Стало известно имя судьи. Связь с Барщевским подтверждена. Дело Долиной внезапно приобретает иной смысл.
Дело Долиной: почему один вердикт пошатнул веру в суд
История с квартирой Ларисы Долиной давно перестала быть рядовым имущественным спором. Она превратилась в системный сигнал, заставивший задуматься не только юристов, но и всех, кто верил в незыблемость сделок. Сначала было просто удивление от странного решения. Потом — раздражение от его последствий. Сегодня же, наблюдая за развитием событий, многие испытывают глубинное непонимание. Потому что происходящее вокруг этого дела решительно выходит за рамки не только здравого смысла, но и базовых представлений о справедливости.
Когда Михаил Барщевский, известный государственный правовед, подал в отставку, связь с делом Долиной была неочевидной. Но позже пазл сложился. Ушёл человек, десятилетиями бывший публичным лицом системы, её эталонным представителем в высших судах. Тихо, без скандалов. И это исчезновение совпало с выходом на авансцену другого имени — судьи Татьяны Перепелковой. Именно её вердикт превратил частную тяжбу в вопрос государственного масштаба, создав опасный прецедент.
Решение, которое изменило всё
До этого дела имя судьи Перепелковой широкой публике известно не было. Но её формула — «квартиру вернуть, а деньги — ищите сами» — мгновенно разлетелась по всей стране. Полина Лурье, купившая жильё у представителей певицы, осталась ни с чем: без квартиры и без миллионов, уплаченных по абсолютно законной сделке. Суд встал на сторону Долиной, признав её жертвой действий третьих лиц. Но что делать добросовестному покупателю, чьи деньги бесследно исчезли? Ответа не последовало.
Для обычного человека это классический абсурд. В профессиональной среде заговорили о смелом применении закона, граничащем с его игнорированием. Казалось, система дала сбой, причём сбой, оформленный официальным решением. Когда Верховный суд это решение отменил, вздох облегчения был слышен повсеместно. Казалось, точка поставлена, ошибка исправлена, справедливость восторжествовала. Однако настоящая история только начиналась.
Странные карьерные траектории
Вот здесь и возникает главный вопрос, вызывающий внутренний протест. Пока один участник этой драмы — Михаил Барщевский, чья коллегия представляла интересы Долиной, — покидает высокий пост «по собственному желанию», другой получает весомое повышение. Судья, чьё решение было отменено высшей судебной инстанцией, не просто остаётся в системе. Она переходит на работу в Московский городской суд — один из ключевых судов страны. Это не горизонтальное перемещение. Это уверенный карьерный рост.
Как это возможно? Верховный суд, отменяя решение, указывает на существенные нарушения. Даже если они не носят уголовного характера, они ставят под сомнение профессиональную квалификацию. Где же внутренние механизмы контроля? Где дисциплинарное производство? Где хотя бы публичная оценка, признающая: «Решение было ошибочным и нанесло урон доверию к правосудию»? Ответ — громкая тишина. А вместо неё — новое назначение.
История, начавшаяся как спор о квартире, обнажила гигантскую проблему. Суд создал опасный прецедент: если продавца обманули, он может аннулировать сделку, даже если покупатель действовал добросовестно. Последствия не заставили себя ждать. По стране прокатилась волна аналогичных исков. Люди, считавшие свои жилищные вопросы решёнными, вдруг получили повестки и начали терять квартиры. Юристы и адвокаты были в шоке: фундаментальный принцип защиты добросовестного приобретателя дал трещину.
Что на самом деле стоит за отставкой Барщевского?
Ситуация приобретает особый оттенок, если смотреть на роль Михаила Барщевского. Его отставку многие восприняли как показательное действие, ширму. Мол, система демонстрирует реакцию: видите, кто-то понёс ответственность. Но формально Барщевский не выносил решений. Он был представителем стороны. Тот, кто непосредственно принимал спорное решение — судья в мантии — остался и был повышен.
Так за что же «пал» Барщевский? За излишнюю публичность? За то, что стал самым заметным звеном в этой цепи, которое проще всего отцепить для создания видимости порядка? В любом случае, это избирательная ответственность. Она не решает системной проблемы, а лишь маскирует её, переводя внимание на второстепенного участника.
Говоря о справедливости, важно отбросить личные симпатии. Неважно, нравится ли нам Долина или вызывает сочувствие Лурье. Ключевой вопрос в другом: существует ли в нашей судебной системе работающий механизм исправления ошибок и наказания за них? Пока ответ печален. Ошибку признали и отменили, но её автор не понёс никакой ответственности. Всё выглядит так, будто стёрли неправильную запись на доске и написали новую, а учитель получил премию.
Системный сбой или новая норма?
Судья остаётся на плаву и строит карьеру. Покупатель годами борется за возмещение убытков. Общество получает чёткий сигнал: находясь внутри системы и обладая нужными связями, можно быть неуязвимым. Максимум — тебе отменят твоё же решение. Никаких личных последствий. Это уже не правовая коллизия, а угроза общественному договору.
В тот момент, когда люди перестают верить в честность и логику судебных решений, рушится основа правового государства — доверие. Суд рискует превратиться в бюрократическую процедуру, где форма важнее содержания, а связи сильнее закона.
Хочется спросить у тех, кто подписывал назначение в Мосгорсуд: вы знакомились с этим резонансным делом? Вас не смутило, что карьерный рост судьи совпал с отменой её вердикта Верховным судом? Но такие вопросы в нашей системе задавать не принято. Они неудобны. Они разрушают тщательно выстроенный фасад благополучия, за которым слишком часто скрываются двойные стандарты.
Почему это касается каждого
Именно поэтому дело Долиной — это не история про двух людей. Это история про нас всех. Это прецедент, который показал, что может произойти с любым, кто купил квартиру, машину или ценную вещь. Если система допускает возможность переиграть сделку годами позже, оставив добросовестного покупателя на улице, то никто не защищён.
Возникает мучительный вопрос: почему судья Перепелкова не ушла в отставку сама или не была отстранена для проведения проверки? Чем тогда отличается плохое судейское решение от хорошего, если итог один — движение вверх по карьерной лестнице? Может, вся эта конструкция нужна лишь для красивой отчётности? Чтобы можно было сказать: «У нас всё работает, решения пересматриваются, всё под контролем»?
Такие истории, увы, будут повторяться. Прецедент создан, а система показала, что готова прощать своим. Но простить — не значит забыть. Общественная память и чувство справедливости — мощные силы. Сегодня вопрос «А что же судья Перепелкова?» звучит как главный тест для всей судебной системы. Ответ на него покажет, есть ли в стране реальная справедливость или мы довольствуемся её искусной имитацией. И от этого ответа зависит будущее доверия граждан к закону и праву.