Я стояла в прихожей, крепко сжимая ручку чемодана, и чувствовала, как по спине пробегает легкий холодок. Это был не озноб от сквозняка и не дрожь от страха, нет. Это было пьянящее, забытое чувство предвкушения. Первый настоящий отпуск за последние семь лет. Первый раз, когда я еду одна. Без мужа, вечно требующего внимания, без бесконечных домашних обязанностей, без чужих советов, которые никто не просил.
На узком столике у зеркала ровной стопкой лежали документы: заграничный паспорт, распечатанные билеты, ваучер на заселение в отель. Все было готово. Я даже утюг и чайник проверила трижды, чтобы не мучиться в дороге навязчивыми мыслями. В голове уже рисовалась картина: через пару часов я сяду в мягкое кресло самолета, закрою глаза, выдохну этот бесконечный марафон быта и просто исчезну для всех. На целую неделю я буду принадлежать только себе.
Но стоило мне выйти из спальни в коридор, чтобы еще раз оглядеться, как привычная реальность грубо вторглась в мои мечты. Сухой, металлический скрежет ключа в замке прозвучал как выстрел. Я замерла. Сердце пропустило удар и тяжело ухнуло куда-то вниз.
Дверь медленно, по-хозяйски отворилась, прежде чем я успела хотя бы моргнуть или возмутиться. На пороге возникла она. Антонина Павловна, моя свекровь. В своем неизменном плотном драповом пальто, которое делало ее похожей на монумент, со строгим взглядом и губами, сжатыми в тонкую линию. Она всегда входила так, будто шла не в гости к сыну и невестке, а с ревизией на подконтрольное предприятие.
Следом за ней, стараясь не наступать на пятки, в квартиру протиснулся ее «маленький мальчик» — мой муж, Игорь. Ему уже перевалило за сорок, на висках серебрилась седина, но рядом с матерью он мгновенно терял весь свой возраст и превращался в нашкодившего подростка. Вид у него был, как всегда, слегка виноватый, плечи опущены, взгляд бегающий.
Антонина Павловна не поздоровалась. Она даже не спросила дежурного «можно ли войти». Она просто переступила порог, уверенно и тяжело, словно эта квартира была ее личной собственностью, временно сданной нам в аренду. С тех самых пор, как я имела неосторожность выйти замуж за Игоря, мне постоянно приходилось сталкиваться с этим феноменом: свекровь считала, что ее мнение — это истина в последней инстанции, ее слово — закон, а ее визиты — благо, даже если о них никто не просил.
Игорь, разумеется, никогда не видел в этом проблемы. Он привык жить под гигантским материнским крылом и считал абсолютно естественным, что мама может появиться в нашей жизни в любой момент, открыть дверь своим ключом и начать наводить свои порядки.
Я стояла, вцепившись в ручку чемодана так, что побелели костяшки пальцев. Внутри все похолодело от разочарования. Вот она — моя долгожданная свобода, моя поездка, к которой я готовилась полгода, откладывая деньги с премий. И вот они — два человека, которые появляются в моей жизни будто по зловредному расписанию именно тогда, когда мне жизненно необходимо спокойствие.
— И что это у нас тут происходит? — холодно протянула свекровь, ее взгляд уперся в мой чемодан.
Она прищурилась, словно увидела кучу мусора посреди стерильной операционной.
— Снова решила куда-то лететь? А дом кто держать будет?
Слово «дом» она произнесла с таким нажимом и пафосом, будто лично покупала эти стены, делала здесь ремонт, клеила обои и годами оплачивала коммунальные счета.
— Я улетаю в отпуск, — стараясь сохранять спокойствие, ответила я. Но предательский ком уже начинал подступать к горлу. — Все готово. Такси приедет через двадцать минут.
Свекровь громко, театрально фыркнула, будто услышала несусветную глупость. Игорь переминался с ноги на ногу, пряча глаза. Он явно ожидал, что сейчас я начну оправдываться, суетиться, предлагать чай, как это бывало обычно.
— Ну, конечно, — продолжила Антонина Павловна, не разуваясь и проходя прямо в кухню. Она окинула взглядом столешницу, провела пальцем по подоконнику, проверяя наличие пыли. — Улетаешь она. А нас даже не предупредила. Мы, между прочим, пришли поужинать, обсудить важные дела, а у тебя, оказывается, свои планы. Какие могут быть планы без семьи?
Я едва не рассмеялась нервным смехом. Поесть. Конечно. За пятнадцать лет брака я выучила ее тактику наизусть. Она приходила именно тогда, когда знала, что у меня зарплата, или когда холодильник был забит продуктами. Она приезжала, критиковала мою еду, но съедала все подчистую, а потом еще и увозила Игоря к себе «помочь по дому», если я вдруг смела возразить или не соответствовала ее высоким стандартам покорности.
— У вас есть свой дом, Антонина Павловна, — сказала я. Голос предательски дрогнул, но я тут же взяла себя в руки, стараясь звучать тверже. — Я никого сегодня не приглашала. И сейчас мне нужно уходить.
Свекровь резко развернулась на каблуках. Лицо ее пошло красными пятнами.
— Ты обязана была предупредить! Ты обязана была спросить у нас разрешения!
Это вечное «у нас». В ее картине мира их семья состояла из двух главных людей — нее и сына. А я была чем-то вроде обслуживающего персонала, прислуги, которую взяли на испытательный срок, да так и не утвердили окончательно.
Игорь наконец решил подать голос.
— Мам, ну перестань, она же быстро... Ну улетит, вернется через недельку, — он пытался, как всегда, сгладить углы, но делал это так жалко и неуверенно, что мне стало тошно.
И в этот момент внутри меня что-то оборвалось. Словно лопнула тугая струна, на которой держалось мое терпение все эти годы. Я вдруг поняла, что больше не могу. Физически не могу позволить им снова войти в мою жизнь, разрушить мои планы, заставить меня чувствовать вину за то, что я просто хочу отдохнуть. Я устала быть удобной.
— Послушайте, — сказала я громко.
Я выдвинула чемодан вперед, поставив его между нами как баррикаду. Как границу. Четкую, видимую, окончательную.
— Сегодня я улетаю. А вы, женщина, берите своего сына и вон из моей квартиры!
Свекровь раскрыла рот, будто я ударила ее по лицу наотмашь. Воздух в коридоре стал густым и тяжелым. Игорь замер с открытым ртом, глядя на меня с ужасом. Он никогда не видел меня такой. Я не кричала, не билась в истерике, не плакала. Я говорила ледяным тоном человека, который дошел до предела.
— Что ты сказала? — прошипела Антонина Павловна, делая шаг вперед. Ее каблук гулко стукнул по ламинату.
— Я сказала, что вы сейчас уходите. Оба.
Свекровь сузила глаза. Она не любила, когда ей указывали. Она не выносила, когда кто-то принимал решения без ее визы. Но больше всего ее бесило, когда я, «эта девочка», вдруг показывала характер.
— Ты в своем уме? — рявкнула она, и ее голос наполнил прихожую звоном. — Это что еще за тон? Как ты разговариваешь с матерью мужа?
Игорь снова попытался вклиниться:
— Мам, давай спокойно... Лена просто устала...
— Замолчи! — оборвала его мать, даже не глядя в его сторону. — Я с ней разговариваю. Ты за кого себя принимаешь, милочка? Дом — это ответственность! Ты жена! Ты должна думать о семье, о муже, а не о своих курортах и пляжах!
Она выплюнула слово «курорты» с таким презрением, будто это было что-то постыдное, грязное.
Я выпрямила спину. Страх исчез. Осталась только злая, холодная ясность.
— Я не должна думать о том, что удобно вам, — отчеканила я, глядя ей прямо в переносицу. — Вы не живете со мной. Вы не участвуете в моем быту. Вы не даете мне ни копейки денег. Вы не принимаете решений за меня.
Она хотела перебить, набрала в грудь воздуха, но я властно подняла руку ладонью вперед.
— Дайте мне сказать!
Это прозвучало так мощно, что я сама удивилась силе своего голоса. Свекровь поперхнулась воздухом. Игорь вжался в стену, стараясь слиться с обоями.
— Я работаю без выходных, — продолжала я, чувствуя, как слова льются потоком, который уже невозможно остановить. — Я одна тяну этот дом. Я оплачиваю все счета, включая кредиты Игоря. Я готовлю, убираю, стираю, делаю ремонт. Никто из вас мне не помогает. Ни разу за эти годы вы не спросили, не нужна ли мне помощь. Но зато вы считаете, что имеете полное право решать, когда мне ехать, куда и на какие деньги.
Свекровь побагровела.
— А ты не забывай, кто тебя в семью взял! — выкрикнула она, брызгая слюной. — Если бы не мы, ты бы до сих пор гнила в своей провинции в съемной клетушке! Мы тебя облагодетельствовали!
Я улыбнулась. Улыбка вышла кривой и горькой.
— Забавно слышать это, Антонина Павловна. Особенно учитывая тот факт, что именно я купила эту квартиру. На свои деньги, продав наследство бабушки и взяв ипотеку, которую закрыла сама, пока ваш сын искал себя и менял работы раз в три месяца.
Игорь мучительно покраснел и опустил глаза в пол. Он знал, что это правда. Он всегда знал, но предпочитал молчать, чтобы не расстраивать маму. Свекровь на секунду растерялась. Факты — упрямая вещь, и крыть ей было нечем. Но сдаваться она не собиралась.
— Это неважно! — махнула она рукой. — В браке все общее! И вообще, женщина должна знать свое место. Мужчину нужно уважать, почитать его родителей...
Ее голос набирал обороты, переходя на ультразвук. Игорь начал нервно теребить рукав куртки — его классический жест паники. Он боялся скандала. Он боялся, что мы поссоримся. Его совершенно не интересовало, что чувствую я. Ему просто хотелось тишины и покоя любой ценой. Обычно ценой моих нервов.
И в этот момент я увидела их обоих так ясно, как никогда раньше. Два взрослых человека. Один — инфантильный мужчина, не способный защитить свою жену. Другая — властная эгоистка, уверенная в своей безнаказанности. Они стояли в моей прихожей и крали мое время, мою жизнь, мое настроение.
— Сегодня я улетаю, — сказала я тихо, но так, что в коридоре повисла тишина. — Я не обязана объяснять вам, почему я хочу в отпуск.
— Ты обязана семье! — снова взвизгнула свекровь, но в ее голосе уже слышались истеричные нотки неуверенности.
— Семья — это там, где уважают границы, — ответила я. — А у нас? У нас этого нет. И никогда не было.
Это было признание. Горькое, но честное. Я впервые произнесла это вслух. Наш брак был фикцией, ширмой, за которой скрывалось удобное существование для Игоря и бесконечный полигон для самоутверждения его матери.
— Вы уйдете сами или мне вызвать полицию? — спросила я, подходя к входной двери и широко распахивая ее.
Свекровь опешила. Она впервые за все годы отступила на шаг назад. Игорь растерянно переводил взгляд с меня на мать, ожидая команды. Но команды не последовало. Антонина Павловна поняла, что привычные методы давления дали сбой.
— Ты пожалеешь об этом, — процедила она сквозь зубы, поправляя воротник пальто дрожащими руками. — Ты приползешь к нам на коленях, когда останешься одна. Кому ты нужна в свои сорок?
— Я нужна себе, — ответила я. — И этого достаточно.
Она фыркнула, развернулась и, громко топая, вышла на лестничную площадку. Игорь замялся на пороге.
— Лен, ну зачем ты так? Мама же хотела как лучше... — пробормотал он.
Я посмотрела на него с такой усталостью, что мне самой стало страшно.
— Уходи, Игорь. Просто уходи. Ключи оставь на тумбочке.
— Но... я же живу здесь...
— Ты здесь ночуешь, — поправила я. — А живешь ты с мамой. Всегда жил. И сейчас иди к ней. Она ждет.
Он постоял еще секунду, пытаясь найти какие-то слова, но, как всегда, ничего не нашел. Молча положил связку ключей на полку у зеркала и вышел в подъезд, ссутулившись, как побитая собака.
Я закрыла дверь. Щелчок замка прозвучал как музыка.
Я прислонилась спиной к прохладному металлу двери и закрыла глаза. В квартире повисла тишина. Но это была не пустая, пугающая тишина одиночества. Это была тишина очищения. Тишина, которая звенит в ушах после канонады.
Сердце билось ровно и спокойно. Раньше меня бы трясло, я бы пила валерьянку, плакала в подушку, винила себя за грубость. Сейчас — нет. Внутри было пусто и чисто. Я чувствовала, как с моих плеч упал огромный, неподъемный груз, который я тащила годами, боясь признаться себе, что он мне не нужен.
Я подошла к зеркалу. Оттуда на меня смотрела женщина с немного бледным лицом, но с горящими глазами. Я поправила выбившуюся прядь волос.
— Ты справилась, — прошептала я своему отражению. — Ты молодец.
Телефон в кармане коротко завибрировал. Сообщение от службы такси: «Ваш автомобиль ожидает у подъезда».
Я глубоко вдохнула воздух своей квартиры. Теперь он казался другим. Свежим. Моим. Без запаха чужих духов, без тяжести чужого присутствия. Я взялась за ручку чемодана. Его колесики мягко покатились по полу. Это был звук начала.
Выходя из подъезда, я увидела, как вдалеке, у поворота, скрываются две фигуры — грузная женская и сутулая мужская. Они шли, что-то обсуждая, наверняка перемывая мне кости, жалуясь друг другу на мою неблагодарность. Но мне было все равно. Они остались там, в прошлом. А я садилась в желтое такси, которое увезет меня в аэропорт.
Водитель, пожилой мужчина с добрыми глазами, обернулся:
— В аэропорт? В отпуск?
— Да, — улыбнулась я, глядя в окно на проплывающие мимо дома. — В отпуск. И, кажется, в новую жизнь.
Машина тронулась, набирая скорость. Я смотрела, как город остается позади, и чувствовала, что впервые за много лет я действительно еду домой. К самой себе.
Если вам понравилась история, просьба поддержать меня кнопкой палец вверх! Один клик, но для меня это очень важно. Спасибо!