Продолжаем рубрику «О книге в цитатах», на примере философского романа «Байесовская игра», поднимающего тему подлинного экзистирования дазайна, в том числе русского, в том числе в наше время ожидания великой полночи и приближения нового другого Начала.
Аннотация (все равно что спойлер, задающий лейтмотив противостояния экзистенциалов вот-бытия, подлинного и неподлинного, дас-мановского):
Успешный бизнесмен, филантроп и по совместительству русский шпион в Берлине попадает в водоворот экзистенциального кризиса среднего возраста. Голоса в голове, подозрительно сговорчивая помощница, алхимия и зов бытия… Все вдруг теряет смыслы, превращается в сумасшествие, бегство и погоню, игру с природой, и ответы следует искать в собственном прошлом, в другой жизни. Философская остросюжетная драма о том, что можно вернуться, продолжение романа «Замок Альбедо» о поэтах и лжецах.
– Я умер! Я призрак и я в чистилище – пока я не завершу свои неоконченные дела!
***
Вещи собираются в своей сущности благодаря слову. Из бессознательного в сознание понимание приходит благодаря извлечению смысла из символа, наречению его именем – и установке на полку, в упорядоченном пространстве сознания.
Я всю жизнь боялся сам себя проклянуть своими фигурами умолчания – потому что с самого начала знал, что слова, сложенные в формулы словосочетаний, это заклинания, что звуки, собранные в слова, это оружие, а не просто цветные бусины на нитке.
Любовь, дом, природа, бог. Я называл людей людьми, представителями рода человеческого, а себя человеком не называл; я называл бога природой, бросая ему вызов в игре, я признал бога мертвым, когда испугался, что меня зовет мое предназначение – алхимика, поэта, пророка и мученика, – и убежал прочь из дома, а любовь назвал смертью и поклялся больше никогда не любить.
Я говорил, что я не только выгорел, но и чуть не сдох. Университет, кафедра, алхимический кружок, Хайдеггер, Гессе, кандидатская, аспирантура, студенты, лекции, семинары, лабораторные и пересдачи, утята, бараны и ослы, бестолковые тупицы, притворство и фарс, проклятый имитационный контрапункт!
Я любил это. Я предал это. Я сбежал и зарекся возвращаться, я не только трусливо сбежал, но убил себя, сжег все мосты.
Я сам это сделал, своими руками, своими словами, своими заклинаниями – в итоге осознав, что единственное, чего мне так хотелось, я никогда не получу – потому что я ошибаясь не ошибся и делал все, чтобы подтвердить свою теорию об инопланетянине.
Хайдеггер говорил, что сожалеет, что «Бытие и время» не принесло ему ни одного великого врага. Я так хотел себе великого врага – способного ответить мне с той же силой, с той же хлесткостью формулировок, с той же извращенностью фантазии… Я был согласен на теорию, что родство душ это проекции и перенос и взаимное негласное решение двух человек поверить, что они друзья, партнеры, партроны; я был убежден, что мертвые поэты, говорящие на одном с читателем языке, это додумывание и добровольное заблуждение.
Человеческое существо стремится справиться с необоснованной грустью – и пытается поставить на место дыры в груди любую фигуру – лишь бы воздух не выходил, лишь бы не кровоточило, лишь бы не потерять тепло.
Человеческое существо ищет себе подобного, но тянется к своему собственному отражению – потому что это единственное, что оно может увидеть. Я никогда не тешил себя иллюзиями, что найду себе подобного – но и от себя убегал.
Будет ли кто-то жалеть, что меня уже нет? Они видели оболочку, функцию, мой несобственный, отчужденный модус, я никогда не был собой с ними, я никогда не был собой даже с самим собой.
***
Когда мы пожимали руки перед поединком, он сказал, что ненавидит шахматы – потому что в шахматах, в отличие от науки, противник оказывает сопротивление, хитрит и избегает ошибки лишь для того, чтобы соперник не воспользовался этим как преимуществом.
Я сказал ему, что я тоже ненавижу шахматы – потому что играть против людей мне неинтересно.
Он победил меня. Я не расстроился – я решил, что это, наоборот, хорошо.
***
Инопланетянам заглядывать внутрь себя опасно – потому что человеческая кожа слезет, потому что изнутри разорвет.
***
Человек это единственное живое существо, способное испытывать необоснованную грусть. Грусть могут испытывать животные – но она является результатом какого-то события или последовательности событий, у грусти животного есть рациональное объяснение, оно лежит на поверхности, к нему обыкновенно не бывает вопросов.
Человек на протяжении всей своей жизни носит грусть внутри, вопрошает из этой грусти, вопросы его растут из глубины. Что это за грусть, поиск ли это бога, ожидание ли это обещанного алого солнца, которое никак не взойдет? Желание ли это найти отсутствующую деталь пазла и закрыть брешь в расползающейся картине мира – когда луч надвое все уже поделил?
Всякий вопрос – радость, всякий ответ – утрата… Горевание это, а не просто грусть! Вина это, а не просто экзистенциальное переживание печали и фрустрации, невозможности удовлетвориться, неустанная беготня!
Горевание по утраченной возможности, вина за смерть каждого упущенного варианта, который я не выбрал – выбрав один единственный из всех. Ответственность, тяжелая плита, давящая на грудь, за принятое решение – и необратимость движения вперед, без шанса спрятаться от зова совести, подлинной экзистенции, подлинного, возможного, меня.
Мы можем выбрать только одну возможность – и отказаться от остальных, несовместимых. Я отказался от себя, я не могу вернуться – и эта тоска, эта боль, эта проклятая необоснованная грусть никуда не исчезнет и никогда не пройдет.
Как они выносят это, как они выносили это? Трагедия экзистенциальной смертности – носить в себе вину за невыбранное, жить в каждый момент осознанно и убивать себя в другом варианте, совершая выбор между несовместимыми собственными модусами существования, уничтожая целые миры.
Мне всегда казалось, я знаю, кто я. Мне всегда казалось, я выбираю свой путь – и остаюсь в одиночестве, в молчании и тишине – единственных условиях, при которых подлинное «я» обращается ко мне, зовет меня, и нет необходимости давать вещам названия, все уже понятно.
Поэты, алхимики, философы, демиурги, возомнившие себя творцами действительного мира, сочиняющими его, способными через слова плести видимую паутину мироздания. Структура мира – структура категорий языка; не существует вещи там, где нет слова… Поэт придает форму смыслам, смыслы становятся волнами событий, которые создают узор камушков, выброшенных на берег, цветных стеклышек, и игрок в бисер – творец и художник.
***
Ни дня, ни часа… Время благоприятных и неблагоприятных сроков, время судьбоносных событий, инвариантная сеть из света – каждый узел которого я выявляю, чтобы свериться и выбрать направление, чтобы обнаружить себя.
Я же все это знал. Я же все это помнил – я всегда был больше, чем я действительно есть. Я часть большого текста, часть послания природы, иносказания фигуры умолчания без названия, присутствие которой я ощущаю, будучи заброшенным в какую угодно ситуацию, трактуя знаки, элементы своей собственной системы символов, через которые я доберусь куда-то еще.
Байесовская игра, игра с природой – японская поэзия, обоснование безосновного, с неполной информацией, где для выигрыша предписано стрелять, если вероятность, что оппонент враг, больше одной трети.
Природа раздавала роли, я стрелял. Бог в те моменты уже не играл в кости – играл я сам, сваливая вину на бога, лицемерно прикрываясь хитиновым покровом муравья – костюм которого я уже давно перерос.
Только не в футляр и не в гроб. Внутри меня еще бьется эта жадность, эта любознательность, я все еще хочу весь мир, я хочу прочесть эту книгу, я, наконец, понял, как ее читать…
Пожалуйста!
***
Больше цитат на Лайвлиб и в альбоме Вконтакте.
Отрывок из романа «Байесовская игра» Стеллы Фракта (аудио, Глава 36. Грусть) - подкаст Голос писателя
Поздравления с днем рождения и огромное спасибо за поддержку + работу над англоязычным переводом книги выражается Борису Медведеву, админу канала «Алхимики, поэты и лжецы».