальше сквозь слезы. Оказывается, бабушка всю жизнь была рядом, любила ее издалека, заботилась, как могла, и молчала.
Вечером она позвонила Оксане:
— Ксюш, я все поняла. Папа не хотел, чтобы я общалась с материнской родней. Может, боялся, что меня заберут, или просто хотел забыть горе. А Вера Ивановна... она же всю жизнь страдала, что потеряла единственное, что у нее осталось от дочери.
— Мам, не мучайся. Главное, что теперь ты знаешь правду.
— Знаешь, я всегда чувствовала, что между нами какая-то особая связь. Она такая добрая была, заботливая... А я думала, просто хорошая соседка.
На похоронах Марина Петровна заметила, как внимательно смотрела на нее Вера Ивановна, какими нежными глазами. Теперь она понимала этот взгляд — так смотрят на самое дорогое.
Через неделю, когда все формальности с наследством были улажены, Марина Петровна решила оставить квартиру Веры Ивановны себе. Там она устроила что-то вроде музея памяти. Фотографии матери, которую она никогда не видела, письма, документы...
— Ксюш, хочешь, покажу тебе фотографии твоей прабабушки в молодости? — спросила она у дочери.
— Конечно! И расскажи еще про прабабушку Зою.
— Про маму... — тихо поправила Марина Петровна. — Теперь я знаю, какой она была. Умная, красивая, добрая. Совсем как бабушка Вера.
Вечером Марина Петровна сидела в квартире покойной соседки и разговаривала с ее фотографией:
— Прости меня, бабуля. Прости, что мы столько лет потеряли. Если бы я знала... Если бы папа сказал правду... Но, может, так и должно было случиться. Ты ведь заботилась обо мне всю жизнь, просто я не понимала, что это забота родной бабушки.
За окном садилось солнце, и в комнате становилось тепло от его лучей. Марина Петровна почувствовала такой покой, какого не испытывала давно. Наконец-то она знала, откуда у нее эти глаза, эта улыбка, эта привычка напевать за работой.
Теперь у нее была не просто квартира по наследству, а память о самом дорогом человеке, который всю жизнь был рядом, но молчал из любви.