Лет тридцать назад в березовом околке у села жил кабан по имени Жорик.
Кто первый дал ему эту кличку, сейчас не скажешь. Жорик был огромный, шерсть почти чёрная, а клыки — сантиметров по тринадцать. Настоящий лесной царь.
Но нрав у него оказался не царский, а скорее, деревенский. Каждый день, будто на работу, он приходил на перекрёсток двух просёлочных дорог и садился в пыль. Ждал.
Сначала пастухи, гонявшие скот, швыряли ему хлебные краюхи. Потом доярки с фермы бросали морковку или тёплую картофелину.
Мужики, возвращаясь с покоса, делились тем, что осталось от завтрака. Жорик ел всё подряд. Даже эти липкие конфеты «Дунькина радость» из сельпо, обсыпанные какао. Брал аккуратно, губами, и тихо хрюкал. Никогда никого не тронул.
Вечером, когда по дороге проходил последний человек, кабан вставал, отряхивался и не спеша уходил в свой околок. А наутро снова занимал пост.
С другими кабанами он, видимо, договорился — те близко к деревне не подходили.
Бывало, наведывался на огороды у околицы — те, что выходили задворками прямо к лесу. Но не как разбойник, а как сборщик умеренной дани: у одного выкопает полдюжины кустов картошки, у другого — морковку подрыхлит.
Но главным его столом были колхозные поля. Туда он наведывался без счёта.
Зимой ему ставили на краю села, за последним забором, корыто, куда сливали остатки пищи. Он приходил, ужинал и растворялся в сумерках.
В село Жорик не ходил. Но однажды всё же вмешался в деревенские дела.
Утром пастух Ванька, погнал коров. Видит — картина: на краю картофельного поля, у самой околицы, сидят в ряд, как куры на насесте, три незнакомые бабы.
Сидят, не шелохнутся. А перед ними, мерно прохаживаясь туда-сюда, как часовой по плацу, Жорик. Клыки поблёскивают, щетина на загривке иголками.
Ванька остановился. Коровы остановились. Тишина.
— Вы чьи будете? — хриплым голосом спросил Ванька.
Бабы как взвоют хором:
— Спасите, дяденька! Зверюга не пущает!
Оказалось, пришли ночью отдыхающие с турбазы, что в километре от села, «позаимствовать» лука. Успели даже набрать пол-мешка. И вдруг из темноты выплыла эта тёмная гора. Не рычал, не бросался.
Перекрыл тропинку к лесу. Попробовали они в сторону — он шаг в сторону. В другую — кабан так же.
Вот они и просидели так до рассвета, под неусыпным, молчаливым кабаньим оком.
Ванька свистнул в два пальца — сигнал на всю округу. Скоро из домов повыскакивали мужики, кто с вилами, кто так, на ходу рубаху натягивая. Увидев картину, замерли.
Жорик, дождавшись своих, фыркнул. Будто сказал: «Разбирайтесь». Медленно развернулся и пошёл прочь в лес, к своему околку.
Кончился его век. Нашли его недалеко от дороги под берёзой. Решили похоронить там, на его перекрёстке. А чтобы место обозначить, прикатили большой серый валун.
Шли годы. Камень под дождями и ветрами обтёсывался, и постепенно в его грубых очертаниях люди стали узнавать знакомую позу: тяжёлая голова, крутая холка. Словно каменный страж остался на посту.
Дети, которые уже не застали живого Жорика, иногда, пробегая мимо, кладут на валун яблоко или горбушку хлеба. И бегут дальше.
А вечером, глядя в тёмное окно на дорогу, кто-нибудь из старших обязательно вздохнет:
— А Жорик-то наш… настоящий страж был.
И иной раз чудится селянам с перекрёстка знакомое, кабанье похрюкивание.
Друзья, история про кабана Жорика — художественный рассказ, но родился он из самой что ни на есть живой реальности.
Натолкнул меня на эту тему комментарий читателя Сергея Залогина в группе на Одноклассниках. Он поделился воспоминанием, как в его деревне огромный секач несколько лет подряд аккуратно, но настойчиво «помогал» с уборкой картофеля. Спасибо, Сергей, за этот удивительный бытовой сюжет!
Кстати, о силе и нраве кабанов. Если вам интересно, почему даже медведь и волк предпочитают обойти секача стороной, рекомендую прочитать статью ⬇️