Света стояла перед зеркалом в прихожей, пытаясь застегнуть молнию на старых осенних сапогах. Пальцы предательски дрожали, а каждое движение отдавалось тупой, тянущей болью в икрах. Варикоз — слово, которое звучало как приговор для ее тридцати пяти лет. Врач сказал четко: «Тянуть больше нельзя, Светлана Игоревна. Тромбоз может случиться в любой момент».
Она выпрямилась, перевела дух и бросила взгляд на календарь, висевший на стене кухни. До операции оставалась неделя. Красный кружок, обведенный жирным маркером, был для нее маяком надежды. Полгода она откладывала каждую копейку: брала ночные смены в типографии, отказывалась от обедов в кафе, донашивала старые пальто. Сто пятьдесят тысяч рублей. Для их семьи сумма была внушительной, но здоровье того стоило. Олег, ее муж, вроде бы понимал это. Или делал вид, что понимает.
— Ты скоро? — крикнул он из комнаты, не отрываясь от телевизора. — Мама звонила, спрашивала, когда мы приедем поздравлять. У нее сегодня настроение боевое, юбилей все-таки.
Света поморщилась. Тамара Петровна, ее свекровь, была женщиной властной, шумной и требовательной. Ее шестидесятилетие планировалось с размахом императорского бала, хотя жили они в обычной «трешке» на окраине.
— Я сейчас, Олег. Только оплачу аванс клинике через приложение, — отозвалась Света. — Мне вчера администратор звонила, просила подтвердить бронь палаты.
Она достала телефон, привычным движением зашла в банковское приложение и замерла. Сердце пропустило удар, потом забилось где-то в горле. На экране, где еще вчера красовалась заветная цифра «150 000», теперь сиротливо светилось «245 рублей».
Света моргнула. Может, сбой системы? Обновила страницу. Ничего не изменилось. Она судорожно открыла историю операций. Вчера вечером, в 23:15, перевод на карту... Олега.
Холод прокатился по спине, мгновенно вытесняя боль в ногах. Она медленно прошла в комнату. Олег сидел на диване, закинув ноги на пуфик, и листал ленту новостей.
— Олег, — голос Светы звучал глухо, будто из-под воды. — Где деньги?
— Какие? — он даже не обернулся, но плечи его едва заметно напряглись.
— Деньги на операцию. Те, что я копила полгода. Они ушли на твою карту вчера ночью.
Олег наконец оторвался от телефона. Он медленно встал, поправил футболку и посмотрел на жену взглядом нашкодившего школьника, который, однако, уже придумал оправдание и сам в него поверил.
— Светик, ну не начинай, а? — он развел руками. — Я хотел сделать сюрприз, но раз ты заметила...
— Сюрприз? — Света почувствовала, как к горлу подступает тошнота. — Ты украл мои деньги на операцию, чтобы сделать сюрприз? Кому?
— Не украл, а взял взаймы у семейного бюджета! — возмутился Олег, переходя в наступление. — Маме нужнее, у нее юбилей! Ты понимаешь, шестьдесят лет! Это раз в жизни бывает. Она мечтала о хорошем банкете, о подарке... Не мог же я прийти с букетом гвоздик, как нищеброд.
Света опустилась на стул, потому что ноги перестали ее держать. В голове не укладывалось.
— Олег, ты слышишь себя? Мне через неделю ложиться под нож. У меня вены болят так, что я спать не могу. Врач сказал — срочно! А ты отдал эти деньги на... на что? На салаты и тамаду?
— Ой, да ладно тебе драматизировать! — Олег махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Вены твои никуда не денутся. Походишь еще пару месяцев в компрессионных чулках, ничего страшного. А у мамы праздник сегодня. Ты эгоистка, Света. Думаешь только о своих болячках, а о том, что матери приятно сделать надо, — даже не чешешься.
Слова падали, как тяжелые камни. «Эгоистка». Она, которая работала на двух работах, пока Олег искал себя в творческих кризисах. Она, которая ни разу не упрекнула его в маленькой зарплате.
— Сколько ты потратил? — тихо спросила она.
— Всё, — простодушно ответил муж. — Ресторан дорогой, «Империал». Плюс подарок... Я купил ей путевку в санаторий в Сочи. Она давно хотела. Ну и себе костюм новый взял, надо же соответствовать.
— Всё? — переспросила Света шепотом.
— Ну да. Свет, ну не делай такое лицо. Я заработаю! Через месяц, может два... Отдам я тебе твои деньги. Мама — это святое. А ты молодая, здоровая баба, потерпишь.
В комнате повисла тишина. Слышно было только, как тикают часы — подарок той самой Тамары Петровны на их свадьбу. Света смотрела на мужа и видела перед собой совершенно незнакомого человека. Этот пухловатый мужчина с бегающими глазками, который сейчас оправдывал свое предательство сыновним долгом, не имел ничего общего с тем Олегом, за которого она выходила замуж пять лет назад.
— Значит, маме нужнее... — повторила она, пробуя эти слова на вкус. Они горчили полынью.
— Именно! — обрадовался Олег, решив, что буря миновала. — Вот видишь, ты умница, все понимаешь. Давай, собирайся. Нам к пяти в ресторан. Мама просила не опаздывать, там фотосессия будет. Надень то синее платье, оно тебе идет. И лицо попроще сделай, не порть людям праздник.
Он хлопнул ее по плечу и весело насвистывая, пошел в ванную. Света осталась сидеть. Внутри нее что-то оборвалось. Словно перегорела лампочка, освещавшая их брак. Больше не было обиды, слез или истерики. Была только ледяная, кристальная ясность.
Она встала. Ноги болели невыносимо, но теперь эта боль стала ее топливом. Она посмотрела на закрытую дверь ванной, откуда доносился шум воды.
— Хорошо, Олег, — прошептала она в пустоту. — Я поеду на праздник. Я обязательно посмотрю, как гуляют на мое здоровье.
Света прошла в спальню, но вместо синего платья достала чемодан. Она начала собирать вещи. Медленно, методично. Документы, белье, зарядки. Свои накопления она уже потеряла, но терять себя она не собиралась. План созрел мгновенно. Она поедет в ресторан. Но не для того, чтобы есть салаты и улыбаться свекрови. Ей нужно было взглянуть в глаза этой женщине и своему мужу в последний раз. Увидеть дно, чтобы оттолкнуться от него.
Телефон звякнул. Сообщение от Тамары Петровны: «Светочка, надеюсь, ты не наденешь те жуткие туфли без каблука? На фото нужно выглядеть прилично. Мы ждем!»
Света горько усмехнулась. Туфли без каблука были единственным, что она могла носить из-за боли.
— Не волнуйтесь, Тамара Петровна, — пробормотала она, закрывая чемодан. — Сегодня я буду выглядеть именно так, как заслуживает этот праздник.
Она вызвала такси, но не до ресторана, а до камеры хранения на вокзале. Сначала вещи, потом — бал лицемерия. Сегодня она устроит им такой тост, который они запомнят надолго. «Маме нужнее», — эхом звучало в голове. Что ж, посмотрим, насколько дорого обойдется маме этот юбилей.
Ресторан «Империал» оправдывал свое название: позолота на лепнине, тяжелые бархатные шторы и хрустальные люстры, свисающие над столами, как застывшие слезы. В центре зала, за огромным столом в форме буквы «П», восседала именинница. Тамара Петровна в ярко-красном платье с глубоким декольте напоминала перезрелую вишню на торте. Ее шею украшало массивное колье — явная бижутерия, но дорогая, призванная пускать пыль в глаза.
Вокруг суетились гости: тетушки из провинции, подруги с работы, какие-то дальние родственники, которых Олег называл «нужными людьми». Стол ломился от яств. Осетрина, икра, сложные салаты в корзиночках, пирамиды фруктов. Света стояла в дверях зала и мысленно переводила каждое блюдо в ампулы лекарств и дни реабилитации. Вот эта нарезка — компрессионный трикотаж. Вон та бутылка коньяка — консультация анестезиолога. А вон тот огромный торт, который покатили на тележке в углу — это, пожалуй, сама операция.
Она вошла. На ней было не синее платье, которое просил надеть Олег, а строгие черные брюки и белая блузка. На ногах — ортопедические кроссовки. Она выглядела не как гостья на балу, а как посторонний наблюдатель, случайно зашедший с улицы.
— А вот и наша невестка! — громко провозгласила Тамара Петровна, заметив Свету. Голос ее, прокуренный и резкий, перекрыл музыку. — Ну наконец-то! Мы уж думали, ты заблудилась в трех соснах.
Олег подскочил к жене, больно схватив ее за локоть. От него уже пахло дорогим коньяком.
— Ты что вырядилась? — зашипел он ей на ухо. — Я же просил платье! И что это за кроссовки? Ты меня позоришь перед родней!
— У меня болят ноги, Олег, — спокойно ответила Света, высвобождая руку. — Или ты забыл? Ах да, ты же «забыл» об этом вчера, когда переводил деньги.
Олег покраснел, но тут же натянул фальшивую улыбку для подошедшей тетки с перламутровой помадой.
— Светочка просто после работы, устала, — громко сказал он. — Проходи, милая, садись вон там, с краю.
Место ей выделили действительно «почетное» — на самом краю стола, рядом с колонкой, из которой орал Стас Михайлов, и напротив вечно жующего дяди Бори, который уже успел капнуть соусом на галстук. Света села. Есть не хотелось. Она смотрела на мужа, который вился вокруг матери.
— Дорогие гости! — Олег постучал вилкой по бокалу, требуя внимания. Зал затих. — Сегодня особенный день. Моя мамочка, моя королева, отмечает юбилей! Мам, ты знаешь, я для тебя ничего не жалею. Ты воспитала меня мужчиной, научила щедрости и любви.
Тамара Петровна промокнула уголок глаза салфеткой, изображая умиление.
— И поэтому, — Олег сделал театральную паузу, — я хочу вручить тебе этот скромный подарок.
Он достал из кармана пиджака конверт с золотым тиснением.
— Здесь путевка в лучший санаторий Сочи! «Бархатные сезоны», люкс, все включено! Три недели рая для моей мамулечки!
Зал взорвался аплодисментами. Крики «Браво!», «Вот это сын!», «Молодец, Олег!» заполнили пространство. Тамара Петровна всплеснула руками, поцеловала сына в обе щеки и приняла конверт как должное.
— Спасибо, сынок! Вот видите, девочки, — обратилась она к подругам, — как важно правильно воспитать ребенка. Он последнюю рубашку снимет, но матери поможет. Не то что некоторые...
Ее взгляд скользнул по Свете. В этом взгляде было торжество победительницы. Она знала. Света поняла это мгновенно: свекровь знала, чьи это деньги. И ей было плевать. Более того, ей доставляло удовольствие унизить невестку, показав, кто в семье главный казначей.
— Светочка, а ты почему не пьешь? — елейным голосом спросила Тамара Петровна через весь стол. — Не рада за маму? Или завидуешь? У самой-то, поди, денег на такой подарок никогда не хватит с твоей зарплатой библиотекаря.
Гости захихикали. Олег стоял рядом с матерью, гордый, раскрасневшийся, и тоже ухмылялся. Это стало последней каплей. Света медленно поднялась. Ноги пронзила острая боль, но она выпрямилась во весь рост. Музыка почему-то стихла — видимо, диджей решил сменить трек, и в этой паузе скрип отодвигаемого стула прозвучал как выстрел.
— Почему же не рада, Тамара Петровна? — голос Светы был негромким, но четким. Она говорила так, как читала лекции детям в библиотеке — с расстановкой, чтобы каждое слово дошло до адресата. — Я очень рада. Я просто подсчитываю бюджет вашего праздника.
Олег дернулся, пытаясь перебить:
— Света, сядь! Не позорься!
— Нет, Олег, я постою, — она посмотрела ему прямо в глаза, и он осекся. — Видите ли, гости дорогие. Тамара Петровна права. С моей зарплатой на такой подарок не накопишь. Но я накопила. Полгода я откладывала эти деньги на операцию. У меня угроза тромбоза, мне больно ходить, даже сейчас. Сто пятьдесят тысяч рублей. Именно столько стоит путевка и вот этот замечательный стол.
По залу прошел ропот. Улыбки начали сползать с лиц гостей. Дядя Боря даже перестал жевать.
— Вчера ночью, — продолжила Света, не отводя взгляда от свекрови, — ваш замечательный сын, которого вы «правильно воспитали», украл эти деньги с моего счета. Пока я спала. Он сказал: «Маме нужнее».
— Заткнись! — взвизгнула Тамара Петровна, вскакивая. Ее лицо пошло красными пятнами. — Как ты смеешь портить мне праздник своим враньем! Да мой сын зарабатывает...
— Ваш сын не работает уже три месяца, — отрезала Света. — Он ищет себя. А живем мы на мои. Жили. Теперь, видимо, вы будете жить на его «поиски».
Она взяла со стола бокал с водой, но пить не стала.
— Я пришла не есть и не пить. Я пришла посмотреть, на что я променяла свое здоровье. Вкусно вам? Салатики в горло лезут? Надеюсь, путевка в Сочи вылечит ваши суставы, Тамара Петровна. Потому что мои вены оплатили ваш комфорт.
В зале повисла мертвая тишина. Было слышно, как звякнула вилка, упавшая на пол. Люди переглядывались, кто-то отводил глаза, кто-то смотрел на Олега с брезгливостью. Олег стоял бледный, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Его триумф рассыпался в прах за одну минуту.
— Убирайся! — прошипел он. — Вон отсюда! Мы разводимся!
— О, нет, дорогой, — Света улыбнулась, и эта улыбка была страшнее крика. — Это я с тобой развожусь. Вещи я уже собрала. Ключи на тумбочке. И да, заявление в полицию о краже средств я подала час назад. Онлайн. Так что, Тамара Петровна, сохраните чеки. Они вам понадобятся.
Света развернулась и пошла к выходу. Спина ее была прямой, несмотря на адскую боль в ногах. Она шла через зал, чувствуя на себе десятки взглядов, но ей было все равно. Она оставляла позади не просто праздник, а целую жизнь, которая, как оказалось, была фальшивкой. За спиной раздался истеричный крик свекрови, звон разбитой посуды и жалкое бормотание Олега, но Света уже толкнула тяжелые двери ресторана и вышла в прохладный вечерний воздух.
Первые дни после ухода напоминали странный сон. Света поселилась у старой подруги Лены, в крохотной «однушке» на другом конце города. Лена, узнав историю, сначала долго молчала, а потом разразилась такой тирадой из нецензурной лексики в адрес Олега, что у Светы даже заложило уши.
— В полицию — это ты правильно, — сказала Лена, наливая чай. — Но этого мало. Такие люди понимают только силу и отсутствие денег.
Заявление в полицию Света действительно написала, но, как объяснил участковый, дело было сложным: «Муж и жена, общий бюджет, доказать кражу трудно». Олег, узнав об этом, осмелел. Он начал звонить. Сначала с угрозами.
— Ты разрушила маме праздник! У нее давление под двести! Забери заявление, дрянь, иначе я тебя по судам затаскаю!
Потом тактика сменилась.
— Светик, ну погорячились и хватит. Возвращайся. В холодильнике мышь повесилась, носки не стираны. Мама готова тебя простить, если ты извинишься перед гостями.
Света слушала эти голосовые сообщения и только качала головой. «Мама готова простить». Какая же бездна разделяла их восприятие мира. Она заблокировала его номер, но Олег начал караулить ее у работы.
Однажды вечером, выходя из библиотеки, она увидела его. Он выглядел помятым, в том же костюме с юбилея, но уже несвежем.
— Света! — он кинулся к ней. — Нам надо поговорить.
— Нам не о чем говорить, Олег. Встретимся в суде на разводе.
— Какой суд? Ты знаешь, что путевку пришлось сдать? — выпалил он.
Света остановилась.
— Что?
— Мама побоялась ехать. Говорит, плохая примета на «краденые» деньги отдыхать. Соседи косо смотрят, кто-то распустил слухи после твоего выступления. Вернула она путевку, деньги мне отдала. Сказала: «Верни этой истеричке, пусть подавится».
Олег протянул ей пачку купюр, небрежно стянутую резинкой.
— Здесь сто тридцать тысяч. Двадцатку удержали за возврат. Бери и возвращайся домой. Я устал пельмени варить.
Света смотрела на деньги. Это были ее часы работы, ее некупленные платья, ее боль. Она медленно взяла пачку.
— Спасибо, что вернул, — спокойно сказала она. — Но домой я не вернусь.
— В смысле? — Олег опешил. — Я же деньги отдал! Проблема решена! Ты что, из-за двадцатки будешь характер показывать?
— Проблема не в деньгах, Олег. Проблема в том, что ты продал меня за мамину улыбку. А это не лечится и не возвращается.
Она спрятала деньги в сумку и пошла к остановке. Олег кричал ей вслед что-то обидное, но его слова растворялись в шуме города. Он так ничего и не понял. Для него это была просто финансовая транзакция, а не предательство.
Операцию Света сделала через две недели. Не хватающие двадцать тысяч добавила Лена, просто сунув их в карман пальто со словами: «Отдашь, когда танцевать начнешь».
Реабилитация была непростой, но каждый день без боли в ногах казался чудом. Света лежала в палате, смотрела в окно на осенние деревья и чувствовала невероятную легкость. Не только физическую. Исчез груз необходимости обслуживать взрослого мужчину, терпеть капризы свекрови, быть удобной.
Развод прошел быстро. Олег на заседание не явился, прислал только гневное СМС о том, что она «развалила семью». Позже общие знакомые рассказали, как сложилась жизнь «идеального сына». Тамара Петровна, лишившись возможности хвастаться невесткой-служанкой и понимая, что сын остался без финансовой подпитки, начала «пилить» его с удвоенной силой. Теперь Олег был виноват во всем: и в испорченном юбилее, и в том, что мало зарабатывает, и в том, что не может найти новую жену, которая терпела бы их обоих.
Они жили вдвоем в своей «трешке», как пауки в банке, бесконечно выясняя отношения. Олег начал выпивать, Тамара Петровна — бегать по врачам с реальными и мнимыми болезнями, требуя внимания, которое сын ей дать уже не мог и не хотел.
Спустя полгода Света шла по парку. Была весна. На ней было то самое синее платье, которое так и не увидело юбилея, и изящные туфли на небольшом, но каблучке. Она шла легкой, летящей походкой, наслаждаясь каждым шагом.
На скамейке у пруда она заметила знакомую фигуру. Тамара Петровна сидела одна, сгорбленная, кормила уток. Она постарела, яркий макияж сменился серым цветом лица. Света замедлила шаг. Свекровь подняла глаза и узнала ее.
Взгляд Тамары Петровны метнулся к ногам Светы, к ее спокойному, цветущему лицу. В глазах старухи мелькнуло что-то похожее на зависть и сожаление. Она дернулась, будто хотела что-то сказать, может быть, даже позвать, но Света лишь вежливо кивнула и прошла мимо.
Она не испытывала злорадства. Не было желания подойти и сказать: «Ну что, стоило оно того?». Все было сказано тогда, в ресторане. Жизнь сама расставила все по местам. «Маме нужнее», — говорил Олег. Жизнь показала, что маме действительно было нужно: остаться один на один со своим эгоизмом и сыном, которого она воспитала по своему подобию.
А Свете было нужно другое. Ей нужно было просто идти вперед, не оглядываясь и не чувствуя боли. И сейчас, вдыхая запах сирени, она точно знала: она получила именно то, что заслужила. Свободу и здоровье. Самый дорогой подарок, который она сделала себе сама.
Света вышла из «Империала», и тяжелые дубовые двери отсекли шум музыки и пьяных голосов. На улице было свежо. Ветер рвал полы ее легкой куртки, но она этого почти не чувствовала. Внутри нее бушевал пожар. Адреналин, который помог ей выстоять перед свекровью и высказать все в лицо мужу, теперь медленно отступал, уступая место дикой, пульсирующей боли в ногах. Каждый шаг по брусчатке отдавался ударом молота в висках.
Она дошла до ближайшей скамейки и буквально рухнула на нее. Телефон в кармане вибрировал не переставая. «Любимый» — высвечивалось на экране. Света смотрела на это слово и не понимала, как набор букв может вызывать такое отвращение.
— Алло? — она все-таки сняла трубку, просто чтобы прекратить эту пытку звуком.
— Ты… ты хоть понимаешь, что ты натворила?! — голос Олега срывался на визг. На заднем плане слышались рыдания Тамары Петровны и чьи-то успокаивающие голоса. — У мамы сердце! Скорую вызываем! Тетя Валя в шоке, дядя Боря ушел, даже торт не попробовал! Ты всех разогнала!
— Я рада, что дядя Боря наконец-то перестал есть, — безжизненным голосом ответила Света. — А у твоей мамы нет сердца, Олег. Там насос для перекачки чужих денег. Так что ничего с ней не случится.
— Да как ты… — Олег захлебнулся воздухом. — Вернись немедленно! Встань на колени, извинись! Скажи, что у тебя истерика, гормоны, что угодно! Иначе… иначе я тебя домой не пущу!
— А я и не приду, — Света нажала «отбой» и заблокировала номер.
Теперь нужно было решать, что делать дальше. Чемодан лежал в камере хранения на вокзале. Ночевать там было нельзя — слишком опасно, да и ноги требовали горизонтального положения. Она набрала Лене, своей школьной подруге.
— Светка? Ты чего так поздно? Случилось что? — Лена всегда чуяла беду за версту.
— Лен, можно я у тебя переночую? Пару дней. Я от Олега ушла.
— Да ладно?! — в трубке послышался грохот, будто Лена уронила кастрюлю. — Наконец-то! Господи, я уж думала, не доживу до этого праздника! Конечно, приезжай! Я сейчас пельмешки сварю, коньяк достану. Жду!
Света вызвала такси. Пока машина ехала по ночному городу, она смотрела в окно на мелькающие огни. Странно, но страха не было. Была пустота. Как будто из квартиры вынесли всю мебель, и теперь там гуляло эхо. Пять лет жизни. Пять лет она строила этот брак, латала дыры в бюджете, терпела колкости свекрови, оправдывала инфантильность Олега. И все это рухнуло за одну секунду, когда она увидела баланс карты.
У Лены было тесно, шумно (двое котов и собака) и невероятно уютно.
— Рассказывай, — скомандовала подруга, ставя перед Светой тарелку с дымящимися пельменями.
Света рассказала. Все, без утайки. И про операцию, и про «маме нужнее», и про ресторан. Лена слушала молча, только желваки на скулах ходили ходуном. Когда Света закончила, Лена встала, подошла к окну, открыла форточку и грязно выругалась.
— Сто пятьдесят тысяч… — прошептала она. — Светка, это же статья. Кража.
— Участковый сказал — семейное дело, — Света потерла ноющую икру. — Доказать трудно. Карта моя, но доступ у него был, я сама пароль дала, когда он просил продукты купить полгода назад.
— Ничего, — глаза Лены сузились. — Мы их достанем. Не мытьем, так катаньем. Но сначала — твои ноги. Покажи.
Света закатала брючину. Лена ахнула. Нога была синюшно-багровой, вены вздулись узлами.
— Ты с ума сошла на таких ногах в ресторан ходить? — зашипела подруга. — Тебе лежать надо! Завтра же к врачу. Деньги найдем. У меня отложехо немного, кредит возьмем, но операцию сделаем.
В эту ночь Света впервые за долгое время спала спокойно, несмотря на чужой диван и храпящего под боком бульдога. Ей снилось море. Не то, сочинское, куда должна была ехать свекровь, а другое — чистое, прохладное, смывающее грязь.
А в это время в квартире Олега бушевал настоящий шторм. Гости разошлись быстро, комкая прощания. Никто не хотел оставаться в атмосфере скандала. Тамара Петровна, убедившись, что зрителей больше нет, мгновенно прекратила изображать сердечный приступ. Она сидела на кухне, доедая принесенные из ресторана контейнеры с нарезкой, и сверлила сына взглядом.
— Опозорил! — шипела она, размахивая вилкой. — На весь город опозорил! Кто тебя просил эту дуру звать? Сказал бы, что заболела!
— Мам, но ты же сама хотела, чтобы она увидела… — вяло оправдывался Олег, расстегивая тугой ворот рубашки.
— Что увидела? Мой триумф? А увидела она, что у тебя кишка тонка бабу на место поставить! И деньги эти… Ты правда все потратил?
— Ну… там ресторан, путевка, костюм… Осталось тысяч пять, может.
— Идиот, — констатировала мать. — А если она правда в полицию пойдет? Или на работу к тебе сообщит? Ах да, у тебя же нет работы!
Олег обхватил голову руками. Хмель выветрился, оставив тошную головную боль. Он привык, что Света — это надежный тыл. Что она поворчит, но простит. Что она найдет выход, займет денег, сварит суп. А теперь в квартире было тихо и пусто. И страшно.
— Ничего, — вдруг сказала Тамара Петровна, хищно прищурившись. — Приползет. Куда она денется с больными ногами и без копейки? День-два побегает и вернется. А мы ей условия поставим. Чтобы знала, как матери праздник портить.
Они еще не знали, что механизм, запущенный Светой, уже не остановить. И что «приползать» придется совсем не ей.
Прошла неделя. Для Светы это были дни боли и унизительного поиска средств. Врач, увидев ее ноги, был категоричен: «Светлана Игоревна, ситуация ухудшилась. Стресс спровоцировал воспаление. Оперировать нужно «вчера». Иначе тромб может оторваться в любой момент».
Денег не было. Банки отказывали в кредите — у Светы уже была небольшая рассрочка за ноутбук, а официальная зарплата библиотекаря не внушала доверия алгоритмам. Лена отдала свои накопления — тридцать тысяч. Не хватало еще сто двадцать.
Света лежала на диване у Лены, обложенная подушками, и смотрела в потолок. Отчаяние накатывало волнами. Неужели из-за предательства мужа она станет инвалидом? Или того хуже…
В дверь позвонили. Лена была на работе, Света с трудом встала и, опираясь о стену, поплелась открывать. На пороге стоял Олег. Он выглядел жалко: небритый, в мятой футболке, с пакетом из супермаркета в руках.
— Как ты меня нашел? — холодно спросила она, не открывая цепочку.
— Ленку встретил у подъезда, проследил, — буркнул он. — Свет, открой. Поговорить надо. Я продукты принес.
Света колебалась секунду, потом закрыла дверь, сняла цепочку и снова открыла.
— Заходи. Но ненадолго.
Олег прошел на кухню, оглядываясь брезгливо на скромную обстановку. Поставил пакет на стол.
— Тут макароны, тушенка… Мама передала варенье.
— Какая щедрость, — усмехнулась Света. — Варенье в обмен на сто пятьдесят тысяч. Выгодный курс.
— Свет, хватит, — Олег сел на табуретку, которая жалобно скрипнула. — Возвращайся. Я серьезно. Мама, конечно, обижена, но она готова забыть тот концерт в ресторане. Мы даже готовы… ну, не требовать от тебя извинений публично. Просто дома перед ней покайся и все.
Света смотрела на него и не верила своим ушам. Этот человек жил в какой-то параллельной вселенной.
— Олег, ты идиот? — спросила она спокойно. — Мне нужна операция. Срочно. У меня нет денег, потому что ты их украл.
— Не украл, а… — начал он привычную мантру.
— Украл! — рявкнула она так, что Олег вжал голову в плечи. — И если ты сейчас же не вернешь эти деньги, я подам на раздел имущества. Квартира куплена в браке. Мы ее продадим, я заберу свою половину, а вы с мамой поедете в коммуналку. Как тебе такой план?
Олег побледнел. Квартира была его больным местом. Формально она была оформлена на него, но куплена в ипотеку, которую они платили вместе.
— Ты не посмеешь, — прошептал он. — Там мама прописана.
— Мне плевать, Олег. Мне нужна жизнь, а не памятник твоей маме. У тебя два дня. Или деньги, или суд.
Олег ушел, забыв пакет с макаронами. Света сползла по стене на пол. Сил не было. Ноги горели огнем. Вечером, когда вернулась Лена, она нашла Свету в полуобморочном состоянии. Температура под сорок.
— Скорую! — заорала Лена в трубку.
В больницу ее увезли с острым тромбофлебитом. Операцию сделали экстренно, по квоте ОМС, которую чудом выбил заведующий отделением, пожалев молодую женщину. Но реабилитация и дорогие лекарства все равно требовали денег.
А тем временем в квартире Олега и Тамары Петровны разворачивалась драма «Богатые тоже плачут», только в версии «Бедные и злые».
— Она угрожала судом?! — визжала Тамара Петровна, хватаясь за сердце (на этот раз почти по-настоящему). — Разделом квартиры?! Эта пигалица?!
— Мам, она настроена серьезно, — Олег нервно курил прямо на кухне, чего раньше мать не позволяла. — Она выглядела жутко. Если она умрет или станет инвалидом, нас затаскают. А если начнет делить квартиру… У нас ипотека еще не закрыта до конца, банк вмешается… Мы останемся на улице!
— И что ты предлагаешь? — злобно спросила мать. — Отдать ей деньги? У нас их нет! Мы все проели в ресторане!
— Путевка, — тихо сказал Олег. — Мам, надо сдать путевку.
— Нет! — взвыла Тамара Петровна. — Я всем подругам рассказала! Я чемодан собрала! Это мой подарок! Ты подарил — ты не имеешь права забирать!
— Мама, это не твой подарок! Это Светины вены! — впервые в жизни Олег повысил голос на мать. — Если мы не вернем деньги, мы потеряем квартиру! Ты этого хочешь? Жить в общаге с тараканами, зато съездив в Сочи один раз?
Скандал длился три часа. Были биты тарелки, вспоминались обиды двадцатилетней давности, проклинался тот день, когда Олег родился. Но в итоге здравый (или скорее трусливый) смысл победил.
На следующий день Олег пошел в турагентство. Возврат оформили со штрафом. На руках у него осталось 130 тысяч рублей.
Он стоял у банкомата, держа пачку денег. Ему было жаль не Свету. Ему было жаль себя. Он понимал, что «красивая жизнь» закончилась. Теперь ему придется работать. Не «искать себя», а пахать, чтобы оплачивать ипотеку и запросы матери, которая теперь будет пилить его вечно за этот несостоявшийся курорт.
Света пришла в себя в палате. Нога была забинтована, но той тянущей, изматывающей боли больше не было. Была другая — послеоперационная, острая, но «живая». Она открыла глаза и увидела на тумбочке букет апельсинов и записку от Лены: «Витамины для победы».
Телефон пискнул. Уведомление от банка.
«Зачисление: 130 000 руб. Отправитель: Олег В.»
И следом сообщение в мессенджере: «Вернул. Путевку сдали. Подавись. И забудь наш адрес».
Света улыбнулась. Слабо, одними уголками губ. Они думали, что оскорбили ее. Но для нее эти деньги были не просто купюрами. Это была ее капитуляция перед прошлой жизнью и победа над будущей.
«Спасибо, что не всё проели», — набрала она ответ, но отправлять не стала. Стерла. Много чести.
Выписка прошла через десять дней. Лена встречала ее как героя войны — с шариками и тортом.
— Ну что, подруга, новая жизнь? — спросила она, помогая Свете сесть в такси.
— Новая, — кивнула Света. — И в ней точно не будет места людям, которые считают, что любовь измеряется жертвами.
Процесс развода был грязным. Тамара Петровна пыталась отсудить у Светы даже старый тостер, утверждая, что это семейная реликвия. Олег на заседания не являлся, присылая адвоката-новичка. Но судья, строгая женщина в очках, быстро раскусила ситуацию. Квартиру делить не стали — Света согласилась на денежную компенсацию своей доли, которую Олег обязался выплачивать в течение пяти лет. Это было лучше, чем жить с ними под одной крышей или продавать жилье с аукциона за копейки.
Полгода спустя.
Жизнь Олега превратилась в день сурка. Утром — работа курьером (единственное, куда взяли быстро), вечером — нытье матери. Тамара Петровна не простила ему «унижения».
— Вот у Гали сын — директор! Отправил мать в Турцию! А ты? Родной матери отдых зажал, отдал деньги этой…
— Мама, хватит! — огрызался Олег.
— Не смей на мать голос повышать! Я тебе жизнь отдала!
Он начал задерживаться после работы. Брал по пару пива, сидел на лавочке у подъезда, боясь идти домой. Он вспоминал, как Света встречала его с ужином, как слушала его бредни про стартапы, как верила в него. Он понял, что предал единственного человека, которому он был нужен просто так, а не как «инвестиционный проект» или «обслуживающий персонал».
А Света… Света училась ходить заново. Не только физически, но и морально. Она сменила работу — ушла из библиотеки в частное издательство корректором, зарплата стала выше. Она купила себе то самое синее платье, которое не надела на юбилей.
Тот день в парке, когда она встретила свекровь, стал для нее финальной точкой.
Тамара Петровна сидела на скамейке, постаревшая, злая. Она кормила уток агрессивно, кидая куски хлеба так, будто хотела их прибить.
Увидев Свету, она замерла. Света выглядела потрясающе. Стройная, в красивом платье, на каблуках (врач разрешил небольшие!). Рядом с ней шел мужчина. Не молодой, с сединой на висках, но с добрыми глазами. Он держал ее под руку так бережно, словно она была из хрусталя.
— Света? — невольно вырвалось у Тамары Петровны.
Света остановилась. Посмотрела на бывшую свекровь. В этом взгляде не было ни ненависти, ни злости. Только равнодушие. Как смотрят на прошлогоднюю листву.
— Здравствуйте, Тамара Петровна, — вежливо сказала она.
— Ты… ты как? Ноги не болят? — глупо спросила старуха, не зная, зачем спрашивает. Она ждала, что Света начнет язвить, торжествовать.
— Спасибо, всё хорошо. Операция прошла успешно. На ваши деньги, кстати, я купила курс реабилитации. Очень помогло.
Тамара Петровна побагровела.
— А Олег… он скучает, — вдруг сказала она, унижаясь окончательно. — Пьет. Может…
— Это уже не моя история, — мягко перебила ее Света. Она чуть сжала руку своего спутника. — Пойдем, Андрей? Мы на концерт опоздаем.
— Конечно, милая, — ответил мужчина, даже не взглянув на старуху.
Они ушли по аллее, залитой солнечным светом. А Тамара Петровна осталась сидеть. Она смотрела на уток, которые дрались за кусок размокшего хлеба, и впервые в жизни отчетливо поняла: она сама, своими руками, превратила свою жизнь и жизнь сына в это грязное болото. Она получила свой «юбилей» длиною в остаток жизни. Одинокий и горький.
Света не оглянулась. Она знала: впереди еще много боли и радости, но теперь это будет ее боль и ее радость. И больше никто не скажет ей, что кому-то «нужнее» ее жизнь, чем ей самой.
