— ох, она опять переставила все кастрюли! — Я стояла посреди кухни, глядя на хаос в шкафу. — Я же вчера объясняла, что маленькие — слева, большие — справа!
— Мама просто хотела помочь, — Андрей даже не поднял глаз от телефона.
— Помочь? Андрей, это третий месяц! Третий! Она приехала «на неделю»!
Я захлопнула дверцу шкафа так, что задребезжала посуда. Андрей вздохнул и наконец оторвался от экрана.
— Ну что ты сразу кипятишься? Мама пожилой человек, ей тяжело одной в деревне.
— Андрей, — я медленно повернулась к нему, — твоя мама моложе моей. Ей шестьдесят два. Она бегает по утрам. По утрам, Андрей!
— И что? Всё равно ей одиноко.
— Тогда пусть переезжает! Официально! А не живёт здесь как... как призрак, который переставляет мебель по ночам!
На пороге появилась Галина Петровна в моём новом халате.
— Дети, я не хотела вас беспокоить, но у меня маленькая просьба. Этот диван в гостиной — он какой-то неудобный. Может, поменяемся местами для сна?
Я почувствовала, как внутри что-то оборвалось.
— Галина Петровна, это наш дом. Наша спальня.
— Танечка, ну что ты сразу так? — Она всплеснула руками. — Я же не насовсем прошу. Просто поменяться на время. У меня спина болит.
— Мам, давай я куплю тебе ортопедическую подушку, — вмешался Андрей.
— Какая подушка, Андрюша! Мне надо на жёстком спать. Вот у вас кровать как раз хорошая. А вы молодые, вам всё равно.
Я открыла рот, но слов не нашлось. Андрей виновато посмотрел на меня.
— Тань, ну может правда...
— Нет, — я перебила его. — Нет, Андрей. Это уже слишком.
Вечером я сидела на балконе, когда Галина Петровна вышла с чашкой чая.
— Танюша, я понимаю, что тебе тяжело. Я ведь тоже была молодой невесткой.
— Вы жили со свекровью? — я не удержалась от сарказма.
— Нет, но я понимаю. Просто мне действительно тяжело одной. Знаешь, когда Андрюшин отец умер...
— Восемь лет назад, — тихо сказала я. — Я знаю, Галина Петровна. Но восемь лет — это...
— Ты думаешь, время лечит? — Она грустно улыбнулась. — Не лечит, Танечка. Просто учишься жить с этой болью. А когда одна в деревне, в этой тишине — хуже некуда.
Мне стало неловко, но я не могла сдаться.
— Тогда продайте дом. Купите квартиру в городе. Рядом с нами. Через дорогу.
— Дом? Это же родовое гнездо! Там Андрюша вырос, там его отец каждое дерево сажал!
— Которые теперь никто не подрезает, потому что вы частенько теперь здесь, —вырвалось у меня. — Вы действительно считаете, что вам нужен целый дом?
Галина Петровна поджала губы.
— Ах вот оно что! Тебе дом нужен! Наследство!
— Что?! — Я вскочила. — Какое наследство?! Мне нужен муж! Который живёт здесь, а не на телефоне с мамой по два часа в день!
— Значит, ты плохая жена! Раз ему приходится у матери утешение искать!
на балкон высунулся Андрей:
— Мам, Тань, что происходит?
— А то происходит, — я взяла свою кружку, — что неделя превратилась в квартал. И я больше не могу.
Я вошла в квартиру. Андрей стоял посреди коридора растерянный.
— Тань, ну давай спокойно...
— Спокойно? Хорошо. Спокойно. — Я села на диван. — Я каждое утро нахожу на кухне записки о том, что я «неправильно» готовлю, «неправильно» убираюсь, «неправильно» складываю твои рубашки. Твоя мамочка выкинула мою косметику, потому что «в её время обходились кремом за три рубля». Она рассказала твоей тёте, что мы «до сих пор не хотим детей», хотя ты прекрасно знаешь, что мы просто пока не готовы. Она...
— Ладно, ладно, — Андрей сел рядом. — Я поговорю.
— Ты уже говорил. Два месяца назад. И месяц назад. И позавчера.
За стеной послышался плач. Андрей вскочил и побежал к матери. Я осталась сидеть, глядя в пустоту.
Ночью Андрей лёг рядом и обнял меня.
— Прости. Я правда поговорю. Серьёзно на этот раз.
— Когда?
— Завтра. Обещаю.
Но утром за завтраком Галина Петровна сообщила:
— Андрюша, я тут подумала. А давайте сделаем ремонт в большой комнате? А то она какая-то унылая. Я бы обои поклеила, светлые, в цветочек.
Андрей замялся:
— Мам, это Танина комната для работы.
— Ну и что? Она же не всё время там сидит. Можно и совместить. Я компьютер в угол передвину, а себе диванчик поставлю, телевизор. Уютно будет!
— Галина Петровна, — я медленно положила вилку, — вы собираетесь остаться надолго?
Повисла тишина.
— Танечка, ты же знаешь, как мне одной тяжело...
— Вопрос конкретный. Вы собираетесь жить здесь постоянно?
Она посмотрела на сына:
— Андрюша?
— Мам, Таня права. Нам надо определиться. Это уже не неделя.
— Ах так! — Галина Петровна встала, опрокинув чашку. — Значит, собственная мать тебе в тягость! Значит, жена важнее!
— Мам, не надо так...
— Да я и сама уйду! Сама! Не нужна я вам! — Она выбежала в комнату и начала громко собирать вещи.
Андрей виновато посмотрел на меня и пошёл за ней. Я слышала, как он уговаривал, как она рыдала, как он обещал «всё решить».
Через час Галина Петровна вышла с красными глазами.
— Я уезжаю. Простите, что помешала молодой семье.
В голосе звучала такая обида, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Но я промолчала.
Андрей повёз её на вокзал. Вернулся поздно вечером, мрачный.
— Доволна? — бросил он, проходя мимо.
— Серьёзно? — Я не поверила своим ушам. — Ты сейчас серьёзно?
— Она всю дорогу плакала! Говорила, что чувствует себя ненужной!
— А я три месяца чувствую себя чужой в собственном доме! Это не считается?
— Она моя мать, Таня!
— А я твоя жена!
Мы стояли друг против друга, и я вдруг поняла, что устала. Очень устала.
— Знаешь что, Андрей, — я взяла ключи. — Мне нужно побыть одной. Я к Лене.
— Беги, конечно, — он махнул рукой. — К подругам жаловаться.
Я развернулась на пороге:
— Нет. Я не жаловаться. Я просто хочу посидеть на кухне без чьих-то ценных указаний. И где никто не скажет, что я неправильно живу в своём же доме.
Лена открыла дверь в пижаме:
— Что случилось?
— Свекровь уехала.
— Ну и отлично! Чего ты такая...
— Андрей считает, что я монстр.
Мы сели на кухне. Лена налила вина.
— Рассказывай.
Я выговорилась. Обо всём. О переставленных вещах, о замечаниях, о том, как Галина Петровна «случайно» стирала мои любимые вещи в кипятке, о постоянных сравнениях с «девочками из деревни, которые и готовят лучше, и порядок держат».
— И самое страшное, — я допила вино, — что Андрей не видит проблемы. Для него это просто «мама погостила».
— Три месяца — это не гости, — Лена покачала головой. — Это житель.
— Вот! — я ударила ладонью по столу. — Именно! И если бы она просто жила — ладно. Но она устраивает тут свой мир!
Телефон завибрировал. Андрей: «Мама плохо доехала. У неё давление. Сказала, что из-за стресса».
— Видишь? — Я показала Лене экран. — Начинается.
— А ты что ответишь?
Я посмотрела на сообщение. Потом написала: «Пусть вызовет врача. Или ты можешь приехать к ней».
Ответ пришёл мгновенно: «Ты бессердечная».
— Ну всё, — Лена забрала телефон. — На сегодня хватит. Спи здесь. Утром разберёшься.
Но утром всё стало только хуже. Андрей прислал: «Я уехал к маме. Не знаю, когда вернусь».
Я позвонила ему. Он взял трубку после пятого гудка.
— Ты где?
— В деревне. Мама совсем плохая. Пришлось ехать.
— Андрей, у неё что, реально что-то серьёзное?
— Давление, говорю же. Врач был.
— И что сказал?
— Сказал, что стресс. Что ей нельзя нервничать.
Я закрыла глаза:
— Понятно. То есть я виновата.
— Я не говорил...
— Не надо. Я всё поняла. Возвращайся, когда решишь, что я важнее.
Я сбросила вызов. Села на Ленкином диване и заплакала. Не от обиды. От бессилия.
Лена обняла меня:
— Слушай, а может, правда дать ему время? Пусть поживёт с мамой, почувствует.
— Что почувствует? Он там как младенец! Она готовит, убирает, стирает!
— Вот именно. А потом вернётся и поймёт разницу.
Прошла неделя. Андрей звонил каждый день, но разговоры были натянутыми.
— Как мама? — спрашивала я.
— Лучше. Давление нормализовалось.
— Когда вернёшься?
— Не знаю. Ей тяжело одной.
На восьмой день я поехала в деревню сама.
Галина Петровна открыла дверь в фартуке, румяная и бодрая.
— Танечка! Какая неожиданность!
— Где Андрей?
— На огороде. Грядки перекапывает. Заходи, я чай поставлю.
Я прошла на кухню. Стол был накрыт на троих. Пироги, варенье, салаты.
— Вы ждали гостей?
— Нет, это так, на всякий случай. — Она засуетилась. — Хочешь пирог? Только испекла.
Я села:
— Галина Петровна, давайте честно. Что происходит?
Она замерла с чайником в руках.
— Не понимаю, о чём ты.
— О том, что вы прекрасно себя чувствуете. О том, что «неделя в гостях» была спланирована не на неделю. О том, что вы хотите, чтобы Андрей остался здесь.
Она поставила чайник и села напротив:
— Ну и умная же ты, Танечка.
— Это не про ум. Это про честность.
Мы сидели молча. Потом она вздохнула:
— Да. Мне одиноко. Очень одиноко. И когда Андрюша приехал — я почувствовала себя снова нужной. Я готовлю для него, забочусь... Как раньше.
— Но он взрослый, — тихо сказала я. — У него своя жизнь. И я — часть этой жизни.
— Я знаю, — она кивнула. — Но это так тяжело — отпускать. Понимаешь? Он у меня один. Единственный.
— Тогда отпустите по-настоящему. Не держите на поводке из вины и жалости.
В дверь вошёл Андрей, весь в земле.
— Тань? Ты что здесь?
— Мы с твоей мамой разговаривали.
Он настороженно посмотрел на нас:
— О чём?
Галина Петровна встала:
— Я скажу. Садись, Андрюша.
И она рассказала. Всё. Про одиночество, про страх, про то, как она планировала «зацепиться» в городе. Андрей слушал, бледнея.
— Мам, то есть ты...
— Да, — она кивнула. — Я манипулировала. Прости. Но я правда не хотела никого обидеть. Я просто... боюсь оставаться одна.
Я взяла её за руку:
— Так давайте решим это нормально. Без обмана. Вы хотите быть ближе — переезжайте в город. Купите квартиру, найдите занятие. Запишитесь в клуб по интересам. Но не живите с нами. Пожалуйста.
— А если я не справлюсь? — Она посмотрела на меня, и я увидела в её глазах настоящий страх. — Мне шестьдесят два. Кому я там нужна?
— Себе, — сказала я. — В первую очередь себе. А потом — нам. Но как бабушка будущим внукам, как друг, как близкий человек. Не как третий в нашем браке.
Андрей взял мать за другую руку:
— Мам, мы поможем. Но Таня права. Так нельзя.
Галина Петровна заплакала. Но это были другие слёзы — не манипулятивные, а настоящие.
— Я попробую. Честно попробую.
Мы вернулись в город вместе. На следующий день Андрей повёз мать смотреть квартиры в соседнем районе. А я впервые за три месяца расставила кастрюли так, как мне удобно.
И они остались стоять так, как я поставила.