– Галина Сергеевна, ну что вы придираетесь, честное слово! – Инга стояла у своей двери, скрестив руки на груди, и смотрела так, будто Галина Сергеевна была надоедливой мухой. – Шкаф стоит у стены, никому не мешает.
– Как не мешает? – голос у Галины Сергеевны дрожал, хотя она изо всех сил старалась говорить твёрдо. – Я боком протискиваюсь! Сумкой за ручку цепляюсь каждый раз. Коридор общий, понимаете? Общий!
– Мы платим за эту квартиру столько же, сколько и вы, – Инга говорила медленно, как учительница непонятливому ребёнку. – И нам некуда вещи девать. Комната маленькая. Или вы хотите, чтоб мы на улицу шкаф вынесли?
– Я хочу, чтоб в коридоре можно было пройти! – Галина Сергеевна почувствовала, как горло сжимается от обиды. – Раньше никто ничего не ставил. Тридцать лет здесь живу, и никогда такого не было.
Инга усмехнулась, и в этой усмешке было столько презрения, что у Галины Сергеевны мурашки побежали по спине.
– Тридцать лет назад и телевизоры были другие. Времена меняются, бабушка. Привыкайте.
Она развернулась и скрылась за дверью. Галина Сергеевна осталась стоять в узком проходе между белым шкафом и стеной, и слёзы сами покатились по щекам. От бессилия. От унижения. От того, что её назвали бабушкой таким тоном, будто она уже ничего не значит, ничего не может.
А ведь всё начиналось так безобидно.
Три месяца назад, в начале сентября, когда ещё стояли тёплые дни и окна на лестнице были распахнуты настежь, в соседнюю комнату въехала молодая пара. Галина Сергеевна видела, как они заносили вещи: красивые, модные, в джинсах и футболках. Молодой человек, Андрей, был высоким, широкоплечим, с аккуратной бородкой. Девушка, Инга, тонкая, светловолосая, с большими глазами и белозубой улыбкой. Они смеялись, целовались прямо в коридоре, когда грузчики тащили мебель, и Галина Сергеевна даже подумала тогда: хорошо, что молодые въехали, не пьяницы какие-нибудь.
В коммуналке на Трудовой, пятнадцать, квартира четырнадцать, жили четыре семьи. Галина Сергеевна в своей восемнадцатиметровой комнате, одна, после смерти мужа. Николай Иванович в самой большой комнате, двадцать два метра, вечно пьяный, но тихий, только по ночам бормотал что-то и спотыкался в коридоре. Света с пятилетней дочкой Машей в четырнадцати метрах, худенькая, всегда в спешке, вечно на работе или в садике, здоровалась, но разговаривать было некогда. И вот теперь Андрей с Ингой в шестнадцати метрах, которые раньше пустовали больше года, пока городская администрация не продала их этой паре.
Первые две недели было тихо. Молодые вежливо здоровались, не шумели. Галина Сергеевна даже испекла пирог с капустой и принесла им как подарок на новоселье. Инга взяла, поблагодарила, но как-то холодно, и больше о пироге речи не было.
А потом появилась коробка.
Большая, из-под телевизора марки «Эра», картонная, грязная, перемотанная скотчем. Она стояла у стены напротив двери Андрея и Инги, прямо в коридоре. Галина Сергеевна сначала подумала, что это временно, что сейчас вынесут на помойку. Но коробка стояла день, второй, третий. На четвёртый день Галина Сергеевна не выдержала и постучала к соседям.
– Простите, а коробка в коридоре, это вы поставили?
Андрей открыл дверь, был в трениках, без футболки, пах потом.
– Ну да, а что?
– Может, её убрать? Она мешает пройти.
Он удивлённо приподнял брови.
– Да там полметра места, спокойно проходите.
– Но коридор общий, а коробка большая...
– Галина Сергеевна, – он говорил очень спокойно, даже дружелюбно, – мы выбросим, когда будет время. Там вещи нужные, понимаете? Не можем пока выкинуть. Потерпите немножко.
Она стояла и не знала, что ответить. Вроде бы всё логично, и голос вежливый, но что-то внутри кольнуло: он даже не извинился. Просто сказал «потерпите».
Коробка простояла ещё неделю. Галина Сергеевна каждый раз, проходя мимо, старалась не задеть её сумкой. Коридор в коммуналке был длинный и узкий, метра полтора шириной, и коробка съедала почти половину. Приходилось прижиматься к стене. Однажды, когда Галина Сергеевна возвращалась из магазина с тяжёлой сумкой, она зацепилась локтем за край коробки, и та накренилась, чуть не упав. Изнутри что-то загремело. Галина Сергеевна испугалась, поправила коробку, и в этот момент дверь напротив распахнулась. Вышла Инга.
– Что случилось? – голос холодный.
– Я нечаянно задела...
– Будьте аккуратнее, пожалуйста. Там хрупкие вещи.
И развернулась, хлопнув дверью. Галина Сергеевна стояла и чувствовала, как сердце колотится. Она, значит, виновата? Она должна быть аккуратнее в своём собственном коридоре?
На следующий день коробки не было. Галина Сергеевна обрадовалась: неужели убрали? Но радость длилась ровно до вечера. Вернувшись из аптеки, она увидела в том же самом месте стиральную машину.
Старую, советскую, марки «Волна», белую, с облупившейся эмалью и ржавыми подтёками на боках. Она стояла точно там, где была коробка, у стены, громоздкая и тяжёлая. Теперь в коридоре было ещё меньше места.
Галина Сергеевна постояла, глядя на машину, потом медленно пошла к себе. Села на кровать, сняла очки, протёрла их дрожащими руками. Что происходит? Почему они так делают? Неужели им действительно некуда поставить машину? Комната у них, конечно, небольшая, но всё-таки шестнадцать метров, что-то можно придумать.
Она решила подождать. Может, они поймут сами. Может, кто-то из соседей скажет.
Но соседи молчали. Николай Иванович вообще редко выходил из комнаты, а когда выходил, то был настолько пьян, что просто шаркал мимо машины, даже не замечая её. Света один раз сказала вскользь, проходя мимо: «Ну и бардак развели», но это было сказано в пустоту, никому конкретно, и она тут же убежала, таща за руку Машу.
Прошла неделя. Машина стояла. Галина Сергеевна каждый день протискивалась мимо неё, и каждый день чувствовала, как внутри нарастает что-то тяжёлое, горькое. Она начала ходить на цыпочках, стараясь не шуметь, когда проходила мимо двери молодых. Боялась, что снова услышит этот холодный голос Инги или равнодушное «потерпите» Андрея.
Но терпеть становилось всё труднее. Однажды утром, когда Галина Сергеевна шла на кухню за чайником, она не заметила, как край её халата зацепился за выступающий болт на машине. Ткань порвалась с неприятным треском. Галина Сергеевна остановилась, посмотрела на дыру, и слёзы снова подступили к горлу. Халат старый, любимый, в мелкий цветочек, ещё муж дарил. Она стояла и плакала в этом узком коридоре, и никто её не видел и не слышал.
В тот же день вечером она снова постучала к Андрею и Инге. На этот раз открыл Андрей.
– Слушаю вас, Галина Сергеевна.
– Андрей, пожалуйста, уберите машину. Я порвала халат сегодня, зацепилась. Там острый болт торчит, это опасно.
Он почесал бороду, посмотрел на машину, потом на Галину Сергеевну.
– Понимаете, нам её отдали знакомые. Мы собираемся увезти на дачу, но пока нет возможности. Как только съездим, сразу заберём.
– Когда это будет?
– Ну, не знаю, может, через недельку-две.
– Но она мешает! Я с трудом прохожу!
Он вздохнул, и в этом вздохе было столько усталости и нетерпения, будто Галина Сергеевна была капризным ребёнком.
– Галина Сергеевна, ну потерпите немножко. Мы же не специально. У нас тоже свои проблемы. Инга беременная, ей тяжело, мы вещи разбираем, некуда пока ставить всё.
Беременная. Галина Сергеевна не знала. Она посмотрела на Андрея, и ей стало неловко. Конечно, молодая семья, ребёнок будет, им трудно. Но ведь и ей трудно. Почему она должна терпеть?
– Я понимаю, но всё-таки... Коридор общий.
– Мы понимаем. Неделька, ладно? Потерпите.
Он закрыл дверь. Галина Сергеевна постояла, потом пошла к себе. Села к окну, смотрела на двор, где под редкими фонарями ходили люди, ехали машины. Жизнь шла своим чередом, а она здесь, в своей комнате, чувствовала себя пленницей. Выйти в коридор стало испытанием. Каждый раз, открывая дверь, она напрягалась: а вдруг столкнётся с Ингой или Андреем? Что они скажут? Опять попросят потерпеть?
Две недели прошли, потом три. Машина стояла. Галина Сергеевна больше не стучалась. Зачем? Всё равно будет одно и то же.
И вот наступил ноябрь. Холодный, сырой, с ранними сумерками. Галина Сергеевна стала выходить из дома реже, только в магазин за хлебом и молоком да в аптеку. Каждый выход, каждое возвращение было мучением. Она протискивалась боком мимо машины, прижимая сумку к груди, и каждый раз боялась снова зацепиться, порвать что-то, упасть.
А потом появился шкаф.
Это случилось в субботу, в середине ноября. Галина Сергеевна утром вышла на кухню, и коридора не было. То есть он был, но в нём стоял огромный белый шкаф-купе, во всю высоту потолка, метра два шириной. Он стоял напротив двери Андрея и Инги, вплотную к машине. Теперь между шкафом и противоположной стеной оставалось сантиметров сорок, не больше.
Галина Сергеевна замерла. Сердце ухнуло куда-то вниз. Она подошла ближе, попробовала протиснуться. Едва пролезла. Боком, втянув живот, прижавшись спиной к стене. Если бы у неё была сумка, она бы не прошла.
Она развернулась, пошла назад в комнату, надела пальто, взяла сумку и попробовала ещё раз. Застряла. Сумка упёрлась в угол шкафа. Галина Сергеевна попробовала повернуть её, протащить перед собой. Не получилось. Пришлось снять сумку с плеча, держать её в руке на вытянутой вперёд, и так, совсем боком, протиснуться. Когда она наконец оказалась по ту сторону шкафа, у неё кружилась голова. Руки тряслись.
Она постучала к соседям. Долго не открывали. Потом дверь распахнулась, и на пороге возникла Инга, в махровом халате, с заспанным лицом.
– Да? – голос недовольный.
– Инга, что это? Откуда шкаф? – Галина Сергеевна говорила тихо, потому что боялась сорваться на крик.
– Купили вчера. А что?
– Но он стоит в коридоре! Я не могу пройти!
– Проходите, чего вы? – Инга зевнула, прикрывая рот ладонью. – Вы же только что прошли.
– Еле протиснулась! С сумкой не пройти!
– Ну, так держите сумку в руке. Галина Сергеевна, честное слово, мы же не нарочно. Нам некуда его ставить. В комнате не влезает. Мы думали, что он меньше будет, а он огромный. Скоро съедем, обещаю.
– Куда съедете?
– Мы квартиру купим. Андрей говорит, что к Новому году, может, успеем. Потерпите, ладно?
– Но это же невозможно! Я в своей квартире не могу ходить!
Инга вдруг изменилась в лице. Глаза похолодели.
– В своей? – она говорила медленно. – Это коммуналка, если вы забыли. Квартира общая. Коридор общий. Мы имеем такое же право ставить свои вещи, как и вы. Или вы думаете, что только вы здесь хозяйка?
– Я не хозяйка, но я тридцать лет здесь живу, и никто никогда не ставил шкафы в коридоре!
– Потому что у них не было детей! – Инга почти кричала. – У нас будет ребёнок! Нам нужна мебель! Нам нужно куда-то вещи складывать! А комната шестнадцать метров, там всё не влезает! Что я, на улицу должна одежду выносить?
– Но коридор общий!
– Общий! Именно! И мы там тоже имеем право что-то держать! Не нравится, обращайтесь куда хотите!
Дверь захлопнулась. Галина Сергеевна осталась стоять в коридоре, и весь мир вокруг плыл. Руки и ноги стали ватными. Она медленно пошла к себе, протиснулась мимо шкафа, зашла в комнату, закрыла дверь на ключ и легла на кровать. Лежала и смотрела в потолок. Слёзы текли сами, она их даже не вытирала.
Что теперь делать? Как жить? Как выходить из дома?
Вечером она попробовала позвонить дочери. Лена жила в Москве, вышла замуж, родила двоих детей, работала в большой фирме, звонила редко, на праздники. Галина Сергеевна набрала номер, долго слушала гудки, потом сбросила. Не стала дозваниваться. Что она скажет? Что соседи шкаф поставили? Лена будет раздражаться: мама, ну разберись сама, я занята.
Она легла спать рано, но не спала до утра. Каждый шорох в коридоре заставлял её вздрагивать. Слышала, как хлопали двери, как кто-то ходил, смеялся. Это молодые возвращались откуда-то. Голоса были пьяные, весёлые. Инга громко смеялась, Андрей что-то говорил. Потом тишина.
Утром Галина Сергеевна вышла на кухню. Протиснулась мимо шкафа, держа перед собой кружку. На кухне на плите стояла кастрюля, в мойке грязная посуда. Света мыла тарелки, на табуретке сидела Маша и рисовала в альбоме.
– Доброе утро, Света.
– Утро, Галина Сергеевна, – Света обернулась, лицо усталое, синяки под глазами. – Как дела?
– Да вот... Света, скажи, ты видела, что в коридоре шкаф?
– Видела, – Света вздохнула. – Ужас, конечно. Я вчера Машу в садик вела, еле пролезли.
– Ты говорила с ними?
– С кем? С молодыми? – Света пожала плечами. – Нет. А толку? Они всё равно не уберут. Я знаю таких. Сейчас ребёнок родится, ещё больше хлама будет. Коляска, кроватка. Мы тут вообще ходить не сможем.
Она сказала это спокойно, безразлично, как о погоде. Галина Сергеевна почувствовала, как внутри всё обрывается. Света не будет помогать. Света просто терпит. Как и все.
– А куда можно обратиться? В ЖЭК?
– Можно попробовать, – Света вытерла руки полотенцем. – Только они ничего не сделают. У них вечно отписки. Напишите заявление, мол, рассмотрим. А потом тишина. Мне так с батареей было. Полгода ждала, пока слесаря прислали.
Галина Сергеевна налила себе чаю, взяла кружку и пошла назад. Протискиваться мимо шкафа с горячим чаем в руке было страшно. Она боялась расплескать, обжечься. Прижалась к стене, сделала маленький шажок, потом ещё один. Кружка задела за угол шкафа, и несколько капель упали на пол. Галина Сергеевна замерла, сердце колотилось. Она сделала ещё шаг и наконец оказалась у двери своей комнаты. Руки тряслись так, что она пролила ещё немного чая, открывая дверь.
Всё утро она просидела в комнате, не выходя. Думала, что делать. Надо идти в ЖЭК. Надо писать заявление. Но как туда дойти? ЖЭК на другом конце района. Автобус идёт двадцать минут, потом ещё идти пешком. Ноги болят, давление скачет. И главное, Галина Сергеевна боялась. Боялась чужих кабинетов, равнодушных лиц, отписок. Она всю жизнь проработала архивариусом в городском архиве, привыкла к бумагам, к порядку, но то был её мир, понятный и безопасный. А сейчас надо было идти воевать с людьми, которые наверняка скажут: не наша проблема.
Но надо. Надо попробовать.
На следующий день, во вторник, Галина Сергеевна оделась потеплее, взяла сумку с документами и вышла из дома. Протискиваться мимо шкафа было всё так же мучительно. Она зацепилась пальто за ручку, ткань натянулась, застёжка с треском оторвалась. Галина Сергеевна постояла, глядя на пуговицу в своей руке, потом сунула её в карман и пошла дальше.
В ЖЭКе было холодно и пахло сыростью. Галина Сергеевна прошла в приёмную, где за столом сидела женщина средних лет в свитере и очках на носу. Она печатала что-то на компьютере, не поднимая головы.
– Здравствуйте, – Галина Сергеевна подошла ближе.
– Да, слушаю, – женщина подняла глаза, посмотрела равнодушно.
– Я по поводу соседей. В нашей коммуналке они ставят мебель в общий коридор. Пройти невозможно.
– Адрес?
– Трудовая, пятнадцать, квартира четырнадцать.
Женщина что-то записала в блокнот.
– Вы жалобу напишите. Вот бланк, заполните. Рассмотрим в течение тридцати дней.
– Тридцати дней? Но я же сейчас не могу пройти!
– Такие сроки. Напишите жалобу, мы направим комиссию. Если нарушение подтвердится, составим акт, отправим предписание.
– А что делать мне сейчас? Я боком протискиваюсь!
Женщина пожала плечами.
– Поговорите с соседями. Может, договоритесь по-хорошему.
– Я пыталась! Они не слушают!
– Тогда пишите жалобу. Иначе мы ничего не можем сделать.
Галина Сергеевна взяла бланк, села на скамейку у окна, дрожащей рукой стала заполнять. Писала долго, несколько раз зачёркивала, исправляла. Когда закончила, отнесла женщине. Та взяла, пробежала глазами, поставила штамп.
– Всё. Ждите ответа.
– А мне позвонят?
– Нет, письмо придёт. На почту.
Галина Сергеевна вышла из ЖЭКа с тяжёлым сердцем. Тридцать дней. Целый месяц. А за это время что? Они ещё что-нибудь притащат?
Она ехала домой в автобусе, прижавшись к окну, и смотрела на серые улицы. На остановках входили и выходили люди, все торопились, все были заняты своими делами. Никто не знал, что у неё в коридоре стоит шкаф, что она не может пройти, что каждый день для неё стал пыткой.
Когда Галина Сергеевна вернулась домой, то увидела новую деталь: у шкафа появилась детская коляска. Маленькая, но объёмная, марки «Малышок», ярко-синего цвета. Она стояла прямо перед шкафом, немного наискосок, и теперь проход стал ещё уже.
Галина Сергеевна остановилась, и что-то внутри окончательно сломалось. Она подошла к двери соседей и громко постучала. Стучала долго, изо всех сил.
Дверь открыл Андрей. Лицо хмурое.
– Чего вы шумите?
– Почему вы коляску поставили? Там же нет места!
– Нам её подарили. Куда её ставить? В комнате тесно.
– В коридоре тоже тесно! Я не могу пройти!
– Галина Сергеевна, – он говорил очень медленно, будто ей было трудно понять. – Мы скоро съедем. Месяца через два. Потерпите. Ребёнок родится в январе, нам нужна коляска.
– Но я живу здесь сейчас! Мне надо ходить!
Он вздохнул.
– Послушайте, мы понимаем, что вам неудобно. Но и нам неудобно. У нас нет денег на съёмную квартиру, мы здесь временно. Потерпите, ладно? Мы же не враги вам.
– Враги, – сказала Галина Сергеевна тихо. – Вы именно враги. Вы выживаете меня из моего дома.
Андрей посмотрел на неё удивлённо, потом усмехнулся.
– Ну вы и драматизируете. Никто вас не выживает. Просто потерпите немножко.
И закрыл дверь. Галина Сергеевна стояла в коридоре, и слёзы душили её. Она пошла к себе, еле протиснувшись мимо коляски, зашла в комнату и легла на кровать. Лежала и смотрела в потолок. За окном темнело, но она не вставала, не включала свет. Просто лежала.
Прошла неделя. Ответа из ЖЭКа не было. Галина Сергеевна выходила из комнаты всё реже. Покупала хлеб и молоко раз в три дня, носила тяжёлые сумки. Каждый раз, протискиваясь мимо шкафа и коляски, она боялась, что упадёт. Ноги стали подкашиваться, сердце билось так, что в глазах темнело.
Однажды вечером она вышла на кухню за водой и услышала разговор. Это были Андрей и Инга, они стояли в коридоре, видимо, собирались уходить.
– Ты видел, как она смотрит? – говорила Инга. – Так злобно, как будто я ей что-то должна.
– Да ладно, старая она уже, – ответил Андрей рассеянно. – Им всем кажется, что мир против них. Ничего, съедем, забудет.
– А если не забудет? Если она будет жалобы писать?
Андрей рассмеялся.
– Да пусть пишет. Кому это надо? Бумажка придёт, мы её выкинем. Никто сюда не придёт проверять.
Они вышли из квартиры, и хлопнула входная дверь. Галина Сергеевна стояла у двери кухни и чувствовала, как всё тело горит от стыда и унижения. Старая. Им кажется. Никому не надо. Вот как они о ней думают. Вот кто она для них. Никто.
Она взяла чашку с водой и пошла назад в комнату. Руки так тряслись, что вода расплескалась на пол. Галина Сергеевна не стала вытирать. Зашла в комнату, закрыла дверь и села на кровать. Села и заплакала. Плакала долго, навзрыд, как не плакала даже после смерти мужа. Потому что тогда была боль, но не было этого, унижения, беспомощности, ощущения, что ты ничего не значишь, что можешь только терпеть и молчать.
На следующий день, в субботу, Галина Сергеевна решилась позвонить дочери. Долго собиралась с духом, потом набрала номер. Лена ответила не сразу, голос был раздражённый.
– Мама, я на работе. Что случилось?
– Леночка, у меня тут соседи...
– Мама, давай потом? Я сейчас занята.
– Но мне плохо. Они мебель в коридор ставят, я не могу пройти...
– Мама, ну разберись с ними. Поговори. Или в управляющую компанию обратись.
– Я обращалась! Они ничего не делают!
– Тогда участкового вызови. Мам, я правда не могу сейчас. Перезвоню вечером, ладно?
– Ладно, – прошептала Галина Сергеевна.
Но вечером Лена не перезвонила. И на следующий день тоже. Галина Сергеевна ждала, смотрела на телефон, но он молчал. Она понимала: дочери некогда. У неё своя жизнь, работа, дети, муж. А у матери какие-то проблемы с соседями, ерунда, не стоит внимания.
И тогда Галина Сергеевна решила пойти к участковому.
Отделение было недалеко, в двух кварталах. Галина Сергеевна дошла медленно, останавливаясь, чтобы отдышаться. В дежурной части сидел молодой милиционер, лет двадцати пяти, жевал булку с колбасой. Галина Сергеевна подошла к окошечку.
– Здравствуйте. Мне нужен участковый.
Милиционер посмотрел на неё, прожевал, проглотил.
– По какому вопросу?
– Соседи в коммуналке захватывают общий коридор. Ставят мебель, пройти невозможно.
– А вы в управляющую компанию обращались?
– Обращалась. Они сказали ждать тридцать дней.
Милиционер вздохнул.
– Ну вот и ждите. Это не наша компетенция. Это вопрос управляющей компании.
– Но мне надо сейчас что-то делать! Я застреваю в коридоре!
– Поговорите с соседями. Попросите убрать.
– Я просила! Они не слушают!
Милиционер допил чай из кружки, посмотрел на Галину Сергеевну уже с раздражением.
– Слушайте, бабушка, ну что вы от меня хотите? Я не могу их заставить убрать мебель. Это не преступление. Если они вас бьют или угрожают, приходите, напишете заявление. А так, это гражданский спор. Через суд решайте или через управляющую компанию.
– Через суд? Но это же долго...
– Ну а как иначе? У нас законы есть. Не нравится, пишите депутату.
Галина Сергеевна постояла, потом развернулась и вышла. На улице был холодный ветер, и она поёжилась, кутаясь в пальто. Шла домой медленно, с остановками. Всё вокруг казалось серым, враждебным. Люди шли мимо, не глядя на неё. Машины ехали, сигналили. Мир жил своей жизнью, а она была в нём никем. Старой женщиной, которой никто не поможет.
Дома она снова протиснулась мимо шкафа и коляски и зашла в комнату. Села у окна, смотрела на двор. Внизу играли дети, кричали, смеялись. Женщины стояли у подъезда, курили, разговаривали. Жизнь продолжалась. А она здесь, в своей комнате, пленница. Пленница собственного дома.
Прошло ещё две недели. Наступил декабрь. Галина Сергеевна почти перестала выходить из комнаты. Ела редко, в основном чай с печеньем. Хлеб покупала раз в пять дней, ходила в магазин рано утром, когда соседи ещё спали, чтобы не столкнуться с ними. Каждый раз, протискиваясь мимо шкафа, она боялась, что её сердце не выдержит. Оно колотилось так, что в ушах звенело, перед глазами мелькали чёрные точки.
Она похудела, осунулась. Смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Седые волосы растрепались, лицо серое, глаза запали. Старуха. Вот кем она стала.
Однажды вечером, когда Галина Сергеевна вышла на кухню, она встретила Свету. Та стояла у плиты, варила кашу Маше. Маша сидела на табуретке, качала ногами.
– Галина Сергеевна, как вы? – Света посмотрела на неё, и в глазах мелькнуло беспокойство. – Вы так плохо выглядите.
– Да так, живу, – Галина Сергеевна налила себе воды из-под крана.
– Слушайте, а что с шкафом? Вы разговаривали ещё с ними?
– Нет. Бесполезно.
– Да, я понимаю, – Света помешала кашу. – Знаете, я тут подумала. У меня есть знакомый юрист. Может, он подскажет, что делать? Я могу телефон дать.
Галина Сергеевна посмотрела на Свету, и что-то внутри дрогнуло. Впервые за все эти недели кто-то предлагал реальную помощь.
– Дашь?
– Конечно. Сейчас запишу.
Света вытерла руки, достала телефон, продиктовала номер. Галина Сергеевна записала на листочке, который нашла в кармане халата.
– Спасибо, Светочка.
– Да не за что. Вы только не затягивайте. Им скоро ребёнок родится, они ещё больше вещей натащат. Надо сейчас действовать.
Галина Сергеевна кивнула и пошла к себе. В комнате она долго сидела с листочком в руках, глядя на номер. Звонить незнакомому человеку было страшно. А вдруг он откажет? Вдруг скажет, что ничем не может помочь? Или попросит деньги, которых у неё нет?
Но надо. Надо попробовать.
На следующий день, собравшись с духом, Галина Сергеевна позвонила. Ответил мужской голос, приятный, спокойный.
– Алло, слушаю.
– Здравствуйте. Меня Света посоветовала, сказала, вы юрист...
– Да, я Павел. Чем могу помочь?
Галина Сергеевна рассказала. Говорила сбивчиво, перескакивая с одного на другое, но Павел слушал терпеливо, иногда задавал уточняющие вопросы. Когда она закончила, он помолчал, потом сказал:
– Понятно. Это действительно самозахват общего имущества. У вас есть документы на комнату?
– Есть.
– Хорошо. Вот что я вам скажу. Первое, нужно зафиксировать нарушение. Сделайте фотографии коридора, лучше несколько, с разных ракурсов, чтобы было видно, насколько узкий проход. Второе, напишите повторную жалобу в управляющую компанию, уже с фотографиями. Если они снова не отреагируют, можно подавать в суд. Я могу помочь составить иск, но это будет стоить денег. Не очень больших, но всё-таки.
– Сколько?
– Три тысячи за составление иска. Если дело дойдёт до суда, ещё пять за представление интересов.
Галина Сергеевна быстро посчитала в уме. Пенсия у неё была четырнадцать тысяч. Из них пять на коммуналку, две на лекарства, остальное на еду. Восемь тысяч, это больше половины пенсии. Но что делать? Выбора нет.
– Ладно. Я подумаю.
– Подумайте, – сказал Павел. – Но не затягивайте. Чем дольше они там живут и держат вещи, тем сложнее будет доказать, что это нарушение. Могут сказать, что так было всегда, и вы не возражали.
– Я возражала! Я говорила с ними!
– Но это устные разговоры. Нужны письменные доказательства. Поэтому фотографируйте и пишите жалобы. Всё должно быть задокументировано.
Они попрощались. Галина Сергеевна положила трубку и долго сидела, думая. Надо фотографировать. Но у неё нет современного телефона с хорошей камерой. Есть старая кнопочная трубка, которой она только звонит. Попросить Свету? Или саму Лену?
Вечером она снова позвонила дочери. На этот раз Лена ответила сразу.
– Мам, привет. Прости, что не перезвонила тогда. Совсем замоталась.
– Ничего, Леночка. Я хотела попросить. Ты не могла бы приехать? Хотя бы на день? Мне нужна помощь.
– Мам, ну ты же знаешь, что у меня сейчас аврал на работе. Может, после Нового года?
– Но мне сейчас нужно. Соседи совсем обнаглели. Мне надо сфотографировать коридор, а у меня телефона нормального нет.
– Мам, ну попроси кого-нибудь. Свету, например.
– Лена, пожалуйста. Хоть на один день.
Дочь вздохнула.
– Ладно. Попробую в выходные вырваться. Но не обещаю.
– Спасибо, доченька.
Но в выходные Лена не приехала. Позвонила в субботу утром, голос виноватый:
– Мам, прости, не получается. У Димки соревнования по плаванию, я не могу его пропустить. Давай на следующей неделе?
Галина Сергеевна молчала. Потом тихо сказала:
– Ладно, Лена. Не надо. Я сама как-нибудь.
– Мам, ну не обижайся...
– Не обижаюсь. Всё нормально.
Она положила трубку и заплакала. Плакала тихо, чтобы соседи не услышали. Дочери нет до неё дела. Совсем нет. Она одна. Совсем одна.
В понедельник Галина Сергеевна набралась смелости и постучала к Свете. Та открыла, удивлённая.
– Галина Сергеевна? Что-то случилось?
– Света, ты не могла бы сфотографировать коридор? У меня телефона нет нормального. Юрист сказал, что нужны фотографии.
– Конечно, – Света кивнула. – Сейчас Машу в садик отведу и сфоткаю. Вечером сброшу вам на почту или на флешку скину, как удобнее?
– На флешку, пожалуйста. У меня почты электронной нет.
– Хорошо.
Вечером Света принесла флешку. Галина Сергеевна вставила её в свой старенький компьютер, который купила когда-то, чтобы с внуками по видео разговаривать, но внуки быстро потеряли интерес. Открыла фотографии. Их было пять. На всех был виден коридор, шкаф, машина, коляска. Проход действительно выглядел ужасающе узким. Галина Сергеевна смотрела на экран и чувствовала, как внутри всё холодеет. Вот так выглядит её жизнь. Узкая щель между чужими вещами.
Она распечатала фотографии на принтере, который тоже давно пылился без дела, написала новую жалобу в управляющую компанию, приложила фото и на следующий день поехала туда. Отдала всё той же равнодушной женщине. Та приняла, поставила штамп.
– Ждите ответа.
– Сколько?
– Тридцать дней.
– Но я уже месяц жду!
– Это новая жалоба. Срок начинается заново.
Галина Сергеевна вышла из здания ЖЭКа с чувством полной безнадёжности. Ещё месяц. Ещё тридцать дней. Она не выдержит. Просто не выдержит.
Но самое страшное случилось через неделю.
Галина Сергеевна выходила из комнаты вечером, хотела пойти на кухню за водой. Протискивалась мимо шкафа, как обычно. Держала кружку в руке, прижимая её к груди. Сделала шаг, потом ещё один. И вдруг нога соскользнула. На полу была лужа, видимо, кто-то пролил воду. Галина Сергеевна не заметила в полумраке. Нога поехала, тело качнулось вперёд. Она попыталась ухватиться за стену, но не успела. Упала. Тяжело, всем телом. Кружка выскочила из рук, покатилась по полу. Боль пронзила правое колено, острая, жгучая.
Галина Сергеевна лежала на полу и не могла подняться. Колено горело огнём. Она попробовала пошевелить ногой, и боль стала ещё сильнее. Закричала, негромко, скорее застонала.
– Помогите...
Никто не вышел. Она лежала на холодном полу, и слёзы текли по щекам. Попробовала сама подняться, оперлась на руки, но колено не держало. Снова упала. Лежала и плакала, и никто не приходил.
Наконец дверь Светы открылась. Света выглянула, увидела Галину Сергеевну на полу и ахнула.
– Галина Сергеевна! Что случилось?
Она подбежала, присела рядом.
– Я упала... Нога... Не могу встать...
– Сейчас, сейчас, я помогу.
Света осторожно подняла Галину Сергеевну, поддерживая под руку. Та встала, опираясь на одну ногу. Правую не могла наступить, боль была невыносимой.
– Надо врача вызвать, – сказала Света. – Это может быть перелом.
– Нет, не надо, – Галина Сергеевна покачала головой. – Просто помоги дойти до комнаты.
Света помогла ей дойти, усадила на кровать. Галина Сергеевна сидела и дрожала. Колено распухало на глазах, синело.
– Вы точно не хотите врача? – Света смотрела с беспокойством.
– Не хотю. Сама справлюсь. Спасибо тебе, Светочка.
Света ушла. Галина Сергеевна осталась одна. Села на кровать, смотрела на распухшее колено и плакала. Это конец. Она больше не может. Не может жить так. Не может каждый день бояться упасть, застрять, задохнуться в этом проклятом коридоре.
Ночью она не спала. Колено болело так, что хотелось кричать. Она пила обезболивающие, которые были в аптечке, но они почти не помогали. К утру жар спал немного, но боль осталась. Ходить было невозможно. Галина Сергеевна лежала на кровати и думала: что теперь? Как дальше жить?
И тут ей пришла в голову мысль. Страшная, отчаянная, но единственная.
Она позвонила Павлу, юристу. Голос у него был сонный, было раннее утро.
– Алло?
– Павел, это Галина Сергеевна. Вы помните, я звонила про соседей...
– Да, помню. Что случилось?
– Я упала в коридоре. Из-за их шкафа. Колено повредила. Не могу ходить.
– Вы вызывали скорую?
– Нет.
– Надо вызвать. Обязательно. И зафиксировать травму. Это важно для дела.
– Для дела?
– Да. Если вы получили травму из-за того, что соседи захватили общее пространство, это уже не просто гражданский спор. Это причинение вреда здоровью. Можно требовать компенсацию морального вреда и материального ущерба. Вызывайте скорую, пусть оформят всё как надо. Потом мне позвоните.
Галина Сергеевна положила трубку. Компенсация. Вред здоровью. Это меняет всё. Это уже серьёзно. Может быть, теперь кто-то её услышит?
Она вызвала скорую. Приехали через час. Молодой фельдшер осмотрел колено, пощупал, покачал головой.
– Надо снимок делать. Похоже на ушиб, но может быть трещина. Поедете в травмпункт?
– Да.
Её увезли. В травмпункте сделали рентген. Трещины не было, но был сильный ушиб мягких тканей, гематома. Врач наложил тугую повязку, выписал обезболивающие, сказал беречь ногу.
– Как вы упали? – спросил он, заполняя карту.
– В коридоре. Соседи мебель понаставили, пройти невозможно. Я зацепилась.
Врач что-то записал в карту. Потом посмотрел на Галину Сергеевну.
– Вам нужно обратиться в полицию. Если травма получена из-за чужих действий, это повод для заявления.
– Я обращусь.
Она вернулась домой на такси. Света помогла дойти до комнаты. Галина Сергеевна легла на кровать, закрыла глаза. Теперь у неё была справка из травмпункта. Теперь есть доказательство. Теперь её должны услышать.
На следующий день она снова поехала в отделение. На этот раз к ней отнеслись серьёзнее. Участковый, тот самый молодой милиционер, посмотрел на справку, нахмурился.
– Значит, упали из-за мебели в коридоре?
– Да. Я уже говорила вам, что там нет места. Вот, упала.
– Почему не на скорую вызвали сразу?
– Боялась. Думала, само пройдёт.
Милиционер вздохнул.
– Ладно. Пишите заявление. Мы проверим.
Галина Сергеевна написала. Подробно, как всё началось, как она просила убрать вещи, как ей отказывали. Как упала. Как болит колено. Отдала милиционеру. Тот принял, пообещал, что участковый придёт на квартиру, составит протокол.
Участковый пришёл через три дня. Это был другой человек, постарше, лет сорока, с усталым лицом. Он осмотрел коридор, сфотографировал шкаф, машину, коляску. Измерил ширину прохода. Записал всё в блокнот. Потом постучал к Андрею и Инге.
Открыл Андрей. Лицо удивлённое.
– Да?
– Здравствуйте. Участковый Петров. По заявлению вашей соседки Галины Сергеевны. Она утверждает, что ваша мебель в коридоре мешает проходу и стала причиной её падения.
Андрей нахмурился.
– Какого падения?
– Она упала, повредила колено. Есть справка из травмпункта.
– Мы тут ни при чём, – Андрей говорил твёрдо. – Мебель стоит у стены, не на проходе. Если она упала, значит, сама неаккуратная. Мы виноваты, что она старая и не смотрит под ноги?
– Мебель занимает значительную часть коридора, – сказал участковый. – Это нарушение правил пользования жилым помещением. Вам нужно убрать вещи.
– Куда убрать? У нас комната маленькая, нам некуда!
– Это не моя проблема. Коридор общий, вы не имеете права его загромождать.
– А кто имеет право? Она? – Андрей ткнул пальцем в сторону комнаты Галины Сергеевны. – Она тут тридцать лет живёт, думает, что всё ей принадлежит!
– Никто не имеет права, – участковый говорил спокойно, но твёрдо. – Коридор общий. Освободите проход в течение трёх дней, иначе составлю протокол и передам в суд.
Андрей хотел что-то сказать, но тут из комнаты вышла Инга. Живот у неё уже был большой, она держалась за поясницу.
– Что происходит?
Участковый повторил. Инга слушала, и лицо у неё становилось всё злее.
– Вы серьёзно? Из-за этой старой карги вы нас будете судить? У меня через месяц рожать! Мне нужно где-то вещи хранить!
– Это не моё дело, где вы их храните, – сказал участковый. – Моё дело следить за порядком. Освободите коридор.
Он развернулся и ушёл. Галина Сергеевна стояла у двери своей комнаты, слушала весь разговор. Сердце колотилось. Неужели получилось? Неужели их заставят убрать?
Но радость была недолгой. Вечером, когда Галина Сергеевна хромала на кухню, Инга вышла из своей комнаты и преградила ей путь. Лицо бледное, губы сжаты.
– Ты довольна, старая дрянь? – она говорила тихо, но так злобно, что Галина Сергеевна отшатнулась. – Ты участкового натравила? Думаешь, мы испугаемся?
– Я просто хочу, чтобы в коридоре можно было ходить, – Галина Сергеевна старалась говорить спокойно, но голос дрожал.
– Ходить можно. Ты просто вредная и одинокая. Тебе больше делать нечего, кроме как людям жизнь портить. У меня ребёнок скоро родится, понимаешь? А ты со своими жалобами...
– Я имею право...
– Ты имеешь право сидеть в своей комнате и не высовываться! – Инга почти кричала. – Мы уберём вещи, раз участковый велел. Но запомни: мы тебе это не простим. Ты объявила нам войну, получишь войну!
Она развернулась и хлопнула дверью. Галина Сергеевна стояла, дрожа всем телом. Слёзы снова душили. Она пошла на кухню, налила воды, выпила залпом. Руки тряслись так, что чашка стучала о зубы.
На следующий день шкаф исчез. Галина Сергеевна проснулась утром, вышла в коридор и обомлела. Шкафа не было. Не было машины. Не было коляски. Коридор был пустой, широкий, как раньше. Галина Сергеевна стояла и не могла поверить. Неужели правда? Неужели они убрали?
Она прошла по коридору, свободно, не протискиваясь. Слёзы сами текли по щекам, но это были слёзы облегчения. Она выиграла. Она смогла. Отстояла своё право.
Но радость длилась недолго. Уже к вечеру Галина Сергеевна поняла, что победа пиррова. Дверь соседей теперь открывалась каждые полчаса. Андрей и Инга ходили в туалет, на кухню, громко разговаривали, хлопали дверями. Когда Галина Сергеевна выходила из комнаты, они демонстративно замолкали, смотрели на неё с ненавистью. Инга несколько раз нарочно преграждала ей путь, стоя посреди коридора, делая вид, что разговаривает по телефону. Галина Сергеевна ждала, пока та отойдёт, но Инга не торопилась.
– Извините, можно пройти? – говорила Галина Сергеевна тихо.
Инга медленно, очень медленно отходила к стене, но так, что всё равно приходилось протискиваться, задевая её плечом. И каждый раз Инга громко вздыхала, как будто Галина Сергеевна делала что-то неприличное.
Однажды вечером, когда Галина Сергеевна готовила себе ужин на кухне, в комнату соседей пришли гости. Человек пять, молодые, шумные. Они смеялись, включили музыку. Не очень громко, но слышно было в каждой комнате. Галина Сергеевна лежала на кровати и слушала, как за стеной веселятся. Слышала обрывки разговоров:
– ...да она совсем чокнутая... жалобы строчит...
– ...старые всегда такие... им лишь бы напакостить...
– ...мы ей ещё покажем...
Галина Сергеевна закрыла уши руками, но голоса всё равно пробивались. Она лежала и плакала в подушку, чтобы никто не услышал.
Через несколько дней начались другие неприятности. Галина Сергеевна обнаружила, что из холодильника на общей кухне пропал её творог. Она точно помнила, что оставила вчера, в синем контейнере. Сейчас его не было. Она проверила все полки, заглянула в морозилку. Нет нигде.
На следующий день пропало масло. Потом пакет молока. Галина Сергеевна понимала, что это делают соседи. Молодые. Месть. Она не стала ничего говорить. Просто перестала оставлять продукты в холодильнике. Покупала понемногу, хранила в комнате на подоконнике, благо было холодно.
Но хуже всего были ночи. Соседи стали шуметь по ночам. Не очень громко, но достаточно, чтобы не дать уснуть. То вода в ванной шумела часами, то музыка играла едва слышно, но монотонно, то разговоры, смех. Галина Сергеевна просыпалась, лежала в темноте, слушала. Стучать к ним боялась. Знала, что не откроют или откроют и скажут, что ничего не слышат, что ей кажется.
Она почти перестала спать. Ходила по комнате, как привидение, с синяками под глазами. Похудела ещё больше. Колено болело, хоть и прошло уже три недели после падения. Врач говорил, что в её возрасте заживает медленно.
Однажды утром, выходя из комнаты, Галина Сергеевна увидела на полу перед своей дверью мусор. Окурки, обёртки от конфет, какие-то бумажки. Она остановилась, посмотрела. Это было нарочно. Это положили специально. Она нагнулась, еле-еле, придерживаясь за стену, потому что колено всё ещё побаливало, собрала мусор в совок, вынесла на помойку. Руки дрожали от унижения.
На следующий день мусора было ещё больше. И на третий день тоже. Галина Сергеевна собирала его молча, не говоря ни слова. Знала, что если пожалуется, станет только хуже.
Света как-то спросила, видя, как Галина Сергеевна убирает очередную порцию мусора:
– Это они, да?
– Да.
– Надо опять участковому звонить.
– Не надо, – Галина Сергеевна покачала головой. – Только хуже будет.
Света посмотрела на неё с жалостью и ушла. Галина Сергеевна осталась одна в коридоре, держа совок с мусором, и чувствовала, как внутри всё опустело. Она больше не хотела бороться. Не было сил. Не было желания. Она просто хотела, чтобы всё это закончилось.
И тогда она приняла решение.
Вечером Галина Сергеевна достала из шкафа старую папку с документами. Там лежало свидетельство о праве собственности на комнату. Восемнадцать метров. Купила когда-то с мужем, выкупили у города. Потом муж умер, осталась одна. Комната стоила сейчас, наверное, около двух миллионов. Может, чуть больше. Для Галины Сергеевны это были огромные деньги. На них можно снять квартиру на окраине, небольшую однушку, и жить спокойно, без соседей, без коммуналки, без этого кошмара.
Она позвонила дочери. Лена ответила, голос раздражённый, как всегда.
– Мама, что случилось?
– Леночка, я решила продать комнату.
Пауза. Потом:
– Что? Ты серьёзно?
– Серьёзно. Я больше не могу здесь жить.
– Но мама, куда ты денешься? У тебя же там вся жизнь прошла...
– Я сниму квартиру. Или куплю маленькую, на окраине.
– А деньги? Хватит?
– Комната стоит около двух миллионов. Хватит на однушку где-нибудь в новом районе.
Лена помолчала.
– Ну, если ты решила... Может, это и правда лучше. Эта коммуналка всегда была кошмаром. Хочешь, я помогу с продажей? Агентство найду?
– Найди, пожалуйста.
– Хорошо. Я позвоню завтра.
Галина Сергеевна положила трубку и села на кровать. Решено. Она уходит. Она сдаётся. Соседи победили. Но победили ли? Или это она победила, потому что наконец-то освобождается?
На следующий день Лена прислала номер агентства. Галина Сергеевна позвонила, договорилась о встрече. Через два дня приехала риелтор, женщина средних лет, бойкая, с папкой документов. Осмотрела комнату, коридор, всю квартиру. Сказала, что комната в хорошем состоянии, но коммуналка, конечно, минус. Продать можно за полтора миллиона, может, чуть больше.
– Полтора? – Галина Сергеевна растерялась. – Но я думала, два...
– В коммуналках цены ниже, – объяснила риелтор. – Никто не хочет жить с соседями. Но полтора, это реально. Я уже есть пара клиентов, которые ищут недорогое жильё. Можем быстро продать.
– Хорошо, – Галина Сергеевна кивнула. – Давайте.
Они подписали договор. Риелтор обещала, что через неделю начнут показы. Галина Сергеевна осталась одна в комнате и смотрела в окно. Скоро она уйдёт отсюда. Скоро всё это останется позади. Коридор. Шкаф. Соседи. Унижение. Всё.
Но внутри не было облегчения. Было пусто. Пусто и горько.
Через неделю начались показы. Приходили люди, смотрели, морщились, видя коммуналку. Один мужчина прямо сказал:
– С такими соседями? Нет, спасибо.
Галина Сергеевна стояла в стороне, слушала и молчала. Андрей и Инга тоже выходили, смотрели. Инга однажды сказала риелтору громко, чтобы слышала Галина Сергеевна:
– Предупредите покупателей, что предыдущая хозяйка была скандальной. Постоянно жалобы писала, полицию вызывала.
Риелтор промолчала, но Галина Сергеевна видела, как та записала что-то в блокнот. После этого показа покупателей стало меньше.
Прошло три недели. Наступил конец декабря. За окном падал снег. Галина Сергеевна сидела у окна и смотрела, как хлопья ложатся на подоконник. Скоро Новый год. Раньше она любила этот праздник. Наряжала ёлку, пекла пироги, ждала, когда приедет Лена с семьёй. Теперь Лена не приезжала, ёлки не было, и праздника не предвиделось.
Зазвонил телефон. Риелтор.
– Галина Сергеевна, есть покупатель. Молодая пара, готовы взять за полтора. Хотят посмотреть завтра.
– Хорошо.
– Только они спрашивают, быстро ли вы сможете освободить комнату после сделки?
– Быстро. Мне некуда особо везти. Вещей немного.
– Отлично. Тогда жду вас завтра в три часа.
Галина Сергеевна положила трубку. Значит, всё. Завтра последний показ, потом сделка, и она уйдёт отсюда. Навсегда.
Вечером она сидела на кухне, пила чай. Вошла Света, увидела её, присела рядом.
– Галина Сергеевна, это правда, что вы продаёте комнату?
– Правда.
– Из-за них?
– Из-за них.
Света помолчала, потом сказала тихо:
– Мне жаль. Вы столько лет здесь прожили. А они выжили вас.
– Не выжили. Я сама ухожу.
– Это одно и то же, – Света вздохнула. – Знаете, что самое обидное? Они даже не поймут, что сделали. Будут думать, что правы.
Галина Сергеевна промолчала. Света права. Они не поймут. Для них она просто вредная старуха, которая мешала им жить. А то, что они разрушили её жизнь, сломали её, сделали беспомощной и униженной, это их не волнует.
На следующий день пришли покупатели. Молодая пара, лет двадцати пяти. Осмотрели комнату, кивнули.
– Берём.
Через неделю, уже после Нового года, была назначена сделка. Галина Сергеевна собирала вещи. Их было немного. Одежда, книги, посуда, несколько фотографий. Всё упаковала в коробки. Лена обещала приехать и помочь перевезти.
В день сделки Галина Сергеевна встала рано. Оделась, причесалась, посмотрела в зеркало. Лицо старое, усталое. Но глаза живые. Она ещё жива. Ещё может начать заново.
Когда она вышла из комнаты с первой коробкой в руках, в коридоре стояла Инга. Живот у неё был огромный, вот-вот родит. Она смотрела на Галину Сергеевну с холодной усмешкой.
– Уезжаете?
– Уезжаю.
– Ну и хорошо. Меньше будет проблем.
Галина Сергеевна посмотрела на неё. Долго. И вдруг почувствовала, что внутри что-то поднимается. Не злость. Не обида. Что-то другое. Сила. Та самая сила, которую она считала утраченной.
– Инга, – она говорила спокойно, тихо. – Ты выиграла. Я ухожу. Но знаешь, что самое страшное? Не то, что ты меня выжила. А то, что ты даже не понимаешь, что сделала. Ты разрушила жизнь человека, который прожил здесь тридцать лет. Ты сделала каждый мой день мучением. И ты думаешь, что права. Ты думаешь, что я просто вредная старуха. Но посмотри на себя. Ты молодая, здоровая, у тебя впереди вся жизнь. И ты потратила её на то, чтобы унизить пожилого человека. Это твоя победа? Гордишься?
Инга молчала. Лицо побледнело.
– Когда-нибудь ты тоже станешь старой, – продолжала Галина Сергеевна. – И, может быть, тогда ты вспомнишь меня. И поймёшь, что я чувствовала. А может, и не поймёшь. Не знаю. Но я буду жить дальше. В другом месте. Без тебя. И это счастье.
Она взяла коробку и пошла к выходу. Инга стояла, не двигаясь. Галина Сергеевна вышла на лестницу, где её ждала Лена с машиной.
– Мама, всё? – Лена обняла её.
– Всё, доченька.
Они загрузили вещи в машину. Галина Сергеевна села на переднее сиденье, посмотрела на окна дома. На третьем этаже, в её бывшей комнате, горел свет. Теперь это чужая комната. Чужая жизнь.
– Поехали, – сказала она.
Машина тронулась. Галина Сергеевна смотрела в окно, на заснеженные улицы, на редких прохожих. Город жил своей жизнью. А она начинала новую. В пятьдесят восемь лет начать заново страшно. Но возможно. Она купила маленькую однушку на окраине, в новом доме. Двадцать восемь метров. Своя кухня. Своя ванная. Никаких соседей за стеной. Тишина.
Через месяц, когда Галина Сергеевна уже обжилась на новом месте, ей позвонила Света.
– Галина Сергеевна, как вы? Как новая квартира?
– Хорошо, Светочка. Тихо. Спокойно.
– Я рада. А знаете, что у молодых? Инга родила. Мальчик. Но они не уехали. Андрей сказал, что денег на квартиру не хватает. Останутся здесь.
Галина Сергеевна помолчала.
– Значит, останутся.
– Да. И знаете, они уже коляску в коридор поставили. Большую. Света вздохнула. – Теперь мне протискиваться.
– Света, не терпи. Сразу к участковому иди. Не жди, как я.
– Пойду. Обязательно. Спасибо, Галина Сергеевна.
Они попрощались. Галина Сергеевна положила трубку и подошла к окну. За окном был двор, детская площадка, деревья в снегу. Тихо. Спокойно. Её новая жизнь.
Она проиграла битву за коридор. Но выиграла себя. Свободу. Право дышать полной грудью, не протискиваясь боком. Право не бояться, что упадёшь, зацепишься, застрянешь. Право просто жить.
И это была победа. Пусть горькая. Пусть дорогая. Но победа.
Галина Сергеевна села в кресло у окна, накрылась пледом и закрыла глаза. Впервые за много месяцев она чувствовала покой. Настоящий, глубокий покой. Коридора больше нет. Шкафа больше нет. Соседей больше нет.
Есть только она. И её новая, пусть маленькая, но своя жизнь.