Найти в Дзене

Отказалась дарить дорогой подарок племяннику и стала изгоем в семье

– Ты же понимаешь, что для Павлика это не просто игрушка, а путевка в жизнь? – Светлана подлила сестре чаю, но сделала это так резко, что несколько капель горячей жидкости выплеснулись на клеенку. – Сейчас без мощного компьютера никуда. Он же на программиста собирается, или на дизайнера... В общем, там графика нужна серьезная. Елена отодвинула чашку подальше от края стола, чувствуя, как внутри нарастает знакомое напряжение. Она знала этот взгляд сестры – цепкий, оценивающий, немного заискивающий, но с твердой уверенностью, что отказ не принимается. В квартире пахло жареной картошкой и старыми обоями – запах, который Елена помнила с детства, но который теперь вызывал у нее лишь желание поскорее открыть форточку и уйти. – Света, я очень рада, что Паша определился с будущим, – осторожно начала Елена, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Но при чем тут я? У него есть родители. Ты и Виктор работаете. – Ой, ну ты как будто с Луны свалилась! – Светлана махнула рукой, и ее многочисленные брас

– Ты же понимаешь, что для Павлика это не просто игрушка, а путевка в жизнь? – Светлана подлила сестре чаю, но сделала это так резко, что несколько капель горячей жидкости выплеснулись на клеенку. – Сейчас без мощного компьютера никуда. Он же на программиста собирается, или на дизайнера... В общем, там графика нужна серьезная.

Елена отодвинула чашку подальше от края стола, чувствуя, как внутри нарастает знакомое напряжение. Она знала этот взгляд сестры – цепкий, оценивающий, немного заискивающий, но с твердой уверенностью, что отказ не принимается. В квартире пахло жареной картошкой и старыми обоями – запах, который Елена помнила с детства, но который теперь вызывал у нее лишь желание поскорее открыть форточку и уйти.

– Света, я очень рада, что Паша определился с будущим, – осторожно начала Елена, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Но при чем тут я? У него есть родители. Ты и Виктор работаете.

– Ой, ну ты как будто с Луны свалилась! – Светлана махнула рукой, и ее многочисленные браслеты звякнули. – Витька сейчас на голом окладе сидит, у меня в салоне тоже не сезон. А ноутбук нужен сейчас. Пока цены опять не взлетели. Мы присмотрели отличный вариант, игровой, мощный, чтобы на все пять лет учебы хватило. Стоит всего сто сорок тысяч.

Елена поперхнулась воздухом.

– Сколько? Сто сорок? Свет, ты в своем уме? Это же огромные деньги. Зачем ему такой дорогой для учебы? Можно же взять обычный офисный за сорок-пятьдесят, для начала хватит за глаза.

– Ты ничего не понимаешь в технике, – отрезала сестра, поджав губы. – Офисный – это дрова. А мальчику нужно развиваться. И потом, у кого нам просить? У матери пенсия – слезы. А ты у нас женщина свободная, детей нет, ипотеку закрыла. Мы же знаем, что ты премию получила квартальную, плюс отложенное есть. Ты сама говорила, что копишь на ремонт кухни.

– Вот именно, – Елена почувствовала, как холодеют ладони. – Я коплю на кухню. Моему гарнитуру уже восемнадцать лет, дверцы отваливаются. Я три года откладывала с каждой зарплаты, во всем себе отказывала, в отпуск не ездила. Почему я должна отдать эти деньги на ноутбук племяннику?

В кухню, шаркая тапочками, вошла Галина Петровна. Мать выглядела уставшей, но, судя по решительному блеску в глазах, разговор она слышала с самого начала и готовилась вступить в бой. Она тяжело опустилась на табурет, кряхтя и потирая поясницу.

– Леночка, ну что ты с сестрой торгуешься, как на базаре? – певуче, но с ноткой укоризны произнесла мать. – Родная кровь ведь. Павлик – твой единственый крестник. Неужели тебе для родного человека бумажек жалко? Кухня твоя никуда не убежит, она же есть не просит. Постоит еще годик-другой. А у парня мечта, учеба на носу.

– Мама, учеба начнется только через полгода, он еще даже школу не закончил, – парировала Елена. – И я не торгуюсь. Я просто говорю «нет». Это мои деньги, заработанные моим трудом. У меня тоже есть мечты и планы.

Повисла тишина, тяжелая и вязкая, как кисель. Света переглянулась с матерью. В этом взгляде Елена прочитала приговор: она снова стала «плохой».

– Значит, вот как мы заговорили, – тихо протянула Светлана, нервно теребя край скатерти. – «Мои деньги», «мой труд»... А то, что мы тебе помогали, когда ты после развода осталась ни с чем, это ты забыла? Кто тебе вещи перевозил? Витя мой. Кто тебя кормил первыми щами, пока ты работу искала? Мама.

– Свет, это было десять лет назад, – Елена почувствовала, как к горлу подкатывает ком обиды. – И я долг вернула сполна. Я вам на машину добавляла пятьдесят тысяч, которые вы так и не отдали. Я Пашу каждое лето в лагерь собирала. Я маме зубы оплатила в прошлом году. Вы это не считаете?

– Ты попрекаешь нас? – Галина Петровна схватилась за сердце, картинно закатывая глаза. – Господи, до чего я дожила. Родная дочь попрекает куском хлеба и лечением матери. Вырастила эгоистку на свою голову. У Светки вон двое детей, она крутится как белка в колесе, а ты только о себе думаешь. Живешь в свое удовольствие, ни забот, ни хлопот.

– Мама, хватит, – Елена встала из-за стола. Ноги дрожали. – Я не живу в удовольствие, я пашу на двух работах. И я имею право тратить свои деньги на себя.

– Если ты сейчас уйдешь и не поможешь племяннику, – голос Светланы стал ледяным, – то можешь забыть дорогу в этот дом. Нам такие родственники, которые за копейку удавятся, не нужны. Паша так на тебя надеялся. Он всем друзьям сказал: «У меня тетя Лена крутая, она поймет». А ты...

– А я, видимо, не крутая. Я просто удобная. Была до сегодняшнего дня.

Елена вышла в прихожую, быстро накинула пальто, не попадая в рукава с первого раза. Из кухни доносилось громкое всхлипывание матери и успокаивающий бубнеж сестры. Никто не вышел ее провожать. Дверь за собой она захлопнула сама, отсекая этот душный мир манипуляций и вечных ожиданий.

На улице шел мокрый снег. Елена дошла до остановки, села на холодную лавку и только тогда позволила себе выдохнуть. Телефон в кармане вибрировал, но доставать его не хотелось. Она знала, кто звонит и что там напишут.

Дома ее встретила тишина и кот Маркиз, который тут же начал тереться о ноги, требуя ужина. Елена механически насыпала корм, переоделась в домашний халат и села на диван, глядя на ту самую кухню, которая стала яблоком раздора. Шкафчики действительно висели криво, столешница у мойки вспучилась от влаги, а плитка на фартуке местами треснула. Она мечтала о светло-бежевом гарнитуре, о новой встроенной технике, о красивых шторах. Деньги лежали на накопительном счете, готовые превратиться в уют. Но теперь радость от будущей покупки была отравлена чувством вины, которое, словно вирус, уже начало свою работу в ее голове.

«А может, правда я не права? – думала она, глядя на трещину в стене. – Ну куплю я эту кухню, а с родными поссорюсь навсегда. Мама старенькая, нервничает...».

Она взяла телефон. Десять пропущенных от мамы, пять от Светы. И одно сообщение в WhatsApp от племянника Паши: «Тетя Лен, мама сказала, ты зажала бабки на ноут. Я думал, мы друзья. Спс, реально подставила».

Слово «зажала» резало глаз. Не «не смогла», не «отказала», а «зажала», будто эти деньги принадлежали ему по праву рождения, а Елена их незаконно присвоила. Это сообщение стало последней каплей, которая перевесила чашу весов в сторону здравого смысла. Друзья так не пишут. И любящие племянники тоже.

Елена отложила телефон и пошла в ванную. Она решила не отвечать. Ни сегодня, ни завтра.

Неделя прошла в странном вакууме. Обычно телефон Елены разрывался от звонков матери – то давление скачет, то сериал обсудить, то на соседку пожаловаться. Светлана звонила реже, но всегда с просьбами: забрать младшего из сада, одолжить до зарплаты, найти рецепт пирога. Теперь же телефон молчал, как партизан.

В пятницу вечером Елена возвращалась с работы, когда встретила возле подъезда свою давнюю подругу Ирину. Та жила в соседнем доме и знала всю подноготную семьи Елены.

– Ленка, привет! Ты чего такая смурная? – Ирина перегородила дорогу, держа в руках пакеты с продуктами. – Случилось чего?

– Случилось, Ир. Я теперь враг народа номер один. Отказалась Пашке ноутбук за сто сорок тысяч покупать.

Глаза Ирины округлились.

– Сколько?! Они там ухи поели, что ли? За сто сорок? Да у меня сын архитектор, он на машине за восемьдесят работает и не жужжит. А Пашке твоему зачем? В «танки» гонять?

– Говорят, для учебы, на дизайнера.

– Ага, конечно, на дизайнера виртуальных миров, – фыркнула Ирина. – Слушай, не вздумай давать. Это уже наглость запредельная. Они же тебе на шею сели и ножки свесили. Помнишь, как ты Свете сапоги купила, потому что у нее «депрессия», а сама всю зиму в ботинках проходила?

– Помню, – вздохнула Елена.

– Вот и помни. Ты правильно сделала. А то, что молчат – так это манипуляция чистой воды. Ждут, когда ты приползешь с конвертом в зубах прощения просить. Не ведись. Пойдем лучше ко мне, кофе попьем, я тортик купила.

Разговор с подругой немного привел Елену в чувство. Но самое сложное было впереди. Приближался юбилей дяди Коли, маминого брата. Это было святое семейное мероприятие, пропустить которое было нельзя. Елена понимала: там будет судилище.

В ресторан она пришла вовремя. За длинным столом уже собралась вся родня. Тетки в нарядных блузках, дядьки в костюмах, которые надевались раз в пять лет, куча двоюродных и троюродных братьев и сестер. Галина Петровна сидела во главе стола рядом с именинником, величественная и скорбная. Светлана с мужем и насупленным Пашей сидели по правую руку. Для Елены осталось место на самом краю, возле выхода, рядом с какой-то дальней родственницей из Саратова, которую она видела второй раз в жизни.

Как только Елена вошла, гул голосов на секунду стих. Десятки глаз уставились на нее. Она поздоровалась, вручила дяде Коле подарок – хороший спиннинг, о котором тот мечтал, – и прошла на свое место.

– Явилась, – громким шепотом произнесла Светлана, но так, чтобы слышало полстола. – Совести хватило.

– Тише, Света, не порти дяде праздник, – прошипел ее муж Виктор, который всегда старался держаться в стороне от бабских разборок, но явно был под каблуком.

Первый час прошел относительно спокойно. Говорили тосты, ели салаты, обсуждали политику и цены на ЖКХ. Елена ковыряла вилкой заливное и надеялась, что пронесет. Не пронесло.

После третьей рюмки Галина Петровна решила, что пора выносить сор из избы на всеобщее обозрение. Она постучала вилкой по бокалу, требуя внимания.

– Дорогие родные, – начала она дрожащим голосом. – Я хочу поднять тост за нашего Колю. Он всегда был щедрым человеком. Последнюю рубаху снимет, но поможет. Не то что некоторые... современные родственники.

Она выразительно посмотрела в конец стола, где сидела Елена.

– Вот растишь детей, вкладываешь в них душу, последнее отдаешь, – продолжала мать, и слеза, настоящая, сценическая, покатилась по ее щеке. – А они потом жалеют племяннику на учебу помочь. Своя рубашка ближе к телу стала. Сидят на мешках с деньгами, кухни себе покупают золотые, а родная кровь без образования останется.

За столом зашушукались. Тетка Валя, главная сплетница семьи, тут же наклонилась к Светлане:

– Это кто ж такой бессердечный? Ленка, что ли?

– Она, теть Валь, она, – громко, с вызовом ответила Света. – У Пашки талант пропадает, компьютер нужен срочно, а она... У нее миллионы на счетах, а нам сказала – выкручивайтесь сами.

Елена почувствовала, как кровь приливает к лицу. Уши горели. Все смотрели на нее с осуждением. Дядя Коля нахмурился, не понимая, что происходит, но чувствуя, что праздник испорчен. Паша сидел, уткнувшись в телефон, и ухмылялся. Ему было весело.

– Может, хватит? – Елена встала. Стул с противным скрипом отодвинулся по паркету. Голос ее дрожал, но с каждым словом становился тверже. – Вы зачем меня сюда позвали? Чтобы публично выпороть?

– Мы тебя к совести призываем! – выкрикнула мать. – Посмотри людям в глаза!

– Я смотрю, – Елена обвела взглядом притихших родственников. – И мне не стыдно. Света, расскажи всем, сколько стоит тот ноутбук, который вы просили?

– Какая разница! – взвизгнула сестра. – Дело не в цене, а в отношении!

– Нет, ты скажи. Сто сорок тысяч рублей. Сто сорок! Для восемнадцатилетнего парня, который целыми днями играет в игры. Вы просили у меня деньги на "учебу", хотя он даже на курсы еще не записался.

– Ну и что?! – Света вскочила с места, опрокинув рюмку. Красное вино расплылось пятном по белой скатерти. – Тебе жалко для ребенка?

– Мне не жалко для ребенка. Мне жалко для твоих капризов. Я, тетя Валя, – Елена повернулась к сплетнице, – пять лет хожу в одном пальто. Я езжу на автобусе. Я работаю без выходных. А Света в прошлом месяце купила себе новый айфон, а Витя поменял диски на машине. Но на ноутбук сыну у них денег нет. А у меня, оказывается, "мешки с деньгами".

– Не считай чужие деньги! – заорала Галина Петровна, стукнув кулаком по столу. – Ты матери должна! Я тебя родила!

– Я тебе ничего не должна, мама, – тихо, но отчетливо сказала Елена. В зале повисла мертвая тишина. – Я плачу за твою коммуналку уже пять лет. Я покупаю тебе лекарства. Я оплатила твою операцию на глазах. Ты забыла? Или это само собой разумеется? А Света хоть раз тебе хлеба купила за свои деньги?

Галина Петровна открыла рот, хватая воздух, как рыба, но не нашла, что ответить. Она привыкла, что Елена молчит и платит. Бунт "дойной коровы" не входил в сценарий.

– Ты... ты... – прошипела Света. – Да пошла ты со своими подачками! Не нужны нам твои деньги! Подавись своей кухней! Чтобы духу твоего у нас не было!

– С удовольствием, – Елена взяла сумочку. – Дядя Коля, прости за испорченный вечер. С днем рождения.

Она шла к выходу через длинный зал ресторана, спиной чувствуя десятки взглядов. Кто-то смотрел со злорадством, кто-то с сочувствием, кто-то с растерянностью. Но Елене было все равно. Впервые за сорок пять лет она чувствовала себя не маленькой девочкой, которую отчитывают за двойку, а взрослым человеком, который защитил свои границы.

На улице было свежо. Весенний вечер, пахло тополями и дождем. Елена вызвала такси. Руки больше не дрожали. Внутри образовалась звенящая пустота, но это была не пустота одиночества, а пустота чистого листа.

В такси она открыла приложение банка. Сумма на счете светилась приятным зеленым цветом. Она перевела деньги мебельной фабрике – предоплату за кухню. "Ваш заказ принят", – высветилось уведомление.

Прошел месяц.

Елена стояла на своей новой кухне, проводя ладонью по гладкой, прохладной поверхности столешницы цвета "белый мрамор". Шкафчики с доводчиками закрывались мягко и бесшумно. Пахло свежим кофе и выпечкой. Она наконец-то испекла шарлотку в новой духовке, которая пропекала тесто идеально равномерно.

Телефон на столе пискнул. Это было сообщение от мамы. За этот месяц они не общались ни разу. Елена с замиранием сердца открыла чат.

"Лена, у Светы проблемы. Витя разбил машину, нужны деньги на ремонт, иначе его прав лишат. Паша так и сидит без компьютера, плачет. У тебя же оставалось что-то? Помоги сестре, не будь зверем. Мы же семья".

Елена перечитала сообщение дважды. Раньше, всего месяц назад, она бы уже судорожно искала варианты, звонила, утешала, переводила остатки зарплаты, влезала бы в кредитку. Она бы думала: "Как же так, родные люди в беде".

Но сейчас она посмотрела на свою новую, сияющую кухню. На солнце, играющее в бокале с соком. Вспомнила перекошенное от злобы лицо сестры в ресторане и равнодушную ухмылку племянника.

"Семья – это когда друг друга берегут, мама, – подумала она. – А не когда одного едят другие".

Она не стала ничего отвечать. Просто нажала кнопку "Заблокировать". Потом подумала и заблокировала номер Светланы. И Паши.

Может быть, это жестоко. Может быть, тетя Валя сейчас обсуждает ее со всеми родственниками, называя черствой сухариной. Но Елена знала одно: сегодня вечером она будет пить чай на своей новой кухне, в тишине и покое, и никто не испортит ей настроение.

Она отрезала кусок шарлотки, откусила и улыбнулась. Никогда еще пирог не был таким вкусным. Свобода, как оказалось, имеет привкус яблок и корицы.

Иногда, чтобы обрести себя, нужно потерять одобрение окружающих. И это, пожалуй, самая выгодная сделка в жизни.

Буду рада, если вы поддержите эту историю пальцем вверх и подпишетесь на канал, чтобы не пропустить новые рассказы.