Пятница для Ольги Викторовны начиналась не с кофе, а с проверки банковского приложения. Ипотека за квартиру — списано. Кредит за машину — списано. Остаток на карте позволял прожить месяц достойно, если не шиковать, но и не переходить на гречку с водой.
В свои пятьдесят четыре Ольга Викторовна, главный бухгалтер крупной торговой сети, знала цену каждой копейке. Она знала, сколько стоит килограмм хорошего сливочного масла (и почему нельзя брать то, что дешевле двухсот рублей за пачку), и сколько нервных клеток умирает при сдаче квартального отчета.
Но главным её активом, её личным пенсионным фондом и местом силы была дача. СНТ «Вишневый сад». Шесть соток, отвоеванных у болота, двухэтажный дом из профилированного бруса, который она строила пять лет, буквально выгрызая деньги из бюджета. Муж, Паша, в стройке участвовал пассивно — в основном, вздохами и фразами: «Оль, ну зачем тебе этот японский секатор за пять тысяч? Вон, в переходе за триста рублей продают».
Паша был человеком хорошим, но «диванным». Его зона комфорта ограничивалась пультом от телевизора и тарелкой борща. Ольгу это устраивало. Ей не нужен был помощник, ей нужно было, чтобы не мешали.
В эту пятницу Ольга ехала на дачу с особым трепетом. В багажнике лежали новые шторы цвета «пыльная роза», бутылка дорогого рислинга и стейки из форели. Она мечтала: приедет, включит старый джаз, откроет вино и будет смотреть, как закатное солнце золотит верхушки сосен. Тишина. Покой. Никаких цифр, никаких людей.
Подъезжая к своим воротам, она сначала подумала, что у неё галлюцинации на фоне переутомления.
Ворота, её кованые ворота, которые она смазывала весной специальной смазкой, были распахнуты настежь, словно приглашая всех желающих на ярмарку щедрости.
На парковке, вымощенной дорогой плиткой, стоял старый, побитый жизнью и коррозией «Рено Логан» цвета «баклажан». Из багажника торчали какие-то тряпки. А на её идеальном английском газоне, который она стригла по линейке, стоял мангал. И не просто мангал, а какая-то ржавая конструкция, чадящая черным дымом.
Ольга заглушила мотор. Сердце пропустило удар, а потом забилось где-то в горле.
Она вышла из машины.
— О, а вот и снабжение прибыло! — раздался зычный голос со стороны веранды.
За её столом из ротанга (Италия, распродажа, тридцать тысяч рублей) сидела Тамара Захаровна. Свекровь. Женщина монументальная, как памятник эпохе дефицита, и такая же непробиваемая. Рядом с ней, закинув ноги на соседний стул, восседал Толик — муж золовки Ирки. Толик был персонажем фольклорным: вечно безработный, вечно «в поиске темки» и вечно с полторашкой пива.
— Здрасьте, Ольга Викторовна, — лениво кивнул Толик, отхлебывая из пластикового стакана. — А мы тут это... отдыхаем.
Ольга медленно поднялась по ступенькам. В нос ударил запах дешевых сигарет и пригоревшего мяса. На столе, прямо на её льняной скатерти (ручная вышивка!), стояла открытая банка кильки в томате, нарезанный ломтями батон и запотевшая бутылка водки самой низкой ценовой категории.
— Добрый вечер, — голос Ольги звучал обманчиво спокойно. Это был тот тон, которым она сообщала генеральному директору о налоговой проверке. — А что здесь происходит? И откуда у вас ключи?
Из дома выскочила Ирка, золовка. В руках у неё была Ольгина любимая салатница. В салатнице было навалено что-то, залитое майонезом так щедро, что ингредиенты угадывались с трудом.
— Ой, Олечка! Приехала! — Ирка полезла целоваться, но Ольга холодно отстранилась. — А мы сюрприз решили сделать! Пашка ключи дал. Сказал: «Поезжайте, развейтесь, а то в городе духота».
— Паша дал ключи? — переспросила Ольга.
— Ну да! — вмешалась Тамара Захаровна, ловко поддевая вилкой шпротину. — Я ему говорю: сынок, Ирочке с детками дышать нечем, Толик устал от городской суеты, ему вдохновение нужно. А у тебя дача простаивает пять дней в неделю. Не по-людски это. Жадность — это грех, Оля.
Ольга огляделась.
— Где дети?
— Да там, на втором этаже, в планшеты играют, — махнула рукой Ирка. — Ты не переживай, они тихие.
Ольга молча прошла в дом.
В прихожей была гора обуви. Грязные кроссовки, сланцы, детские сандалии — всё это было свалено прямо на светлый коврик. Запах стоял соответствующий — смесь пота, старых носков и жареного лука.
Она поднялась на второй этаж. Дверь в её спальню была открыта. На её кровати, застеленной белоснежным покрывалом, прыгали двое шестилетних близнецов — Ваня и Петя. Они были в уличных шортах. В руках у одного был кусок шоколада, который уже начал таять, оставляя коричневые следы на подушках.
— А ну слезли! — рявкнула Ольга так, что близнецы замерли в полете. — Быстро! Вниз!
Дети, выпучив глаза, скатились с кровати и с топотом умчались. Ольга подошла к кровати. Покрывало — в химчистку. На тумбочке — липкий след от стакана с газировкой. На полу валяется пульт от кондиционера с выломанной кнопкой.
Она спустилась вниз. «Гости» уже разливали по второй.
— Тамара Захаровна, — Ольга встала так, чтобы закрыть собой солнце. — Я хочу услышать внятный ответ. Вы здесь надолго?
Свекровь отложила вилку, вытерла губы тыльной стороной ладони и посмотрела на невестку с прищуром.
— Оля, ты чего такая нервная? С работы, что ли? Садись, выпей. Мы тут посовещались и решили: мы теперь одна большая семья. Чего нам делить? Паша — мой сын. Ты — жена. Ира — сестра. Дача — это имущество семьи. Мы решили, что Ира с Толиком и детьми поживут тут лето. Места много, воздух свежий. А я буду наезжать, помогать по хозяйству. Грядки тебе прополю, а то у тебя там срамота одна — трава да кусты декоративные. Картошечки посадим, огурчиков...
— Подождите, — Ольга почувствовала, как дергается левый глаз. — Какая картошечка? Здесь газон. И какие «поживут лето»? Эта дача — моя собственность. Купленная до брака. Кредит платила я. Паша здесь даже гвоздя не забил.
— Ой, началось! — Толик скривился. — «Моё, твоё»... Оль, ну будь проще. Мы ж не чужие. Тем более, у нас в квартире ремонт намечается. Точнее, мы его планируем, как деньги найдем. А тут — курорт!
— Да и Паша не против! — поддакнула Ирка, жадно накладывая себе салат. — Он сказал: «Да живите, мне не жалко, лишь бы Оля не ворчала».
Ольга достала телефон. Набрала мужа.
— Паша, ты в курсе, что у меня на даче табор?
— Оль... — голос мужа был виноватым и тихим. Видимо, он где-то прятался. — Ну мамуля так просила... У Ирки дети бледные, им витамин Д нужен. Я думал, вы поладите. Ну что тебе, места жалко? Дом же огромный.
— Паша, они спят в нашей кровати. В уличной одежде. Они жгут костер на газоне.
— Ну они же простые люди, Оль. Не эстеты, как ты. Потерпи выходные, а? Ради меня. Мама гипертоник, ей волноваться нельзя.
Ольга сбросила звонок. «Потерпи». Вся жизнь русских женщин держится на этом слове. Потерпи мужа, потерпи начальника, потерпи родственников.
— Значит так, — сказала Ольга, убирая телефон. — Про «семью» я услышала. Теперь послушайте меня.
Она подошла к столу, взяла бутылку водки и решительно вылила её содержимое в кусты гортензии.
— Э! Ты чё творишь?! — подорвался Толик. — Пол-литра!
— Слушаем внимательно, — голос Ольги стал металлическим. — Я не благотворительный фонд. Я не социальная служба. И я не нанималась аниматором для ваших детей. Сейчас семь вечера. Я даю вам возможность переночевать одну ночь, потому что я не зверь. Но с рядом условий.
- Никто не заходит на второй этаж. Там моя зона. Спать будете здесь, в гостиной, на полу. Матрасы надувные у вас есть? Нет? Значит, на ковре.
- Еда у каждого своя. К моему холодильнику не прикасаться.
- Завтра в 8:00 утра вас здесь не должно быть.
— Ты шутишь? — Тамара Захаровна покраснела, пошла пятнами. — Ты выгоняешь мать и сестру мужа? Да как тебя земля носит? У нас продуктов нет, мы рассчитывали...
— На что вы рассчитывали? Что я буду вас кормить мраморной говядиной? — Ольга усмехнулась. — Магазин в трех километрах. Пешком прогуляетесь, полезно для давления.
Ольга развернулась и ушла наверх, громко хлопнув дверью. Она закрылась на замок. Включила музыку в наушниках, чтобы не слышать воплей снизу. Вечер был испорчен, вино пить не хотелось. Она села за ноутбук и открыла таблицу Excel. Ей нужно было успокоиться, а цифры успокаивали лучше всего.
Ночью она почти не спала. Снизу доносился храп Толика, похожий на работу дизельного генератора, и звон посуды — Ирка, видимо, инспектировала кухонные шкафы в поисках «чего бы пожрать».
Утро началось с катастрофы.
В 7:00 Ольга спустилась вниз. В нос ударил запах гари.
На кухне дымилась её любимая сковорода с тефлоновым покрытием. На ней, без масла, прилипли намертво какие-то оладьи.
— О, проснулась! — Ирка стояла у плиты, держа в руке металлическую вилку, которой она скребла по тефлону. — Я тут детям завтрак делаю. Слушай, у тебя мука какая-то странная, миндальная что ли? Не клейкая совсем. Я туда яиц пять штук бахнула, всё равно разваливается.
Ольга посмотрела на пакет. Миндальная мука. 1200 рублей за упаковку. Для французских десертов.
— Ира... — Ольга закрыла глаза. — Ты скребешь вилкой по сковороде за семь тысяч. Ты извела муку на тысячу.
— Ой, ну опять ты про деньги! — фыркнула золовка. — Жадина-говядина. Лучше бы помогла, дети голодные! Кстати, вода горячая кончилась. Толик в душ пошел, полчаса там стоял, и всё, холодная пошла. У тебя бойлер маленький?
Бойлер был на 100 литров. Толик вылил на себя сто литров воды.
Ольга вышла на крыльцо. Тамара Захаровна, полная энергии, уже хозяйничала в саду.
— Оля! Доброе утро! — крикнула она. — Я тут посмотрела, у тебя розы как-то неправильно сидят. Тесно им. Я два куста пересадила к забору, а тут решила укроп посеять.
Ольга посмотрела туда, где еще вчера цвели английские парковые розы «Дэвид Остин». Теперь там зияли черные дыры. Сами кусты, с обрубленными корнями, валялись у забора, на солнцепеке.
— Вы выкопали розы? — Ольга почувствовала, как внутри лопается та самая пружина, которая держала её воспитание все эти годы.
— Ну а чего они посреди участка? Ни пройти, ни проехать!
Ольга вернулась в дом. Взяла лист бумаги и ручку. Села за стол, сдвинув в сторону тарелку с горелыми оладьями.
— Толик, Ира, Тамара Захаровна. Подойдите сюда.
Что-то в её голосе заставило их замолчать и подойти. Даже близнецы перестали бить машинкой об стеклянную дверь камина.
— Я составила смету, — Ольга начала писать. — Слушаем и запоминаем.
- Продукты, уничтоженные и съеденные без разрешения (сыры, колбаса, алкоголь, мука, яйца, мясо) — 5 000 рублей.
- Клининг (чистка ковров, покрывала, дивана после ночевки) — 7 000 рублей.
- Сковорода Tefal (уничтожено покрытие) — 7 000 рублей.
- Розы сортовые (2 куста, уничтожены варварской пересадкой, плюс моральный ущерб) — 10 000 рублей.
- Электричество и вода (бойлер, свет всю ночь) — 1 000 рублей.
- Вызов ассенизатора (судя по звукам, вы кидали туалетную бумагу в септик, хотя там висит табличка "НЕЛЬЗЯ") — 3 000 рублей.
Ольга подвела черту.
— Итого: 33 000 рублей. Деньги на стол. Или перевод на карту. Прямо сейчас.
— Ты сдурела? — глаза Тамары Захаровны полезли на лоб. — Мы родня! Какие деньги?!
— Родня — это когда люди уважают друг друга и чужой труд, — отчеканила Ольга. — А вы — оккупанты. Вы пришли в мой дом, испортили мои вещи, съели мою еду и нахамили мне. Это не семейные отношения. Это бытовой вандализм.
— У нас нет таких денег! — взвизгнула Ирка. — Толик пока не работает, я в декрете!
— Прекрасно. Тогда я звоню в полицию. Статья 167 УК РФ «Умышленное уничтожение или повреждение имущества». Плюс незаконное проникновение, так как собственник — я, и я вас не приглашала. Ключи, переданные третьим лицом (Пашей), не дают права портить моё имущество.
Ольга демонстративно начала набирать 112.
Толик побледнел. Он боялся полиции, так как у него были какие-то старые неоплаченные штрафы или алименты от первого брака — Ольга не вникала, но знала, что с законом он не дружит.
— Мам, поехали, — буркнул Толик, хватая свою куртку. — Она психованная. Она реально ментов вызовет.
— Ноги моей здесь не будет! — Тамара Захаровна театрально схватилась за сердце. — Паша узнает, какую змею пригрел! Ты останешься одна, слышишь? В старости стакан воды никто не подаст!
— Я предпочту, чтобы в старости у меня был стакан хорошего вина, купленного на мои сбережения, и тишина, — парировала Ольга. — А воду я закажу доставкой. Вон отсюда. У вас пять минут.
Сборы были хаотичными. Ирка плакала, размазывая тушь, дети орали, требуя забрать с собой Ольгину фарфоровую статуэтку кошки (Ольга отобрала её на выходе). Тамара Захаровна проклинала невестку до седьмого колена, обещая кары небесные и развод.
Когда ржавый «Логан», чихая, выехал за ворота, Ольга закрыла их на засов. Потом на второй засов. Подумала и решила на следующей неделе поставить видеодомофон.
Она вернулась в дом. Тишина звенела в ушах.
Она надела резиновые перчатки, взяла большие мусорные мешки и начала методично вычищать своё пространство. Чужие тапки полетели в мусор. Постельное белье — в стирку на 90 градусов. Сковороду — в утиль (сердце дрогнуло, но что поделать).
Через три часа дом снова пах лавандой и чистотой, а не перегаром.
Вечером приехал Паша. Он вошел бочком, опасливо озираясь, как сапер на минном поле. В руках у него был букет вялых тюльпанов и пакет с углем.
— Оль... Ты как? Мать звонила... Кричала так, что трубку держать горячо было. Говорит, ты их обобрала и выгнала на мороз. Ну, фигурально.
Ольга сидела на веранде, укрывшись пледом. Перед ней стоял бокал того самого рислинга и тарелка с виноградом.
— Паша, — сказала она устало. — Сядь.
Он сел на край стула.
— У тебя есть выбор. Либо мы живем своей семьей, где уважаются мои границы, мой труд и моя собственность. Либо ты переезжаешь к маме, Ире, Толику и близнецам в их дружную коммуналку. И там вы будете счастливы, «все вместе», с общими трусами и общей кастрюлей. Я серьезно. Еще одна такая выходка с передачей ключей — и я меняю замки. Не на даче. В квартире.
Паша посмотрел на жену. Он увидел её жесткий взгляд, её сжатые губы. И он вспомнил крики племянников, вечное нытье сестры ("дай денег"), нравоучения матери и запах перегара Толика.
А потом посмотрел на Ольгу. На чистый дом. На спокойствие. И на то, что Ольга никогда не просила у него денег, а наоборот, два раза закрывала его долги по кредитке.
— Понял, — кивнул Паша. — Я... я дурак был. Думал, ну родня же... Не ожидал, что они так... с розами.
— С розами я разберусь, — вздохнула Ольга. — Корни живые. Отходят. Ты мангал привез?
— Нет, уголь только. Мангал старый, я думал...
— В сарае стоит мой, нормальный. Иди разжигай. Форель в холодильнике. И Паша...
— Да?
— Если мама спросит — скажи, что я ведьма. И что я навела на дачу порчу на понос для всех непрошеных гостей.
— Серьезно? — испугался Паша.
— Нет. Но пусть боятся. Страх — лучший страж границ, чем совесть.
Ольга сделала глоток вина и впервые за два дня искренне улыбнулась. Солнце садилось, и мир, её маленький частный мир, снова был в равновесии. А 33 тысячи... Что ж, она вычтет их из подарка свекрови на юбилей. Бухгалтерия должна сходиться.