1.
Попробуй- ка тридцать пять лет прожить в домике при дороге. Алена Николаевна прожила. Сначала возле двухполосного, битого, выщербленного асфальта, а потом уже рядом с широченной, разделенной бетонным барьером, освещенной в темное время, гладкой и серой скоростной трассой.
Дом саманный, по фасаду, обращенному к дороге, обложен кирпичом, а с трех сторон густо побелен. Курятник, сарай, летняя кухня - все это хотя и за забором, а все равно на виду у всего проходящего и проезжающего.
Алена Николаевна привыкла. Вошла она в этот дом молодой женой, двадцатилетней, шустрой девчонкой, и вот тридцать пять лет минуло. Дом, считай, тот же, и она по дому суетится - та же, это если в зеркало не смотреть. Плохо, что одна. Привыкла уже, а все одно, не весело.
Мужа выгнала. Сколько ж прошло уже двенадцать? Нет, четырнадцать. Точно. Как Танька в институт поступила, так и отправила дорогого куда подальше, благо дорога под боком. Последний раз вести откуда-то аж с Сибири докатились. Лет пять назад. Пусть. Дочка у нее хорошая, да и зять ничего, не пьет, главное. А уж близнецы внуки, короеды золотые, любимые... Все, вроде, по уму, а в доме одна.
В тот апрельский день, после многодневных дождей и туманов, солнце шпарило с самого утра, орал петух, и куры разговаривали так густо, что иногда заглушали проходившие по трассе Камазы. Алена Николаевна покормила птицу, утренние яйца собрала, возилась потихоньку во дворе. В огороде сыро еще было - не проползешь.
У ворот затявкала Муха. Посмотрела - вроде человек у калитки, подошла, открыла. Человек был немолодой, может ее лет, может чуть помладше. Одет аккуратно, машина недалеко стояла, не наша, большая, чёрная. Под мышкой у мужчины кожаная папка. Алена Николаевна подумала : Начальство, что ли, какое новое? А может покупатель?
- Вы за яйцами?
Пришедший помялся, вытащил папку из-под руки, подержал на весу, засунул на место.
- Я по поводу дома вашего.
Алена Николаевна насторожилась, первое, что подумала - дорогу опять будут расширять, или еще чего похуже.
- У меня все документы, все оформлено, все по закону.
- Да, я знаю. Мы проверяли, я потому и приехал.
- Ну так что? Вы говорите, мне на работу скоро.
- Да-да, я в общем не задержу вас. Можно присесть где-нибудь?
- В летнюю пойдемте.
Сели у стола, покрытого пестрой клеенкой. Алена Николаевна положила руки на стол, ладонями вниз, мельком глянула на часы, висящие напротив.
- В общем наша организация хотела бы купить у вас этот дом.
Алена Николаевна молчала. Ей и в голову не приходило никогда, что этот кусок ее жизни можно продать и начать жить по- другому, не здесь, ни у дороги. Она и хотела бы что-то сказать, да не нашла слов, кивнула только, как бы подбадривая собеседника.
Тот оглянулся, словно для того, чтобы зацепиться взглядом за что-нибудь прочное, но продолжил, глядя в лицо хозяйке, чуть поглаживая рукой папку, лежащую на столе.
- В связи со срочностью операции, мы готовы предложить вам больше рыночной цены. Значительно больше.
Муха зашла с улицы, обнюхала брюки покупателя, подошла к хозяйке, лизнула ногу, легла рядом.
- Я, вы знаете, как вас...
- Борис Евгеньевич.
- Да, Борис Евгеньевич, я продавать-то не собиралась. Куда ж мне потом? Я здесь, считай, всю жизнь, привыкла.
- Алена Николаевна, я представляю федеральную сеть закусочных " Быстрый чебурек". Поверьте, что мы предложим вам такие деньги, за которые вы легко сможете купить квартиру в городе со всеми удобствами. Я так понимаю, здесь у вас ни воды, ни газа?
- Это да. Только в город я не хочу. Привыкла на земле. Я у дочери пожила в клетушке этой, так на второй день сбежала. Стены давят.
- Ну, в любом случае, дом можно взять и здесь, поблизости, намного лучше этого. Мы вам поможем и варианты подобрать, поездим, посмотрим. Тут дело в том, что время нас поджимает. Желательно в течении недели все решить.
- Борис Евгеньевич, а это не вас я вчера у Алика видела, напротив который, вы, вроде, возле калитки его стояли.
- Скрывать не буду, мы вначале к соседу вашему обратились. У него участок побольше, и подъезд удобнее. Но с ним разговор не получился.
- Много хочет?
- В общем - да.
- Ну ясно, это ж Алик.
- Все же выслушайте меня, Алена Николаевна, ваш дом по рыночным ценам стоит приблизительно 2 - 2,3 миллиона, и это только за счет удобного месторасположения. Участок при доме для нашей местности небольшой, удобств нет, из хозпостроек - летняя кухня, да курятник. Согласны?
- Ну так что? Люди и хуже живут.
- Давайте, все же ориентироваться на тех, кто живет лучше.
- Давайте.
- Я уполномочен предложить вам пять миллионов. За эти деньги вы легко сможете взять дом со всеми удобствами. И еще останется на машину.
- Да на что мне машина? Мне и велосипеда за глаза.
- Это я так, к примеру. Мы, учитывая, что время поджимает, готовы помочь вам и с выбором нового жилья, и с быстрым оформлением, да, это я говорил уже...
Борис Евгеньевич помолчал, ещё раз огладил ладонью папку свою и добавил веско :
- А чтобы подтолкнуть вас к верному решению, скажу ещё, что мне дано право немного увеличить сумму. Ну, тысяч на 150, вроде как на переезд. С машиной, с грузчиками мы тоже поможем. Вот такое предложение. Что скажете?
- Ну, что вам сказать, предложение, конечно, доброе, и вы, вижу, человек такой, что не обманите. Но, подумать бы мне... С дочкой , что ли, посоветоваться...
- Думайте, советуйтесь. Только вы и нас поймите. Цена такая из-за срочности сделки. У нас уже проект готов, и объект стоит в плане на ближайшие месяцы. Вы завтра сможете ответ дать?
- Завтра? - Алена Николаевна почувствовала, как что-то внешнее наваливается на неё бульдозером, сдвигает из устоявшейся, привычной жизни. А в то же время представила горячую воду из крана и зиму у теплой батареи, без вечных дров и ведерка с углём...
- Завтра к обеду приезжайте, Борис Евгеньевич. Я выходная буду, тогда и скажу.
Попрощались, сел в машину свою, уехал.
2.
Остаток дня прошел как-то мимо. Словно температура к нее поднялась. Мысли все одолевали, а что вокруг делалось, вроде и ни к чему. Как до магазина своего доехала, велосипед у крыльца пристегивала, вообще не запомнила. С напарницей, Нинкой Смирновой из продуктового отдела через полчаса только поздоровалась. Очнулась, когда уже пиво наливала Семенычу. Он, как всегда, первый. Ни дня не пропустит. Две полторашки утром, две - вечером. Хорошая пенсия, военный бывший.
И ведь сколько раз думала она об этом, а вот сегодня снова : сама она, ну ни такая уж любительница выпить. Когда - никогда, и то по чуть-чуть, под настроение, а жизнь ее все время вокруг синьки этой проклятой вертится. Сначала Гришка самогон гнал, торговал и сам спивался, чуть не замерз два раза - из летней до дому не дополз. Ладно, этого выгнала, нельзя уже больше терпеть было. Так, а сейчас - работа у нее - целый день одни и те же опухшие рожи - то водка, то пиво, реже портвешок или коньяк. Как сглазил кто.
И еще подумала : если дом продать, с новой хатой, глядишь, и жизнь по другому пойдет. Но и отрываться от родного тяжело. Она ж не глядя, руками знает где что, и в доме, и в летней, и во дворе.
До работы, магазина этого, всего пять километров по хорошему асфальту. А переезд? Подумать страшно, сколько ж барахла накопила она за тридцать пять лет.
- Брошу половину,- подумала Алёна Николаевна, и спохватилась : я что, решила все уже? Похоже, да, решила.
Дочери позвонила все же, вечером уже, после работы, после того как с птицей управилась. Татьяна много ей чего наговорила, но все бестолково как-то. Смысл один был - сама, мол, решай, как тебе лучше.
Утром уже, подняла воды с колодца, постояла, оглядела двор, прикинула - что забрать, что оставить. И какое-то равнодушие проснулось в ней. Ничего старого не хотелось уже.
- Самое такое возьму, без чего совсем никак. Раз жить по-новой, все куплю, деньги теперь будут. Пусть оно сгинет здесь, хламье это.
От ворот, лениво переставляя лапы, подошел Бибик, потёрся о ноги, Муха выглянула из летней, зевнула, клацнула хорошими зубами.
- Вот еще эти навязались мне на голову,- вслух проворчала Алена Николаевна, походя оглаживая Бибика по широкой, навстречу хозяйской руке выгнутой, спине.
Она давно привыкла говорить сама с собой и не видела в этом ничего странного. Собственно говоря, сама себя обманывая, она делала вид что беседует с Мухой, с Бибиком, с вороной, сидевшей на воротах. Иногда даже отвечала за них. Привычка одиночества.
Муха появилась у нее вдруг и ниоткуда. Вышла Алена Николаевна во двор по какой-то очередной надобности, а у ворот собака лежит, песочно рыжая, в белых носочках, смахивающая на маленькую лису. Глазки умные, и хвостом метет, как родная.
- Ты откуда ж такая? Чья?
Собака не подошла, подползла почти, лизнула в ногу. Алена Николаевна вынесла ей остатки вчерашних щей, вымыла миску, что осталась после Шишкина, и налила.
Ела собака аккуратно, но жадно, наголодалась, видно.
Шишкин, черный дурной пес отвязался с неделю перед этим, понесло его на дорогу, там под колёсами и сгинул. Так что собака оказалась ко двору.
Заглянув в умные глаза ее, посмотрев богатый ошейник из натуральной кожи с какими-то блестящими нашлепками, решила - привязывать не буду, пусть так по двору болтается. Собака, заметив муху, прилетевшую на ее щи, резко клацнула зубами, и та исчезла, как не было. Так она стала Мухой.
Несмотря на то, что собака была домашняя, явно комнатная, но двор охраняла с первого дня. На людей не кидалась, но подлаивала, если кто у ворот топтался, звала хозяйку. В дом Алена Николаевна решила ее не пускать, нечего делать, а в кухне дверь все лето была нараспашку, там Муха и обжилась. Будкой, что от Шишкина осталась, брезговала.
Бибик появился позапрошлым летом, когда близнецы гостили у Алены Николаевны. По какой- то надобности притащилась Татьяна с ними в магазин. Алена Николаевна как раз пиво отпускала, не видела, как кто-то подбросил на крыльцо коробку с котятами. А Борька с Глебкой уже волокут ее в магазин
- Баба, котятки, котятки. Давай возьмем.
Тут бабушка стеной встала, куда их, ораву такую? Разрешила одного. Выбрали пушистого, персикового, самого толстого. И назвали как-то не по-людски : Би-би.
- Это, баба, из мультика, хорошее имя.
Ну, хорошее, так хорошее. У Алены Николаевны он стал Бибик, на это и откликался. Вырос в здоровенного ленивого кота.Ни одна драка в округе не проходила без него, а с этой зимы, как в силу вошел, в радиусе пяти километров от дома пошли как грибы, пушистые котята, не всегда, правда, в масть, но с такими же наглыми мордами.
Так и жили втроем, семейно. А теперь вот вместе и переезжать не бросишь же.
И днем, когда Борис Евгеньевич подъехал, сказала она ему чёткое, однозначное "Да".
Шесть домов посмотрела Алена Николаевна. И так то, любой из них был лучше старого, удобства и прочее, но не лежала душа.
С седьмым было странно. Показывал его не хозяин даже, а риэлтор. Хозяину дети в Подмосковье купили квартиру, он написал доверенность на продажу, собрал пару чемоданов и уехал.
Ни мебель, ни технику бытовую с собой не потащил, конечно. Что продать не смог - все оставил.
Дом небольшой, три комнаты, везде ремонт, окна новые, портьеры, тюль, мебель, огромный шкаф-купе зеркальный в спальне. Все по-хозяйски и во дворе: гараж, подсобки кирпичные, теплые, хороший подвал, сад. Загон для кур больше чем огород на старом доме.
Земли много. Двор большой.
Но летняя кухня - это отдельная история. Фактически это была тридцати метровая студия с кухней, обеденной зоной, где стояли круглый стол, диван и два больших кресла. Душ, санузел с местом под машинку автомат, о которой Алена Николаевна давно мечтала, да куда ее пристроить без водопровода, даже если денег накопить.
Она и в старом то доме, полдня обычно в летней кухне толклась, даже зимой, а тут...
- Дома только ночевать буду, а иногда можно и здесь на диване прикорнуть. И холодильник сюда поставлю, возле посудного шкафа. Прямо место ему. А главное, что до магазина ее, где работала, всего два километра было, хоть пешком ходи.
За дом просили 3,5 миллиона, но, не в последнюю очередь благодаря стараниям Бориса Евгеньевича, отдали за 3,2. И получалось, что денег свободных у Алены Николаевны образовался вагон просто.
3.
Три дня она готовила вещи к переезду, собрала, упаковала - даже меньше, чем думала. Настроение было - от всего прошлого оторваться - и вперёд. Еще до переезда купила, что наметила, разом чтобы одной машиной все перевезти. Стиралку, конечно, посуду новую, так, по-мелочи кое- что, и, по совету того же Бориса Евгеньевича, электроскутер трехколесный с большим багажником.
В первый же день, по хорошему асфальту, осваивая новую технику, шептала себе под нос:
- Машина, машина - и на что она? Вот электро - вещь. И педали не крутить.
И был еще один день, следующий после переезда. Вещи у Алены Николаевны были не разобраны, растерялась она как-то, хваталась за все сразу, бросала тут же, бродила по двору, на огород выходила, походя гладила Бибика с Мухой, тоже, каждый по-своему изучавшими новую территорию.
В летней она была, когда машина просигналила у ворот и Муха залаяла, но неуверенно как-то. Хозяйкой себя не чувствовала пока. Алена Николаевна выглянула - вроде Борис Евгеньевич возле машины стоит. Подошла, поздоровалась.
- Утро доброе, Алена Николаевна, как вы на новом месте?
- Осваиваюсь, спасибо. Так, вроде, хорошо все. Привыкну. А вы что ко мне?
- Да дело в том, что машину и грузчиков вы оплатили...
- Ну...
- А нам нужно официально через бухгалтерию эти деньги провести. Подпись ваша нужна.
- Давайте.
Прочитала медленно, вроде все без подвоха. Подписала.
- А скажите, дом...
- Да?
- Снесли уже?
- Планируют сегодня после обеда, с утра техника занята была на другом объекте.
- Я вам все подписала?
- Да все, пожалуй, вот ваш экземпляр.
- Хорошо. Спасибо. Вы, извините, мне ехать нужно.
На новом электро добралась быстро, хотя и страшно было, не до конца еще привыкла к скорости.
Открыла ворота, заехала во двор. Осмотрелась, словно не была здесь годы, а не пару дней. Все, вроде, как было. Взяла ведро с багажника, кисти, начала с окон. Покрасила рамы в доме и в летней, помыла стекла. Развела мел, победила летнюю, та аж засияла на весеннем солнце. После - ведро, тряпка - пошла мыть все, до чего взгляд дотягивался.
Камазы привычно шумели на трассе, поэтому бульдозер она не услышала, скорее почувствовала вибрацию, когда он выехал в ворота и остановился напротив летней.
Алена Николаевна вышла с тряпкой на крыльцо.
Из кабины выглядывал молодой парень в чистом синем комбинезоне и бейсболке.
- Хозяйка, у меня наряд на этот дом. Под снос. Или путаю?
- Нет, милый, все правильно. А ты не можешь минуток пятнадцать подождать? Я полы только, да крылечко протру. Мне немножко осталось.
- Сейчас начальству звякну.
Парень покивал в телефон, протянул ей трубку : Вас.
- Алена Николаевна, мы же вроде все подписали. Или какие-то проблемы?
- Нет, проблем нет. Просто я тут убралась немножко. Подбелила. Мне полы осталось помыть, я скоро.
- Зачем это? Дом ведь под снос идет.
Она помолчала:
- А зачем покойников обмывают?
После этого замолчал голос в телефоне. И, чуть погодя :
- Дайте рабочему трубку, скажу, пусть подождет. Только недолго, пожалуйста, график у нас.
- Да я скоренько, мне чуть-чуть...
Отдала парню трубку, тот несколько раз сказал : Понял. Поглядывая на нее.
Когда закончила мыть крыльцо, повесила тряпку на перила, руки помыла под умывальником возле крыльца. Оглядела дом, вздохнула, подошла к парню, который сидел на скамеечке у летней, уставившись в телефон.
- Молодой человек...
- Что, все? - парень встрепенулся.
- Да, закончила я. Только... Ты пять минуток погоди. Я уеду, тогда ломай. Можно?
- Да, не вопрос. Роли не играет.-
Парень оглядел дом, летнюю :
- Картинка, аж ломать жалко.
- Да. Жалко. Все. Поехала я, ты пять минут повремени... Спасибо тебе.
Она не хотела оглядываться, но, когда уже после перекрестка, дорога потянула на подъем, все же остановилась. Посмотрела. Парень не обманул. Сверху хорошо было видно и дом, и огород, уже зазеленевший, и бульдозер посреди двора у колодца. Закрыла глаза. Постояла, после села на свой электро, и, не оглядываясь уже, двинула домой.
4.
Новоселье отмечали после майских. Раньше не получалось никак. Алена Николаевна устраивала под себя летнюю, дом, докупала кое-какие мелочи, а главное нужно было подгадать так, чтобы никто из девок, да и она сама не работала в этот день, а желательно и в следующий.
Гости были те же, что и всегда, на любые праздники - двое из магазина Нинка и Светка, да две школьные еще подруги, две Катьки, разведённые, не хуже ее. Вместе с ними, соплюхой еще, торговала она в районе на вещевом турецкими шмотками. Там, кстати, и Гришка, муженёк будущий, заметил Алёну. Таксовал он тогда на восьмёрке своей, но в основном братву мелкую возил. И это вспомнили, и много чего еще. Пили. Пели. " Я его слепила.. " - со слезой, а "Три кусочка колбаски..." - весело и дерзко, или казалось им так, нетрезвым слегка.
Посидели хорошо. Нинка с продуктового выступила:
- Завидую тебе, Аленка. Все у тебя катит, все к месту. И, гляди, вроде с одного года все мы, а ты, как пиво наливаешь, спиной стоишь - прямо девочка. Я ж вижу как мужики-то пялятся, пока ты не смотришь.
- Зато когда повернусь, никто уж и не глядит.
Катька Зырянова встряла :
- Ладно,не наговаривай на себя, подруга, ты из нас моложе всех смотришься.
- Смотришься - не смотришься, а суставы сами знаете, как у всех. И мажу, и таблетки горстями, а все на погоду крутит. Вообще, тут не я, тут по наследству. Вы ж маму мою помните? Вот и бабушка такая ж была до самой смерти, прямая да подбористая, как школьница.
И за это выпили, и за дом, и за внуков, не только алениных, а за всехних.
Потом уже, когда гостей проводила, постояла перед зеркалом. Ну, ничего, конечно, седых волос и нет, считай, хотя все ее годы на лице написаны. Никуда ты их не денешь, и от них не денешься. Да и зачем?
5.
И июнь уже тянул к середине. Бибик все чаще ночевал дома, от'едался, спал.
Ласточек прилетело по весне в новый дом - туча. И уже все почти сидели по гнездам, налепленным где ни попадя, под свисающими крышами сараев и пристроек и даже в курятнике у потолочной балки. Быстрый полет и неумолчное щебетание ласточек, а также стаи озабоченных шумных воробьёв делали двор обжитым, теплым, своим.
Муха выбрала себе местечко в старом кресле под навесом возле кирпичного мангала. А иногда приходила к Алене Николаевне в летнюю подремать под кондиционером вместе с Бибиком.
Алена Николаевна ждала внуков. В одну из комнат купила двухэтажную кровать. Еще подумала : Борька, тот наверх полезет, шустрый, Глебка потюленистей.
На стену обои наклеила, с какими-то, не поймешь, драконами. Продавец авторитетно сказал : Мальчикам нравится. Хотела еще много чего купить, но потом решила : Приедут, вместе в магазин сходим, что захотят, то и возьму.
Разговаривая с дочерью, она боялась спросить, когда же наконец их ждать. Чего боялась - и сама не знала. А Татьяна тоже молчала. И разрешилось все это ожидание таким разговором, после которого нормальной бабушке только и остается, что валерианку глотать.
- Мам, ну ребятам нужно отдохнуть перед школой. Мы им на все лето распланировали. Георгий сказал - на детях не экономим. Он же, знаешь, как... В общем в Крым, на море, потом в Турцию, ну и... в Ессентуки, к другой бабушке, фрукты, горы...Ну не могу я с ним спорить, знаешь же. А к тебе - осенью, время выберем, приедем, первый класс, не страшно, несколько дней пропустить можно.
- Несколько дней? Я их на лето ждала. Ну да, у меня гор нету, и фрукты не такие...
- Мама, ну не сердись только, ну не обижайся. Фотки мне с нового дома понравились. Мы с Георгием пылесос тебе купили моющий.
- Пылесос? Я думала, Танечка, ребята приедут...
- Ну, мам, ну не последнее лето.
- Да, не последнее.
- Ты не болеешь? Все у тебя нормально?
- Нормально. Нормально у меня все. Сами не болейте.
- Ну, до свиданья, мамочка, целую.
Алена Николаевна посидела еще возле стола, телевизор включила, выключила. Показалось ей как-то душно в летней. Вышла на улицу под темное, остывающее после дневного пекла, небо.
Муха подошла. Алена Николаевна погладила ее, шершавый язык собаки нашёл пальцы хозяйки.
- Не приедут ребята, Муха. Вот так. Будем с тобой, да с Бибиком. Где этот обормот шляется?
Посидела во дворе. Тихо было, только где-то дальше по улице тяжело и редко подавала голос корова. Да соседские утки подкрякивали, угоманиваясь на ночь.
Вечерний покой не доходил до нее, она представляла близнецов, круглые их глазенки, попки розовые. Сама распаляла себя, и внутренняя дрожь не давала сидеть на месте.
Вернулась в кухню, открыла холодильник, достала недопитую с новоселья бутылку вина. Одну рюмку выпила, вторую. Снова потянуло ее во двор. Почему-то срочно ей понадобилось найти кота. Бибик загуливал по своим делам часто, иногда сутками, но именно теперь, сию минуту Алена Николаевна хотела, чтобы он был рядом. Мухи ей было мало.
Она покыскала, открыла калитку за гаражом, насквозь прошла пустой в это время куриный загон, и, обогнув старую развесистую сливу, вышла на огород. Вышла и замерла. Возбуждение ее, поднявшись почти до крика, вдруг сгасло, ушло. Она стояла растерянная и смотрела. На огороде, шагах в десяти от сливы, стоял дом.
Ее старый дом, проданный и снесенный. Поблескивали в свете звезд свежевыкрашенные окна, висела выполосканная тряпка на перилах крыльца. Не глядя под ноги, она сделала несколько шагов к дому, и чуть не упала, споткнувшись о помидорный куст.
Алена Николаевна смотрела, привыкала к странному. Постепенно, чуть успокоившись, начала замечать, что не так все и ладно с домом. Нематериален он был, словно бы плыл над грядками. Крыша туманилась, сквозь нее плохо, тускло, но светились звезды.
Не дом - призрак дома.
голове у нее странно, скрипуче, и мягко в то же время, прозвучал голос:
- Здравствуй, хозяйка.
Она не могла ответить, губы свело. Лицо окаменело. А в голове была только одна мысль : Как же я его под бульдозер?
- Не молчи, хозяйка, давай, в кои то веки поговорим. Я ведь мыслей твоих не вижу. Скажи что-нибудь.
У Алены Николаевны в голове как будто прояснилось. Одернув кофту, подняла голову, посмотрела прямо в окна дому, тихо спросила, прошептала почти :
- Как ты здесь? Почему?
- А куда ж мне? Куда ты, туда и я, - дом отвечал охотно, словно устал молчать за долгие годы.
- Если б я знала, что ты вот так... Что ты такой... Я бы, знаешь, так и жила бы.
- Да нет, хозяйка. Не я, ни ты ни при чем. Судьба, жизнь. Мы, домА, говорим "смета". Ты меня жалеешь? Не надо, у меня все хорошо будет. Раз уж я с тобой говорю, значит и дальше все сложится как надо. Ждет меня Светлояр озеро.
Про озеро это Алена Николаевна потом уже, дома вспомнила. А тогда, на огороде как-то мимо ушей пропустила. Все понять пыталась. Как? Откуда? Нигде она про такое не читала и не слышала. Вино? Да ну, две рюмки всего.
- Хозяйка, ты как?
- Да не соображу ничего.
- Понятно, тут привыкнуть надо. Хочешь, завтра вечером приходи, как стемнеет. Днем меня не видно.
- А вечером если увидит кто?
- Меня только ты можешь видеть, так что не переживай.
"Вот потому и переживаю, - подумалось Алене Николаевне : если кроме меня его никто не видит, дело плохо".
- Как тебе в новом- то доме?
- Нормально. Обживаюсь.
- Да, он ничего такой, с удобствами, крепкий.
- Верно, крепкий. Я и правда, пойду пока. Ты не сердись, хорошо?
- Ладно. Придешь завтра? Я ждать буду.
Хотела сказать : Приду, только уж и ты приходи, но потом почувствовала, что где-то она такое слышала уже, и не сказала, кивнула только. И потихоньку пошла с огорода.
Бибик ждал ее под сливой, мявкнул и пошел впереди, задранным пушистым хвостом обозначая дорогу.
6.
Встала поздно. Голова не то, чтобы болела, но тяжелая была, как не своя. Потихоньку расходилась. Солнце уже вставало над дальними камышами, ласточки суетились. Покормила кур, поставила нахлебникам кашу варить, пошла на огород.
Не было там, конечно, никакого дома, и следов не было. Только ее следы и покосившийся помидорный куст, о который споткнулась ночью.
Вот сразу все навалилось. И разговор этот с дочерью, и дом на огороде. Даже в груди затяжелело как-то. Кофе попила, встряхнулась вроде, поехала на работу.
Там уже, когда утренние прошли, присела, вспомнила про Светлояр озеро. Залезла в интернет, нашла " Сказание о граде Китяже", что-то такое она с детства еще помнила. Подумала : так вот ты куда собрался.
И в этот момент поняла то, что ночью от себя скрыть пыталась.
Никакая это не галлюцинация. Реальный призрак дома. Ее старого дома. И она с ним разговаривала.
Вечером домой приехала, управилась, вышла с чашкой чая под навес, к мангалу. Села в одно из легких пластмассовых кресел, что от старого хозяина остались.
Сидела, дышала ночью, тишиной. Пыталась расслабиться и хоть на чуть-чуть забыться, не думать ни о внуках, ни о доме. Муха словно чувствовала, что к хозяйке лучше не приставать, лежала поодаль, редко пошевеливпя острыми ушами.
Ныли руки Алены Николаевны, сложенные на коленях. Чай на столе медленно остывал. Нет, не получалось уйти в летнюю ночь без забот, без мыслей, без болячек телесных да душевных.
Поднялась. Крадучись, словно боялась, что услышит кто, дошла до старой сливы, выглянула из-за нее.
Дом стоял. Стоял на огороде. Такой, как вчера, такой, как под слом пошел. Вздохнула Алена Николаевна, отвернулась, постояла под навесом, решительно взяла одно из легких кресел, понесла на огород.
Вышла из-за сливы, озабоченная, словно по делу здесь, долго устанавливала кресло на неровной земле, и, только сев в него, поудобнее устроившись, подняла глаза на Дом. Тот ждал. После только заговорил :
- Здравствуй, хозяйка.
- Здравствуй.
- Поверила?
- Да.
- Не рада мне?
- Честно? Не пойму я. Ты объяснить можешь?
- Так что объяснять? Вы, люди давно до этого дошли - смерти нет, только изменения.
- Все изменяется?
- Все. Только не все одинаково.
- А вы, ну, дома, все вот так вот?
Дом помолчал, стало слышно мельтешение летучих мышей - до того тихо было.
- Тут, понимаешь, Алена Николаевна, загадка. Кто-то, как я, в таком вот виде призрачном покочует маленько, а потом позовет его Светлояр озеро. Это, знаешь...
- Знаю. И про Китеж град знаю.
- Ну хорошо. Вот, туда и уходим.
- А другие?
- А другие - не знаю. И никто не знает. И кто путь наш выбирает, неизвестно.
- Меня-то как нашел?
- Да что ж мне тебя искать, Алена Николаевна? Связаны мы. Сколько годов вместе. И не обижала ты меня, заботилась.
- Да и я тобой довольна была, но видишь вот - соблазнилась под старость. К добру ли, к худу?
- К добру. С этим домом поживешь, у него нутро доброе, тнезлобливое.
- И откуда ты знаешь столько? При дороге наслушался?
Дом не сразу заговорил, и как-то по другому, медленнее, глубже :
- Меня из саманов слепили в 1952 году, дед Гришки твоего строил, Григорий Иванович. А вот в Красном селе возле железки раньше церковь была. Освятили ее в 1836 - ом, а сломали в 1920-ом. Так вот, печь моя сложена из тех, церковных кирпичей, потому и сердцу моему, считай двести лет почти. Сердце мое много помнит.
После этих слов его долго слушали тишину ночную. На душе у Алены Николаевны не то, чтобы улеглось, но подотпустило, не так скребло. Поднялась с кресла.
- Ты прости меня, засыпаю совсем, завтра вставать рано.
- Конечно, отдыхай, спасибо тебе за разговор. Приходи, когда по слову заскучаешь.
- Приду. Счастливо тебе.
Пошла по тропинке, а кресло забирать не стала. Чего его таскать туда-сюда?
7.
Стали привычными эти вечера, лето шло своим чередом, обтекая их, беседующих под звездами, среди прущей, отдыхающей ночью от солнца, огородной ботвы. Резные листья кабачков разлапились уже до третьей ступеньки призрачного крыльца. Воды Алена Николаевна на полив не жалела.
Однажды, после работы, по темноте уже приехала домой, без рук, без ног, злая на весь свет. Покрутилась по дому, пожевала что-то на ходу, и не заметила, как оказалась на огороде, в кресле.
- Ты чего такая, хозяйка?
- Да достали все. Какой-то специальный день что ли сегодня? Всю смену: то то не так, то это не этак, а под вечер уже, пять минут до закрытия, полы протерла, кассу пересчитала - прутся. Прямо с огорода, как были в галошах, в земле по уши. Я аж матом на них: Стойте, с..., за порогом. Говорите, чего надо, вынесу. Ну что им? Конечно, пива да беленькой, еще и в долг. Зла нет. Ты-то понимаешь меня?
- Я - да. Дом грязь не любит. Он, когда захезанный, и старится быстрее. Ты посиди. Хочешь, я тебе сказку расскажу?
- Да я их все знаю, вроде, сказки то.
- Эту не знаешь. Про дом сказка.
- Ну, давай. Только если задремаю, не обижайся, буди. Устала я.
- Под сказку дремать не грех, она и во сне доходит. Ладно, слушай: первый дом никто не строил, появился он сам по себе, ниоткуда, на берегу речки, возле старого леса...
Алена Николаевна задремала все же, и так и не узнала потом, что она услышала от дома, а что во сне увидела. Только помнит каких-то колдунов великанов и людей в шкурах, плетущих шалаши.Молнии, бившие в крышу высокого дома, стоящего над речкой гордо, несгораемо.
Дом часто ей потом рассказывал сказки, но все они были отголосками человеческих. Теремок никто не давил, наоборот, ему второй этаж надстроили. Зайчика лубяная избушка выгнала сама, потому что он с бесчисленным потомством загадил эту избушку донельзя. И лису- аккуратистку лубяная пригласила сама, после зайцев порядок навести.
Новый мир открывался перед Аленой Николаевной. Вернее, не так. Знакомый мир оборачивался другой стороной, чужой, не всегда понятной, но притягательной.
А в тот вечер, подремав скольеко-то, очнувшись, задала она вопрос, который давно в душе ворочался. Задала, и сама испугалась :
- Слушай, не знаю, как и спросить...
- Ну, говори.
- А когда ломали тебя, страшно же было? Нет?
- А как ты думаешь, когда убивают, ужели не боязно? Только я ж про старые кирпичи, что в печке, тебе рассказывал. Так что... В общем думал я, что поживу еще, пусть по другому, но кирпич, стропила, доски какую никакую память сохранят. Да и сейчас, в таком виде, тоже, вроде, живу.
- Живешь, - отозвалась Алена Николаевна : конечно, живешь.
8.
Звезды по ночам стали крупнее, из балки тянуло холодком. Ночные птицы громче перекликались над сохнущим огородом.
Август. Август шел по земле. Лето, как всегда, пролетело в заботах, в трудах, опалило, порадовало, а теперь угасало постепенно.
И августовским вечером, сидя в кресле своем, за привычным уже, ежевечерним разговором, заметила Алена Николаевна - не так что-то с Домом. От крыши в сторону камыша словно дымок тянется белесый, и голос у Дома странный, дрожь какая-то в голосе.
- Что с тобой?
- Так, хозяйка, пройдет.
- Да что пройдет? Ну? Я же слышу.
- Это бывает. Сущность моя истаивает, видишь, дымком уходит.
- Так что же делать?
- Позвал я помощь.
- Какую помощь?
- Ну, не скорую, конечно. У нас своя помощь, придёт, полечит.
- Когда придёт то?
- Ну, тянуть не будет, придет, хотя и много нас, таких.
- Надо же, и вы болеете, и помощь у вас.
- Да, хозяйка, все как везде.
А на следующую ночь только вышла Алена Николаевна из-за сливы и обратно шагнула, листву раздвинула, выглянула.
Дом не один был. Притулилась сбоку аккуратная такая хатенка, чистопобеленная, соломой крытая. Розовая луна стояла прямо над огородом. И в свете ее солома на крыше хатки отливала красновато-рыжим, а в окошке у гостьи огонек светился, неяркий, вроде свечки.Алена Николаевна посмотрела еще, но выходить не решилась. Помощь, все же, вдруг помешает чем? Пошла от греха.
А следующим вечером не могла темноты дождаться. Еще за камышами небо было светлое, вечернее, а она уже на огороде топталась. В кресло не садилась, ждала - покажется Дом, или не помогли ему, истаял вовсе.
Показался. Показался на том же месте, где и всегда. И только тут заметила Алена Николаевна, что не дышала почти.
Выдохнула. В кресло опустилась. Дом был как новенький, сквозь крышу звезды даже еле пробивались.
- Здравствуй, хозяйка. - и голос прежний.
- Здравствуй, родной, полегчало?
- Да, хорошо теперь.
- Значит помогла тебе твоя рыжая?
- Какая рыжая?
- Ну помощь твоя.
- Нормальная помощь. И помогла, видишь же, не таю больше. А почему ты говоришь "она"? У нас разницы нет, мы ж не люди. Это у вас - он, она, а то еще оно, не приведи Господи.
- Да просто сильно она на врачиху одну смахивает из нашей поликлиники, рыжая тоже, глазища зеленые, наглые, и вечно на каблуках...
- Зря ты так, Алена Николаевна, это хорошая была помощь. Ее Светлояр озеро уже лет сто почитай к себе зовет, а она каждый год откладывает, потому таких, как я, пользует, а нас много, и все прибавляется.
- Ну прости, не знала.
- Да ничего. Ты-то как?
- Нормально, как всегда. Руки вот к вечеру мазью натерла, отходят. А ты что-то смурной. Подлечили ж тебя.
- Понимаешь, не знаю как сказать, щемит что-то. Ветер у меня внутри гуляет, холодно. Нет, не холодно, знобко. Тепла во мне нет. Нежилой я.
- Тошно тебе, так и скажи. От этого помощь не спасет.
- А что нужно?
- Поговорим. Хочешь, я кресло поближе переставлю?
- Я сам подойду.
- Давай.
Кирпичная стена со свежеокрашенными окнами придвинулась ближе. Крыша нависла над алениным креслом, но сквозь нее чернело небо и веял ветерок.
Поговорили. Да и помолчали хорошо.
А на следующий вечер Алена Николаевна появилась как обычно после заката, шла, прижимая к груди глиняную миску, накрытую полотенцем. Осторожно ступая по междурядью, подошла вплотную к дому. Тот ждал молча, только как-то весь встрепенулся навстречу.
- Вот, пирожков тебе напекла. С картошкой, да с капустой.
Сделав над собой усилие, но не закрывая глаз, шагнула Алена Николаевна в таинственный полусумрак внутри дома, поставила миску прямо на землю, и, дуя на пальцы, разломила два верхних пирожка.
Кисловатый запах горячего теста и ароматы начинки наполнили призрачное пространство.
Алена Николаевна отошла к своему креслу, присела. Дом молчал. Но создавалось ощущение, что стены его чуть вздрагивали ритмично.
- Плачет что ли? - подумала Алена Николаевна.
- Спасибо, хозяйка. Дух жилой во мне. Это после стала ты в летней готовить на балонном газе, а помнишь, как раньше в печи пекла? Вот такой же запах стоял. Я надышаться не мог. С капустой особенно хорошо.
- Там левый дальний угол в духовке подгорал всегда.
- Знаю. Я ничего сделать не мог. Так печь сложена.
- Да, так говоришь, с капустой? Буду печь тебе иногда, раз любишь.
- Ты только, это...
- Что?
- Ты, Алена Николаевна нечасто. Когда редко, оно радостней, да и ждешь.
- Да уж и когда мне тебя баловать каждый день. Когда-никогда испеку. Оставить тебе их?
- Остынут. Ты пару, какие преломила, оставь, а остальные забирай.
С тех пор, когда раз в неделю, когда в десять дней, пекла она пирожки и относила вечером на огород. А однажды, чуть не обварив руки, аккуратно донесла миску щей, огненно горячих. И запах их стоял в призрачных стенах дома до самого утра.
9.
Как-то утром, пристегивая электро возле магазина, нашаривая ключ в сумочке, увидела Алена Николаевна желтый лист на ступеньке крыльца. И еще один, и еще... Осень? Да, осень. Сентябрь уже. Тяжело и мутно сделалось в сердце. Лето кончилось, а близнецов в гости она так и не дождалась. Самой съездить? Да это не то. Тут их и покормишь, и на кровати новой уложишь, и подарков купишь, опять же. И так ей снова обидно стало. Были б слезы - заплакала б. Но слез не было.
А днем позвонила Татьяна. Голос веселый:
- Мама, мы завтра будем. Ты как, на работе своей сможешь подмениться? Мы дня на три-четыре. Ребята по тебе скучают. Адрес новый есть у меня, найдем. Все, жди. Еще до обеда у тебя будем.
Вечером ни до чего. На огород к Дому забежала так, походя, даже до кресла не дошла, только и сказала :
- Внуки едут.
Потом уже подумала : нужно было хотя бы пять минут посидеть, обидится ведь. Да нет, поймет.
Кухня вверх дном. Тесто поставила, в трех мисках начинка разная, петуха нелюбимого зарубила на лапшу. Давно он ей нервы делал. Бибику с Мухой в миски налила и сказала, чтобы не отсвечивали, и под ноги не совались.
Часам к двум ночи вроде управилась. Вышла все же к Дому, присела.
- Обиделся?
- Да что ты, хозяйка, я ж понимаю.
- Знаешь же, как ждала.
- Знаю, конечно. Радуюсь за тебя. Выросли, наверное, с прошлого то года. Какой они мне тогда бардак на чердаке устроили...
Алена Николаевна вспомнила, посмеялась тихонько.
- Ладно, не обессудь, спать пойду, вымоталась вся.
- Иди, конечно, отдыхай, хозяйка.
Утром, сама понимала, что рано еще, но часов с десяти уже и места себе не находила, сидела недолго на лавочке у ворот, возвращалась во двор. В огороде, кроме тыквы уже и не осталось ничего, все убрано было. Но полила тыкву, сорняк сухой подергала, лишь бы чем-то руки занять. И, с огорода услышала, сигналят. Муха лает, но не как на чужих, а звонко, радостно.
Точно - красная Танькина машина, и она, доча, возле ворот уже. Открыла ворота, калитку, все настежь. Дочку поцеловала, глянула быстро : в порядке? В порядке, вроде.
И вот, наконец-то, ребятки ее, Господи, здоровые какие, по фоткам не угадаешь, а тут обоих сразу уже и не поднять. Щебечут, что те ласточки:
- Баба, мы тебе пылесос привезли.
- Хорошо, милые, хорошо. Не похудели они у тебя?
- Да ну тебя, мама, нормальные дети. Они ж растут.
- Растут, и как еще растут. Ну, пошли в дом. У меня готово все, поди голодные.
- Да, просили по дороге заехать в "Чебурек", да я сказала - терпите, бабушка обидится.
- Ну и правильно. Сейчас пирожков поедим. А чебуреки я завтра сготовлю.
- А ты, мамочка, знаешь, как тебя на деревне зовут?
- В смысле, "как зовут"? Алена Николаевна, или Алёна просто.
- Да нет. У меня навигатор заглючил, с интернетом то у вас так себе. Дорогу спросила. Говорят : а, это Алена- строгая, что пивом торгует, знаем. Так, что, мам, строгая ты.
- А с ними, с алкашами моими нельзя по другому. Ну, чего вы? Давайте за стол. Тань, я там винишка взяла бутылочку. Будешь?
- А, давай. Сегодня точно уже не поеду никуда. Тем более за твои хоромы нужно выпить. Дом и правда хороший, молодец ты. По старому то дому не скучаешь?
Алена Николаевна только головой помотала, подумала: Заскучаешь тут, - и машинально глянула в сторону огорода.
Потом день целый от внуков не отходила, по очереди катала их на электро, комнату показала, где спать, им понравилось. Взяли Муху, сходили до ближайшего пруда. Не покупаешься уже, но так, у воды побродили. Муха выкопала медленную, засыпающую лягушку, поиграла, бросила.
Вечером ребят уложила, повечеряла с Танюшкой в летней, отправила ее спать в дом, на свою кровать. Сама в летней, на диване. Вставать рано, чтобы уж никого не тревожить.
Перед сном дошла, все же, до огорода. Привыкла она говорить с Домом не торопясь, несуетно, словно бы думать вслух. А тут вся полна была сегодняшним днем, так и горела. И завтрашнее уже жило в ней, предчувствие дня, полного счастливых забот. Дом знал, что не до него и не обижался. Сказал только:
- Алена Николаевна, ты и так за день убегалась, иди спать. Я эти дни тебя особо ждать не буду. Ты только, как сможешь, внуков покажи, ну, если получится.
- Ладно, милый, ладно. Хороший ты, понимаешь все.
- Да чего уж, иди.
Дни летели. Съездили в магазин за подарками. Там чуть с Татьяной не поругались.
- Мама, не бери им это, у них такое есть, а это дорого, а это им еще рано...
В кои то веки деньги появились, так что ж их в землю зарыть? Внукам любимым уже и купить ничего нельзя. Татьяна все же угомонилась, махнула рукой : делайте что хотите.
А Алена Николаевна, пока по магазинам бродили, пуховичок себе на зиму приглядела, даже померила. Цвет, правда, не по возрасту - красный, капюшон с опушкой под чернобурку. Продавщица сказала : Идет вам. Да Алёна Николаевна сама видела - идёт. При Татьяне застеснялась чего-то, решила, потом - заедет, возьмет.
И представила как сидит в пуховике этом в кресле на огороде. Кругом зима и снег под луной. И Дом. Ему пуховик точно понравится. Не может быть, чтобы не понравился.
Четыре дня эти были для Алёны Николаевны фейерверком, медовым месяцем. И вот - все. Завтра уезжают. Вечером после ужина, чая с пирогом, Татьяна погнала было ребят спать, но бабушка вступилась:
- Ты, посиди, Тань, а я пойду цыплятам моим покажу какой закат у нас красивый. Пойдемте. Глебушка, надень шапку, холодает к вечеру.
Татьяна, без особого аппетита доедавшая кусок пирога, лениво подумала : Что это с мамой? Сроду она закатов этих не замечала. Стареет, что ли?
Темнело. Алёна Николаевна дошла с внуками до кресла на огороде. Глеб тут же уселся и стал молча смотреть перед собой на остатки заката, на пустую скучную землю, в трех шагах невидимую уже. Борька попытался вытолкнуть брата из кресла. Когда это ему не удалось, стал палкой подковыривать землю под одной из ножек. Алёна Николаевна стояла рядом и смотрела на Дом. А он смотрел на нее, на ребят.
Глеб подал голос с кресла :
- Баба, смотри, а тут туман, прямо как стог сена, большущий, из-за него и неба не видно почти.
Борька глянул :
- Придумываешь, нет там ничего. Баб, пойдем домой, холодно.
- Пойдемте, пойдемте. Умоетесь, и спать, завтра домой.
Вздохнула.
- Эх, Муху бы с собой взять.
- Нет, муха здесь останется. Кто будет бабушку охранять?
- А Бибик?
- А Бибик мышей будет ловить.
"Ни разу не видела," - про себя подумала бабушка.
Убаюкала близнецов, засопели вроде, пошла в летнюю. Татьяна смотрела в телевизор пустыми глазами, зевала.
- Уложила я ребят, иди и ты, доча, завтра за руль тебе.
- Да, мам, пойду, правда, - поцеловала в щеку, ушла.
Алёна Николаевна выключила телевизор, посидела еще недолго, пошла к Дому.
- Ну, как тебе?
- Выросли. Здорово выросли. Вот, тоже, одинаковые, а разные. Характер, да?
- Уж что разные, то разные, а ты понял, что Глебка увидел тебя. Как стог сена, говорит, туманный.
- Да вообще не должен бы, однако кто его знает? Парень не простой. Какой вот дом ему в жизни выпадет?
- А при чем здесь дом? Они в квартире живут.
- Да неважно это. Неважно, что в квартире. Понимаешь, хозяйка, дом это ведь не просто четыре стены и крыша. Дом может быть тюрьмой или больницей, может быть храмом, а иногда могилой. И здесь не все только от человека зависит, понимаешь?
- Умный ты, это в тебе старые кирпичи говорят, похоже.
- Да какие уже во мне кирпичи, Алена Николаевна, так, туман один...
10.
А дня через три, под конец сентября, все же купила она красный пуховик. И, хотя не так уж и холодно было, пришла на огород обновкой похвастаться. В кресло не сразу села, прошлась туда- сюда.
- Хозяйка, никак у тебя шубка новая?
- Пуховичок. Нравится?
- Да, хорошо тебе. Зимой тепло будет.
- Для того и брала. А ты сегодня не такой какой-то, светлее будто.
Что-то поскрипело тихонько, как будто прозрачные стропила могли рассохнуться.
- Я, Алёна Николаевна... Я, в общем, ухожу. Позвали. Светлояр озеро.
Алёна Николаевна поворочалась в кресле своем, замерла:
- Вот значит как, а я?
- Что?
- Что - что? А я? С кем я останусь?
- У тебя ж новый дом.
Алёна Николаевна встала с кресла, пошла огродной тропинкой почти вплотную к призрачной кирпичной стене.
- Новый - он чтобы жить. А вот так вечером выйти, посидеть, поговорить с кем мне? Молчишь?
- Алёна Николаевна...
- Да что " Алёна Николаевна", бросаешь меня, так и скажи. С собой ведь не позовешь?
- Куда ж тебя? У вас свой Рай. Нету места вам в Светлояре.
Алена Николаевна отвернулась, отошла, снова села в кресло.
- Хозяйка, ты послушай вот: на соседнем хуторе третьего дня пожар был, слыхала?
- Ну?
- Дом сгорел.
- Знаю, хибара брошенная, как еще на хорошие дома не перекинулось.
- Вот... В общем, Алёна Николаевна...
Дом чуть сдвинулся, поплыл в сторону соседского огорода. За ним угадывалось еще что-то, расплывчатое, белесое.
Она встала, подошла ближе.
Домик был маленький, о три окошка, крытый камышом, побелка облупилась по фасаду, стекол целых , почитай, не было , дверь заколочена кое-как неструганой доской. Против своей воли вздохнула Алёна Николаевна, и , не заметив, что вслух, произнесла :
- Господи, неказистый какой.
Дом тут же сбоку, с соседского огорода вступился:
- Да ты подожди, хозяйка, зря ты сразу то так,- и, к новому : Ты скажи, не молчи.
Голос у домика оказался странно тонким, детским каким-то:
- Так что ж говорить? Я и крепкий пока был, хозяева меня не любили. Бросили. А теперь то, такой, кому я нужен?
- Ну что ты, хозяйка, -снова подал голос Дом.
Та подошла еще ближе, заглянула в разбитое окно. Что-то светилось там таинственно, и, как показалось ей, робко, едва-едва. Для себя самой неожиданно протянула руку к неровной стене, коснуться не смогла, конечно. Тихо, одними губами прошептала:
- Маленький, ну живи у меня, что ж, места много. Сказки умеешь?
- Страшные только.
- Ничего. Мы их вместе переделаем, будут веселые.
Обернулась к Дому:
- А ты иди, не серчай на меня. Счастья тебе в Светлояре вашем.
Крыша дома странно подалась вперед, словно поклониться пытался напоследок:
- Спасибо, хозяйка. И прощай.
- Добрый путь.
И, повернувшись к новому, неказистому, робкому, спросила ласково, но по-хозяйски уже :
- Ты как, маленький, пирожки то с чем любишь?
-
-