Я услышала этот крик, протирая пыль с листьев огромного фикуса в холле. Голос был молодой, громкий и раздражённый. Он шёл из кабинета начальника отдела продаж. Я замерла с тряпкой в руке. Не потому что испугалась. А потому что узнала этот голос. Даже через семь лет.
Меня зовут Светлана. Мне пятьдесят два года. Я работаю уборщицей в этой солидной IT-компании уже три года. После того как завод, где я трудилась мастером, закрылся, это была единственная возможность. Зарплата маленькая, но стабильная. И главное — я могу снимать комнату в соседнем районе и помогать дочери-студентке. Моя жизнь умещается в простую формулу: работа, магазин, дом, звонок дочери. Я давно не жду от жизни подарков. Но и пинков под зад — тоже.
А тогда, семь лет назад, я была другой. У меня был свой маленький, но крепкий дом в родном городке. И была соседка, Ирина, с сыном-подростком. Её муж спился и ушёл, она одна тянула двоих — этого парня и младшую дочку. Мальчишка был колючий, злой на весь мир, но умный. Он постоянно сбегал с уроков, мог нахамить, его выгоняли из школы. Все уже махнули на него рукой. Все, кроме его матери. Я видела, как она плачет у нашего забора. И как он потом, сжав кулаки, смотрит в одну точку.
Однажды вечером он полез драться с местными пацанами, и его привезли в травмпункт. Ирина была на суточной смене. Меня вызвали как соседку. Я приехала. Он сидел на кушетке с разбитой губой, а в глазах у него была такая пустота, что мне стало страшно. Не за него. За него-то как раз уже никто не боялся. Мне стало страшно от этой пустоты. Я сказала ему тогда, пока врач зашивал рану:
— Ты хочешь сдохнуть здесь в грязи, как твой отец? Или хочешь доказать всем, включая себя, что ты — не он?
Он даже не посмотрел на меня.
— А какая разница? — пробурчал он.
— Разница в том, что у тебя есть мозги, — сказала я резко. — Ты же решал за сына Игнатьева все задачи по геометрии. За бутылку колы. Я знаю.
Он удивлённо поднял на меня глаза.
— Так используй их. Выбирайся. Учись. Сделай так, чтобы твоя мать когда-нибудь перестала плакать. Это единственный достойный выход для мужчины в твоей ситуации.
Я не знаю, почему сказала именно это. Наверное, потому что сама растила дочь одну и понимала, каково это. Потом я привозила ему из города книги по программированию — старые, купленные на барахолке за копейки. Соседский мужик-дальнобойщик отдал ему свой древний ноутбук. Я просто передала. Больше я ничего не делала. Он всё сделал сам. Поступил в институт в областном центре, уехал. Потом Ирина перебралась к нему, продав свою развалюху. Мы потерялись. Жизнь развела.
И вот теперь его голос. Из кабинета с табличкой «Роман Волков, руководитель отдела». Тот самый колючий подросток. Выросший, успешный, в дорогом костюме. Он пришёл в компанию месяц назад, я видела его пару раз в коридоре. Он прошёл мимо, не взглянув. Я подумала, может, не узнал. Или не захотел узнавать. Ну и ладно. У меня своя дорога, у него своя.
Но сейчас его голос резанул воздух, как стекло.
— Я не понимаю, Сергей Петрович! — кричал он моему начальнику по административно-хозяйственной части. Дверь была приоткрыта. — У нас клиенты миллионные приезжают! Стиль, дизайн, open space! А тут эта… эта женщина в стёртых кроссовках и синем халате ползает! Она портит весь вид! Она создаёт впечатление захудалой конторы! Уберите её! Наняли бы молодую, в нормальной форме. Или пусть убирается после восьми вечера, когда все ушли!
Я стояла за стеной, и мои руки в резиновых перчатках вдруг стали тяжёлыми. Не обида. Обида — это когда ждёшь хорошего. Я ничего не ждала. Это было другое. Холодное, ясное понимание. Понимание того, кем стал тот мальчик. И кем я для него теперь.
Из кабинета послышался спокойный, усталый голос Сергея Петровича.
— Роман, успокойтесь. Светлана Ивановна работает у нас три года. Она прекрасно справляется. Никто никогда не жаловался.
— Я жалуюсь! — перебил Волков. — Это мой отдел, и я не хочу видеть тут немощных старух! Это бьёт по имиджу. Я настаиваю.
Я медленно сняла перчатки. Сложила их. Подошла к двери и постучала. Негромко.
— Войдите! — отозвался Сергей Петрович.
Я открыла дверь. Они оба сидели за столом. Сергей Петрович смотрел с беспокойством. Роман Волков обернулся — и на его лице сначала мелькнуло раздражение, что ему помешали. Потом взгляд скользнул по моему халату, по ведру с тряпками в моей руке. И в его глазах не появилось ничего. Ни узнавания, ни смущения, ни стыда. Абсолютно ничего. Я была для него просто предметом интерьера. Неудобным предметом.
— Светлана Ивановна, мы как раз… — начал Сергей Петрович.
— Я всё слышала, — тихо сказала я. Смотрела не на него, а на Романа. — Извините, что помешала. Я только за ключом от кладовки.
Волков фыркнул и отвернулся к окну, демонстративно показывая, что разговор со мной окончен. Что я даже не заслуживаю объяснений.
Сергей Петрович, краснея, протянул мне ключ.
— Света, не обращай внимания… — пробормотал он.
— Всё в порядке, — улыбнулась я ему. И вышла.
Я закрыла дверь и пошла по длинному светлому коридору. Мимо модных диванов, стеклянных перегородок, мимо молодых ребят в наушниках, увлечённых своими экранами. Я шла и думала. Не о его подлости. Один мудрый человек сказал: не трать время на злых людей, они сами себя накажут. Я думала о практических вещах.
У меня есть комната, которую я снимаю. Аренда — почти вся моя зарплата. Помощь дочери — это то, что я откладываю с копейки на копейки. Если я уйду сюда — я не найду такую же зарплату быстро. Значит, надо искать что-то другое. Может, две ставки уборщицы в других местах. Или сторожихой. Комнату, возможно, придётся сменить на ещё более дешёвую. Дочке сказать, чтобы пока обходилась самой. Она уже взрослая, поймёт.
Мыслей о том, чтобы войти и сказать: «А помнишь, Ромка, как я тебе книги носила?» — не было. Совсем. Это было бы унизительно. Для меня. Просить напоминать о своём существовании. Я ему когда-то дала шанс. Он им воспользовался. Теперь он был в своём праве не узнавать меня. И я была в своём праве не напоминать о себе.
Я дошла до кладовки, открыла её. Постояла в полумраке среди запаха моющих средств и чистой ветоши. Потом сняла свой синий фирменный халат. Аккуратно сложила его. Надела свою обычную куртку. Взяла свою сумку.
Я вышла из кладовки и пошла прямо к кабинету Сергея Петровича. Снова постучала.
— Войдите. Света? Что-то случилось?
Волков уже ушёл.
— Сергей Петрович, я ухожу, — сказала я ровно.
— Что? Да брось ты! Он просто горячий, надумает! Я с ним разберусь!
— Нет, — покачала я головой. — Вы не разберётесь. Он будет настаивать. Он ваш новый перспективный руководитель. А я — уборщица. Я понимаю, как всё устроено. Не хотите же вы из-за меня конфликт в отделе раздувать.
Он смотрел на меня, и я видела в его глазах облегчение. Он боролся с ним, но оно было. Потому что я была права.
— Но как же ты… Куда?
— Как-нибудь устроюсь. Мир не клином сошёлся. — Я положила сложенный халат и ключи от кладовки ему на стол. — Спасибо вам за всё. Вы хороший человек.
Я вышла из кабинета в последний раз. Прошла мимо того самого фикуса. Вышла на улицу. Был обычный пасмурный день. Я села на автобус и поехала домой. В кармане лежал телефон. Нужно было позвонить дочери, предупредить, что денег в этом месяце будет меньше. Потом поискать в интернете вакансии. Может, в больнице нужна санитарка. Или в общежитии уборщица с проживанием.
Я смотрела в окно на мелькающие дома и не чувствовала ничего, кроме усталости. И странной, ледяной пустоты. Такой же, какую я увидела когда-то в глазах того мальчика в травмпункте. Только теперь она была во мне. И с ней предстояло жить. Просто жить. Без всяких историй.
