Тяжёлая входная дверь, обитая тёмным деревом, протяжно заскрипела, словно жалуясь на промозглый октябрьский ветер.
Вместе с потоком сырого воздуха в тёплое, живое нутро моей пекарни ворвался цокот каблуков — резкий, выбивающий нервную дробь по старому паркету.
Я протирала бокалы за стойкой, когда увидела эту процессию: Инга вплыла в зал, будто ледокол, вспарывающий уютную атмосферу, а следом, виновато ссутулившись, плёлся мой сын.
На плечах невестки висела шуба из крашеной норки, совершенно неуместная в эту слякоть, а глаза закрывали огромные тёмные очки.
Андрей же выглядел как нашкодивший школьник, которого волокут к директору: бегающий взгляд, втянутая в плечи голова и ворох ярких, кричащих пакетов в руках.
— Боже, Андрюша, ну и амбре тут у вас, — её голос, высокий и капризный, перекрыл мягкий гул работающей кофемашины. — Прямо музей забытых вещей и вчерашних булок.
Она прошла мимо меня, даже не удостоив кивком.
Задела плечом так, словно я была не живым человеком, а досадным препятствием, старой тумбочкой, которую давно пора выкинуть на свалку.
Невестка завалилась в ресторан как Королева и унижала меня, но она не знала кто на самом деле владелец ресторана — для неё я была просто «удобной мамой», которая печёт пирожки и не должна отсвечивать.
Я медленно опустила полотенце на стойку, чувствуя, как внутри поднимается волна глухого раздражения.
Глубокий вдох.
Дрожжи. Ваниль. Кардамон.
Это был мой мир, моя крепость, которую мы с мужем строили по кирпичику двадцать лет, вкладывая в каждый угол часть души.
— Здравствуйте, Ольга Николаевна, — пробурчал Андрей, стараясь стать невидимым.
Он сгрузил пакеты на массивный дубовый стол в центре зала — гордость моего покойного мужа, который сам выбирал этот вековой дуб и шлифовал его неделями.
— Привет, сынок, — я старалась, чтобы голос звучал ровно. — Чай будете? Я только что испекла расстегаи с сёмгой, твои любимые, тесто подошло идеально.
— Ой, умоляю, только не надо вот этого вашего «теста», углеводная бомба, — перебила Инга, брезгливо оглядывая деревянные панели на стенах.
Она провела пальцем с хищным длинным ногтем по лакированной поверхности стола, словно проверяя его на наличие бактерий.
— Андрюш, скажи ей, чтобы принесла двойной эспрессо и воду без газа.
Инга говорила обо мне в третьем лице, находясь в метре от меня, и это унижение жгло сильнее пощёчины.
— И пусть протрёт здесь, мне кажется, тут всё пропиталось жиром и нафталином.
— Инга, мама сама... — начал было Андрей, но тут же осёкся под её ледяным взглядом.
— Что «мама сама»? — она повернулась ко мне, наконец-то соизволив заметить моё присутствие. — Женщина, вы слышали заказ? Кофе и воду. У нас мало времени, скоро приедет дизайнер с прорабом, и нам нужно освободить пространство для замеров.
Я замерла, чувствуя, как сердце сбивается с ритма.
Слово «прораб» прозвучало как приговор, как лязг затвора.
— Какой прораб, Андрей? — я посмотрела прямо на сына, требуя ответа.
Тот покраснел, став пунцовым, и начал нервно теребить пуговицу на пальто, готовый провалиться сквозь землю.
— Мам, ну... Инга считает, что нам нужен... радикальный ребрендинг, — выдавил он из себя заученную фразу. — Понимаешь, сейчас в тренде индастриал, бетон, неон... А у нас тут... ну... слишком архаично.
— Не архаично, а убого, — жестко поправила его Инга, доставая телефон и начиная что-то яростно печатать. — Это «бабушкин сундук», а не бизнес, здесь пахнет старостью.
Она обвела рукой зал, словно императрица, очерчивающая границы своих новых владений.
— Мы сделаем здесь всё по-новому: уберем эти пыльные занавески, сдерём панели до кирпича, снесём вон ту перегородку и поставим кальянную зону с низкими диванами и ультрафиолетом.
— Кальянную? — переспросила я, чувствуя, как холод пробирает до костей. — В семейной пекарне, куда люди приходят с детьми за свежим хлебом?
— Ой, всё, началось, — Инга закатила глаза, всем видом показывая, как ей тяжело с «недалекими» людьми. — Андрюша, объясни своей матери, что она тут просто помогает, а реальный бизнес ведёшь ты. Ты же мне говорил, что это всё твоё наследство и ты тут главный, ты принимаешь решения.
Андрей вжал голову в плечи ещё сильнее, превращаясь в тень.
Вот оно что.
Наследство.
Когда мужа не стало, я, чтобы Андрей почувствовал себя мужчиной и главой семьи, позволила ему играть в директора, подписав генеральную доверенность на управление делами.
Он подписывал накладные, важно ходил с папкой, общался с персоналом, но никогда не вникал в суть документов на собственность, считая это скучной бюрократией.
Я думала, это придаст ему уверенности и ответственности, а это дало ему лишь иллюзию власти и возможность пускать пыль в глаза таким хищницам, как Инга.
— Эспрессо, — повторила невестка, не глядя на меня, словно я была голосовым помощником. — И сахарозаменитель. Надеюсь, у вас есть стевия, а не этот сахарный яд?
Я молча развернулась и пошла к кофемашине, чувствуя, как каждый шаг даётся с трудом, словно к ногам привязали пудовые гири.
Руки не дрожали — дрожь была где-то глубоко, в душе, там, где жила память о муже и его труде.
Я приготовила кофе — чёрный, густой, ароматный.
Поставила чашку на блюдце, рядом положила два пакетика самого обычного сахара.
— Воды не было, — сухо сказала я, ставя поднос перед ней.
— В смысле не было? — Инга оторвалась от телефона, возмущенно вскинув брови. — У вас что, фильтры забились или вы экономите на клиентах?
Ее голос звенел, разрезая воздух.
— Андрюш, ты слышишь? Сервис — ноль. Как мы будем привлекать элитную публику с таким «совковым» подходом?
Она отхлебнула кофе, скривилась, будто проглотила лимон, и с грохотом поставила чашку обратно, расплескав содержимое.
— Кислятина невозможная! Зерно, небось, самое дешевое, по акции брали?
Зерно было итальянское, премиальное, которое я заказывала лично через старого друга семьи уже пятнадцать лет.
— Инга, — тихо, почти шёпотом попытался вступиться Андрей. — Кофе хороший, правда, мама разбирается...
— Да что она понимает! — вспыхнула Инга, и её маска светской львицы треснула, обнажив нутро базарной торговки. — Она всю жизнь у плиты простояла! Повариха! Обслуживающий персонал! Андрюш, у меня мама сеть салонов держит, я знаю, что такое настоящий бизнес. А это... — она брезгливо махнула рукой. — Это богадельня для нищих пенсионеров.
Тёмная жидкость на столешнице начала медленно впитываться в дерево.
— Тряпку! — рявкнула Инга. — Живо! Сейчас въестся, потом не отмоешь! Хотя... всё равно этот стол завтра на помойку полетит, дровам там и место.
В этот момент колокольчик над дверью деликатно звякнул.
Вошёл Борис Кузьмич, наш постоянный клиент, заслуженный профессор истории.
— Доброго дня, Оленька! — его голос был мягким, успокаивающим. — А я к вам за расстегаями, запах на всю улицу стоит!
Инга громко фыркнула.
— Вот она, ваша целевая аудитория. Бюджетники. Андрюш, нам нужно менять формат срочно: фейсконтроль, депозит сто тысяч за стол, чтобы всякий сброд не шатался.
Борис Кузьмич застыл, растерянно моргая.
— Простите? — переспросил он, не веря своим ушам.
— Ничего, дедуля, — Инга махнула на него рукой. — Мы закрыты. Спецобслуживание. У нас тут совещание совета директоров.
— Оля? — профессор посмотрел на меня.
— Мы открыты, Борис Кузьмич, — громко сказала я. — Присаживайтесь за пятый столик.
— Женщина! — Инга вскочила, опрокинув стул. — Ты оглохла? Я сказала — мы закрыты! Андрей, уволь её!
Разговоры за соседними столиками стихли, и гул холодильной витрины стал казаться оглушительным.
Андрей сидел, уставившись в тарелку, уши его пылали.
— Андрей! — взвизгнула Инга. — Ты мужик или кто? Твоя мать подрывает твой авторитет! Уволь её сейчас же!
Я подошла к их столику.
Запах её духов — резкий, агрессивный мускус — бил в нос, пытаясь вытеснить родной запах хлеба.
— Андрей, — спросила я очень тихо. — Ты хочешь меня уволить?
Сын поднял на меня глаза, полные животного страха.
— Мам... ну... ты же сама говорила, что устала... Может, правда... отдохнёшь? Инга всё возьмёт на себя...
— Я очень активная! — торжествующе подхватила Инга. — Я из этой дыры сделаю конфетку!
Она протянула руку ладонью вверх.
— Ключи на стол. И вали отсюда.
Я посмотрела на свои руки — руки труженицы. И на её — руки хищницы.
Медленно развязала фартук.
Аккуратно свернула его и положила на стол.
— Хорошо, — сказала я.
— Наконец-то, — выдохнула Инга. — Давай ключи.
— Ключи у Андрея.
Я направилась к выходу.
— Оля! Оленька! — окликнул меня Борис Кузьмич.
— Извините, Борис Кузьмич. Новое руководство.
Я вышла на улицу под мелкий, колючий дождь.
Достала телефон.
Набрала номер Валеры — нашего друга, поставщика и... собственника.
— Алло, Валер?
— Оленька? Привет, душа моя! Что случилось? Голос сам не свой.
— Валер... меня уволили. Андрей с невестой. Кальянную делать хотят. Выгнали меня.
Пауза в трубке была тяжелой, как камень.
— Какую кальянную? Кто выгнал? Из твоего дома?
— Андрей думает, что он хозяин.
— Я сейчас буду. Жди внутри.
Я вернулась в зал.
Инга расхаживала с рулеткой, Андрей прятал глаза.
— Ты чего вернулась? — начала Инга. — Я вызову охрану!
Дверь распахнулась с грохотом.
На пороге стоял Валера — огромный, с седой бородой, похожий на разъяренного медведя.
— Кто тут хозяйка? — его бас заполнил всё пространство.
Инга попыталась включить обаяние, но Валера прошёл мимо неё как мимо пустого места и положил папку на стол.
— Читай.
Инга схватила бумагу.
— ООО «Трапеза»... Учредитель Громов... Что? Андрей, это что за подстава?!
Андрей побледнел.
— Я... я думал... Мама...
— Я говорила, что ты управляешь, — твердо сказала я. — Но Хозяин — это не тот, кто командует, а тот, кто бережёт.
— Это подделка! — визжала Инга. — Мы судиться будем!
— Судись, — усмехнулся Валера. — Договор аренды расторгается при смене профиля. Вон отсюда. Оба.
Инга застыла.
Её лицо вдруг изменилось.
Истерика исчезла.
На смену ей пришло странное, пугающее спокойствие.
Она медленно опустила руку с рулеткой.
На губах заиграла злая, кривая ухмылка.
— Вон, говорите? — тихо переспросила она. — Хорошо. Мы уйдём.
Она повернулась к Андрею, который уже начал подниматься, надеясь сбежать вслед за ней.
— Только ты, Андрюша, никуда не пойдёшь. Ты остаёшься здесь.
— В смысле? — не понял Андрей. — Инга, поехали, я всё объясню...
— Что ты объяснишь? — она рассмеялась, и этот смех был страшнее её криков. — Что ты нищий? Что у тебя ничего нет? Ты мне такой не нужен.
Она подошла к нему вплотную и похлопала по щеке.
— Но есть одна проблема, котик. Помнишь, вчера ты подписал договор с подрядчиком? На ремонт. На закупку оборудования для кальянной.
— Ну да... — Андрей растерянно моргнул. — Ты же сказала, это предварительный...
— Аванс, Андрюша. Невозвратный аванс. Пять миллионов рублей.
У меня потемнело в глазах.
— Откуда у него такие деньги? — спросил Валера, нахмурившись.
Инга повернулась к нам, сияя ядовитым триумфом.
— А это самое интересное. Денег у него не было. Поэтому я познакомила его с нужными людьми. Очень серьезными людьми. Они дали займ. Под грабительский процент, конечно.
— Я... я думал, это инвесторы... — прошептал Андрей, сползая по стулу.
— Они и есть инвесторы, — кивнула Инга. — Инвестируют в лохов. В договоре займа ты указал в качестве залога оборудование пекарни. И товарный остаток. Я сказала тебе, что это формальность.
Она взяла свою сумочку.
— Но раз пекарня не твоя... значит, залог недействителен. А это уже мошенничество, Андрюша. Статья.
Она направилась к двери.
— Те люди не любят, когда их обманывают. Срок возврата первой части — сегодня до вечера. Иначе... ну, ты знаешь, как они работают.
— Инга! — закричал Андрей, вскакивая. — Ты не можешь меня бросить!
Она остановилась в дверях.
— Я уже бросила. Чао, неудачники.
Дверь хлопнула.
В зале стало тихо. Но это была не мирная тишина.
Это было затишье перед казнью.
Андрей стоял посреди зала, белый как мел.
Валера схватил со стола документы, которые оставил Андрей.
Пробежал глазами.
— Оля... — его голос дрогнул. — Он действительно подписал. Частный займ. Под залог всего. И поручительство...
Валера поднял на меня глаза.
— Тут твоя подпись тоже стоит. Как поручителя.
— Я ничего не подписывала... — прошептала я.
Андрей рухнул на колени.
— Мам... прости... она подсунула... я думал... я просто расписался за тебя... хотел как лучше...
Колокольчик над дверью звякнул снова.
Но это была не Инга.
И не покупатель.
В пекарню вошли двое.
Крепкие, в коротких кожаных куртках, с тем самым, специфическим запахом дешевого табака и холодной улицы, который ни с чем не спутать.
Они не смотрели на витрины.
Они смотрели на Андрея.
Один из них, с перебитым носом, лениво жевал зубочистку.
— Андрей Сергеевич? — спросил он хриплым голосом. — Время вышло. Нам бы кассу посмотреть. И документики на собственность.
Валера шагнул вперёд, закрывая меня собой.
— Собственность моя, — сказал он глухо.
— Да нам без разницы, чья, — ухмыльнулся второй. — Долг на этом адресе. Либо платите, либо мы сейчас тут ремонт начнём. Бесплатно.
Андрей завыл, закрывая голову руками.
Я посмотрела на свой свернутый фартук, лежащий на столе.
Битва за пекарню закончилась.
Война за жизнь только началась.
2 часть можно прочитать тут!
Напишите, что вы думаете об этой истории! Мне будет очень приятно!
Если вам понравилось, поставьте лайк и подпишитесь на канал. С вами был Джесси Джеймс.
Все мои истории являются вымыслом.