– Выбивай свою долю, ты же мужик! – шипела Дарья Ивановна, энергично помешивая ложечкой в чашке с остывшим чаем. Звук металла о фарфор был резким, раздражающим, как бормашина. – Она на себя всё переписала, а ты кто? Приживалка?
Витя сидел, ссутулившись, и смотрел в одну точку. Его желваки ходили ходуном. Мать попала в самое больное – в его уязвлённое самолюбие. Он молчал, накапливая обиду, как грозовое облако электричество. В соседней комнате Таня, его жена, укладывала детей, не подозревая, что на кухне готовится переворот.
– Мам, ну мы же вместе начинали, – буркнул Витя, но голос его предательски дрогнул.
– Вместе! – фыркнула свекровь, картинно хватаясь за сердце. – А теперь фирма чья? Её! А дом? На её маму записан! Ты на улице останешься, Витенька. Вспомнишь мои слова, когда она тебя вышвырнет ради молодого любовника. У меня сердце не на месте… Ох, как колет!
В дверь позвонили. На пороге возник Пашка, двоюродный брат Вити – юркий, с бегающими глазками и кожаной папкой под мышкой. Он пах дешевым табаком и аферой.
– Ну что, семейный совет в сборе? – Пашка бросил папку на стол. – Документы готовы. Дарственная на половину доли в бизнесе и генеральная доверенность на управление недвижимостью. Витёк, действуй.
Таня вошла на кухню, поправляя халат. Её спокойный, проницательный взгляд мгновенно оценил расстановку сил: потная лысина Пашки, красное лицо мужа и торжествующая ухмылка свекрови.
– Что происходит? – спросила она ровно.
– Я хочу гарантий, Таня, – Витя поднялся, стараясь казаться выше. – Ты перепишешь на меня пятьдесят процентов акций. Сейчас.
– Витя, ты в своём уме? – Таня села напротив, не повышая голоса. – У нас тендер через неделю. Смена учредителей сейчас заморозит счета. Мы потеряем контракт, и нам нечем будет платить ипотеку. Это самоубийство.
– Не слушай её! – взвизгнула Дарья Ивановна. – Она тебе зубы заговаривает! Ой, сердце… Валидол мне, быстро! Я умираю, видя, как сына грабят!
Свекровь закатила глаза и обмякла. Витя побелел. Он метнулся к матери, потом к жене.
– Видишь, до чего ты её довела?! – заорал он, впервые за годы брака сорвавшись на крик. – Подписывай! Или я забираю детей и уезжаю к матери, а ты будешь объясняться с опекой! Пашка всё устроит!
Таня посмотрела на мужа. В его глазах она не увидела ни любви, ни партнёрства – только страх перед матерью и жадность, раздутую чужими словами. Она поняла: объяснять про тендеры и риски бесполезно. Перед ней был не муж, а испуганный ребенок с гранатой.
– Хорошо, – тихо сказала она. – Я подпишу. Но ты берёшь на себя ответственность. Полную.
– Подписывай, не тяни! – поторопил Пашка, сунув ей ручку.
Таня быстро, размашисто расписалась на кипе бумаг. Витя выхватил листы, прижимая их к груди, как трофей. Дарья Ивановна тут же «очнулась», чудесным образом перестав умирать.
– Вот и славно, – она мгновенно выпрямилась, румянец вернулся на щеки. – Теперь заживём. Паша, наливай коньяку!
– Ты уходишь? – спросил Витя, видя, что Таня молча направилась в прихожую.
– Мне нужно проветриться. Празднуйте, – бросила она через плечо.
Витя почувствовал укол совести, но Пашка уже хлопал его по плечу:
– Ты теперь король, брат! Завтра едем в офис, я там новый порядок наведу. Секретаршу уволим, возьмём нормальную, помоложе!
Дарья Ивановна довольно кивала:
– Наконец-то справедливость восторжествовала. Теперь ты, сынок, главный.
Таня вышла в прохладную ночь. Она достала телефон, набрала номер главного бухгалтера и сказала всего одну фразу:
– Запускайте протокол «Зеро». Они клюнули…
Триумф длился ровно три дня.
Утром четверга Витя ворвался в кабинет, который теперь считал своим, и застал там пугающую тишину. Пашка, назначенный им «коммерческим директором», сидел бледный, как мел, и бессмысленно щёлкал мышкой.
– Где деньги на счетах? – рявкнул Витя, чувствуя, как внутри всё холодеет. – Мне мать звонила, просит на ремонт дачи перевести.
– Витёк… тут такое дело, – Пашка сглотнул, его бегающие глазки замерли в ужасе. – Счета арестованы. Банк требует досрочного погашения кредитной линии.
– Какой линии? Мы же в плюсе!
– Были в плюсе, пока ты не стал гендиректором, – раздался холодный голос от дверей.
В кабинет вошла Таня. Она выглядела безупречно: строгий костюм, прямая спина и ни следа тех слёз, на которые рассчитывала Дарья Ивановна. За ней следовал юрист с папкой, куда более увесистой, чем та, что приносил Пашка.
– Ты что здесь делаешь? – вскинулся Витя, хотя спеси в нём поубавилось. – Это моя фирма! Я тебя уволю!
– Попробуй, – Таня села в кресло для посетителей, закинув ногу на ногу. – Только сначала прочитай то, что ты подписал три дня назад. Пункт 8.4 устава.
Юрист положил перед Витей документ. Буквы плясали перед глазами, но смысл доходил медленно и неотвратимо, как асфальтовый каток.
– «В случае смены основного бенефициара без согласования с кредитным комитетом банка, вся сумма долга подлежит возврату в течение 24 часов», – прочитал юрист вслух. – Плюс штрафные санкции. И самое интересное: ты, Виктор, подписал личное поручительство всем своим имуществом. Тем самым, что Паша так любезно переписал на тебя с моих счетов.
– Что? – Витя осел в кресле. – Пашка, ты же читал договор!
– Я… ну… там мелко было, – промямлил брат, пятясь к выходу. – Витёк, я пойду, мне надо… утюг выключить.
– Стоять! – рявкнула Таня, и Пашка замер, вжав голову в плечи. – Оборудование, которое ты вчера пытался продать налево, числится в лизинге. За попытку хищения — уголовная статья. Сядешь лет на пять.
Дверь распахнулась, и в кабинет, тяжело дыша, ввалилась Дарья Ивановна.
– Витенька! – заголосила она с порога. – Приставы! Они опечатывают мою дачу! Говорят, ты заложил её как гарант! Сделай что-нибудь! Ты же мужик!
Витя посмотрел на мать. Впервые он увидел не «святую женщину», а жадную старуху, которая своими руками подтолкнула его к краю пропасти. Его молчаливое презрение, которое он годами копил для жены, вдруг обрушилось на самого себя.
– Я ничего не могу, мама, – прошептал он. – Мы банкроты. Я всё потерял.
В кабинете повисла тишина. Дарья Ивановна открыла рот, чтобы начать привычный спектакль с сердцем, но, встретившись с ледяным взглядом Тани, осеклась. Манипуляции здесь больше не работали.
– А теперь слушайте меня, – Таня встала. – Я выкупила долг у банка сегодня утром. Теперь вы должны мне.
– Танечка! – Дарья Ивановна мгновенно сменила гнев на заискивание. – Родная! Мы же семья! Бес попутал, это всё Пашка!
– Пашка сейчас подпишет признание и будет отрабатывать долг на складе грузчиком, если не хочет в тюрьму, – отрезала Таня. – А ты, Витя…
Она подошла к мужу. Он не смел поднять глаз.
– Я предлагаю сделку. Ты переписываешь всё обратно и отказываешься от претензий. Я закрываю долги. Но ты уходишь. Жить будешь у мамы. Ты же так хотел её слушать — вот и слушай теперь круглосуточно.
– Тань, прости… – Витя попытался схватить её за руку, но она отстранилась.
– Нет, Витя. Ты сделал выбор, когда решил «выбивать долю» у матери своих детей. Ты хотел быть главным? Будь. Главным разочарованием моей жизни. Подписывай.
Витя трясущимися руками взял ручку. Пашка уже строчил объяснительную в углу, шмыгая носом. Дарья Ивановна беззвучно плакала, понимая, что теперь ей придётся содержать взрослого сына-неудачника на одну пенсию.
Когда все формальности были улажены, Таня вышла из душного офиса на улицу.
Весенний ветер ударил в лицо, свежий и пьянящий. Она села в машину, посмотрела в зеркало заднего вида и улыбнулась своему отражению. Впереди была сложная работа, восстановление репутации и, возможно, суды. Но это была её жизнь, её правила и её свобода.
Она завела мотор. Впервые за много лет дорога перед ней была абсолютно чистой, и солнце, пробивающееся сквозь тучи, обещало, что всё самое лучшее только начинается.