Все главы здесь
Глава 88
Два дня после того разговора прошли для Олега как в тумане.
Не в панике — нет. Скорее в странной, вязкой тишине, когда мысли ходят кругами, а сердце все время прислушивается: не дрогнет ли телефон, не мелькнет ли имя на экране.
Но теперь он был не один. Татьяна будто интуитивно взяла на себя роль тихого якоря. Ничего не расспрашивала, не дергала. Просто была рядом.
Кирилл Андреевич несколько раз звонил — коротко, по-мужски:
— Держись.
А Надя… Надя держала его так, как умеют только любящие жены: без слов, без лишних вопросов. Иногда просто обнимала, а иногда молча наливала чай и доставала любимую шоколадку. Иной раз уходила к маме, давая Олегу возможность побыть одному.
Вечером второго дня Татьяна сказала просто:
— Пошли-ка к нам. Поужинаем все вместе.
Она приготовила свой фирменный ужин — тот самый, от которого в доме сразу становилось спокойно: наваристый борщ, котлеты с хрустящей корочкой, картошка с укропом. Запахи были такие домашние, что даже тревога отступила на шаг.
Они сели за стол — без торжественности, без лишних слов.
Говорили о простом: о Валерике, о погоде, о том, что в этом году плохо уродилась клубника. Смех был негромкий, осторожный, но живой.
И только в какой-то момент Кирилл Андреевич, отставив чашку, сказал негромко, но твердо:
— Олег… не забывай. Там война. Настоящая! Жестокая…
Он посмотрел прямо, без жалости, без утешений.
— Всякое возможно. И тишина — это тоже не всегда плохой знак. Иногда это просто тишина.
Олег вздрогнул и кивнул.
Он понял и принял.
Прошла неделя. И снова в среду долгожданного звонка не последовало. И Кирилл Андреевич не выдержал. Никому ничего не говоря, отправился к военкому.
Сергей Петрович встретил его радушно, но тут же стал очень серьезным.
— Знаю, зачем пришли. Андреич, скажу очень коротко. В тех местах, где пропал Валерий Воронов, идет операция по уничтожению боевиков и высвобождению заложников. Связь с ними утеряна. Но по моим личным сведениям госпиталь работает.
— Но почему… — Кирилл попытался перебить Каткова.
Но военком остановил его жестом:
— Потому что госпиталь был в огне, и мы не знаем, каковы потери. Понимаете? Я не имею права сообщать непроверенные сведения. Поэтому сказать вашему зятю нам пока нечего. Поэтому молчим. Звонок будет, как только все прояснится.
— Понял, — Кирилл Андреевич держался из последних сил.
— Андреич, — в глазах военкома вдруг мелькнула теплота гражданского. — Я уверен! Слышишь? Уверен, что все будет хорошо. Такие люди не погибают. Держитесь.
Кирилл тяжело поднялся, поняв, что встреча окончена.
Он вышел из военкомата, ничего не замечая вокруг, и присел на лавку чуть поодаль от входа в военкомат.
Говорить или нет родным о том, что только что услышал? Надо.
«Мы команда».
Придя домой, он попросил Таню:
— Готовь ужин на всех. Сегодня у нас совещание.
И чуть улыбнулся. Таня, вдруг было натянувшись как струна, расслабилась и тоже улыбнулась. Они обнялись.
— Все хорошо у нас? — она посмотрела прямо в глаза мужу.
— Да, — ответил он искренне. — Думаю — да. Уверен — да.
Вечером он рассказал без утайки про свой визит к военкому. За столом образовалась долгая тишина. Напряжение было таким, что казалось, еще чуть — и оно завоет как сирена.
Но вдруг Надя сказала:
— А как вы хотели? Чтобы вам — что? Вдруг по телефону сказали — а у нас там спецоперация?!
Олег встрепенулся:
— Точно нет. Такого сказать нельзя!
— Поэтому ждем спокойно, — подхватила Таня.
— Да! — отреагировал и Кирилл Андреевич.
Они все поднялись, вышли из-за стола и горячо обнялись.
Олег прошептал:
— Спасибо вам, мои дорогие.
…Телефон всегда лежал рядом. И лишь только во время операций Олег оставлял его медсестре со строгим наказом отвечать на все номера.
И вдруг зазвонил. Номер был незнакомый. Сердце дернулось так резко, что на мгновение у Олега потемнело в глазах. Казалось, еще секунда — и он потеряет сознание.
Но он глубоко вдохнул, сжал телефон так, что побелели пальцы, и ответил:
— Слушаю.
Сначала был шум. Голоса, перебивающие друг друга.
И вдруг — знакомое, родное до боли:
— Олежка…
— Сынок!
— Родной наш…
Он замер. Не дышал. Два голоса на том конце провода.
— Олежка, родной, — это была мать.
— Мама! — заорал он.
— Все в порядке, сынок. Мы вместе. Слышишь? Все хорошо.
И тут же, чуть хрипловато, с улыбкой в голосе:
— Олег, сынок! Это я. Папа.
У Олега подкосились ноги. Он сел на край дивана, будто боялся, что если не прижмется к чему-то настоящему, все это исчезнет. Но не удержался и съехал на пол. Слова вырвались сами, сипло, сбивчиво:
— Мам… пап… вы… вы где?.. Я… я думал…
— Мы живы, — перебил отец спокойно. — Это главное. Остальное — потом расскажем.
— Ты держись, сынок, — добавила мать. — Ты у нас сильный. Мы знаем.
Он закрыл глаза. И впервые за долгие месяцы позволил себе не держаться.
Потому что иногда «все в порядке» — это не просто слова. Это возвращение воздуха. Это жизнь, которая, оказывается, все-таки продолжалась.
— Долго говорить нельзя, — быстро сказала Любовь Петровна.
Голос у нее был собранный, деловой, но Олег безошибочно услышал в нем живое тепло.
— Все остальное — только при встрече. Это не телефонный разговор. Как бабушка, Олег? Ты что-то придумал? С ней все в порядке?
— Мам… — Олег сглотнул. — Все хорошо. Я бабушке от тебя сообщения отправляю. Симку новую купил.
На том конце провода счастливо рассмеялись его родители.
— Хитрец!
— Ты молодец, сынок! Скоро увидимся. До встречи.
— А когда… когда она будет, эта встреча?
На секунду в трубке возникла пауза. Потом отец чуть хрипловато:
— Олежка… будет. Обязательно будет. Мы верим. И ты верь.
— Пап… — выдохнул Олег. — Пап, вы вообще… вы домой собираетесь?
Валерий усмехнулся — тихо, почти неслышно:
— А куда ж мы денемся, сынок… Конечно, собираемся. Просто… не так быстро, как хотелось бы.
Любовь Петровна снова перехватила трубку:
— Слушай меня внимательно. Мы живы. Это главное. Остальное — вторично. Здесь сейчас сложная история, но она движется. Как только появится возможность — мы дадим знать. И ты сразу все поймешь.
— Мам, — Олег вдруг почувствовал, как подступает ком в горле, — ты хоть береги себя… пожалуйста.
— Я хирург, — спокойно ответила она. — И жена. Я знаю, что делаю.
В трубке послышались голоса, кто-то позвал ее по фамилии, резко, по-военному.
— Мне пора, — сказала она уже строже. — Сын, ты молодец. Держись. Обнимаю тебя крепко. За бабулей смотри.
— Мы вас ждем, — быстро сказал Олег. — Очень ждем. Все! Бабушка в порядке.
— Знаю, — ответили почти одновременно два голоса.
Связь оборвалась. Олег еще долго сидел на полу с телефоном в руке и не мог пошевелиться.
Слова уже прозвучали, голос отца — живой, резкий, такой родной — еще звенел в ушах, а тело будто отказалось слушаться. Потом глубоко вдохнул — впервые за долгое время не через силу, а по-настоящему.
Словно из ниоткуда вынырнула Надя:
— Ну? — с радостной улыбкой нетерпеливо спросила она.
Он поднял на нее глаза и улыбнулся — спокойно, светло.
— Живы, — сказал он. — Оба. И домой собираются.
Она присела рядом и порывисто обняла его молча, просто прижалась лбом к его плечу. И в этой тишине вдруг стало ясно: ожидание теперь будет другим. Не пустым, и в нем появился смысл.
Он заплакал. Не с надрывом — глубоко, беззвучно, как плачут взрослые мужчины, когда напряжение, которое держало их месяцами, вдруг отпускает.
— Олег… — Надя коснулась его плеча.
Он поднял на нее глаза — мокрые, светлые, счастливые и потерянные одновременно.
— Живы… — выдохнул он. — Надюш… оба живы. Мама и папа. Понимаешь? Сами позвонили.
Надя всхлипнула, будто воздух выбили из груди, и уже не сдерживалась. Она прижалась к нему, уткнулась лбом в его плечо, плакала — тихо, благодарно, так, как плачут от облегчения.
— Господи… — шептала она. — Господи, спасибо…
Олег обнял ее крепко, одной рукой гладил по волосам, второй все еще сжимал телефон, как доказательство, что это не сон.
— Долго говорить было нельзя. Все остальное — при встрече… Да я и не знал, о чем спрашивать.
Теперь в комнате было тихо. Только дыхание и редкие всхлипы.
Олег вдруг резко поднялся и показал глазами вверх.
Надя кивнула, вытерла слезы тыльной стороной ладони и пошла к кроватке. Малыш спал, спокойно, безмятежно, сжав кулачок.
Она осторожно взяла сына, прижала к себе. Олег накинул одеялко.
— Пойдем, — сказал он Наде.
Они почти бежали вверх по лестнице. Олег впереди, Надя — следом, бережно прижимая к груди сверток с ребенком.
Открыла Таня.
— Живы! — крикнул он шепотом с порога, когда дверь распахнулась. — Живы оба! Только что звонили сами. Вместе. Оба живы!
На секунду повисла тишина.
А потом Татьяна прижала ладони к груди.
— Господи… — выдохнула она. — Господи, спасибо…
Кирилл Андреевич подал руку Олегу. Но Олег горячо обнял друга.
— Я их слышал. Обоих.
— Ну слава Богу, сынок… — сказал он глухо. — Ну слава Богу.
Надя стояла рядом, чуть покачиваясь. Слезы снова текли по щекам, но теперь они были светлыми.
— Видишь, — тихо сказала Татьяна, — Видишь, как бывает… Живут. Держатся. Значит, и нам надо.
Олег посмотрел на всех троих — на эту маленькую, крепкую семью, которая держала его все это время, — и впервые за долгие часы ожидания почувствовал: земля под ногами снова есть.
И пусть до встречи еще далеко.
Но главное — они живы.
Татьяна Алимова