– Ну что, деточки, когда вы мне деньги переведете? Врач сказал, тянуть нельзя, кость уходит, надо срочно импланты ставить. Эдуард Венедиктович – светило, он меня по знакомству берет, но материалы нынче дорогие, сами понимаете, санкции, логистика. В общем, насчитал он мне четыреста пятьдесят тысяч. Сумма подъемная, если учесть, что это здоровье матери.
Валентина Петровна, женщина крупная, с высокой прической, обильно политой лаком, и в блузке с люрексом, отломила кусочек торта десертной ложечкой и отправила его в рот, не сводя выжидающего взгляда с невестки.
Ирина, сидевшая напротив, чуть не поперхнулась чаем. Она медленно поставила чашку на блюдце, стараясь, чтобы звон фарфора не выдал дрожь в ее руках. Четыреста пятьдесят тысяч. Словно речь шла о покупке пачки печенья к чаю, а не о сумме, равной их совместному бюджету на полгода жизни с учетом ипотеки.
– Валентина Петровна, – осторожно начала Ирина, глядя то на свекровь, то на мужа, который внезапно нашел что-то невероятно интересное в узоре скатерти. – Это очень большая сумма. У нас сейчас таких денег просто нет. Мы же только в прошлом месяце закрыли кредит за вашу дачную крышу, вы помните?
– Ой, ну что ты сразу начинаешь прибедняться? – махнула рукой свекровь, и ее массивные золотые браслеты звякнули. – Крыша – это было дело необходимое, текло же прямо на диван! А зубы – это, Ирочка, фасад. Лицо! Я же женщина видная, общественная. Как я в хор ветеранов пойду с прорехами во рту? А денег нет... Ну так у вас зарплаты хорошие. Ты же начальник отдела, Ира! Небось, премии получаешь, в кубышку складываешь. Я же не прошу подарить, я прошу вложиться в семейное благополучие. Мать у мужа одна.
Алексей, муж Ирины, наконец-то поднял глаза, но посмотрел не на мать, а на жену – с той самой просительной, виноватой улыбкой, которую Ирина в последнее время начала тихо ненавидеть.
– Ир, ну может, посмотрим? Может, есть варианты? Рассрочка там, или кредит новый возьмем? Маме правда надо. Она жалуется, жевать больно.
Ирина почувствовала, как внутри закипает холодная ярость. Жевать больно? Только что Валентина Петровна с завидной скоростью и ловкостью уничтожила кусок жестковатого «Наполеона» с орехами, и ни один мускул на ее лице не дрогнул.
– Леша, какой кредит? – Ирина старалась говорить спокойно, хотя голос предательски звенел. – У нас ипотека тридцать тысяч, автокредит пятнадцать, коммуналка выросла. У меня на работе сократили премиальную часть на сорок процентов, я тебе говорила об этом три дня назад. Мы сейчас живем впритык.
– Ой, не смеши меня! – Валентина Петровна рассмеялась, картинно запрокинув голову. – Сократили они! Скажи уж прямо – жалко для свекрови. Ты, Ира, всегда была прижимистой. Помнишь, как на свадьбе на голубях сэкономила? Я до сих пор перед родственниками краснею. У Людочки, соседки моей, невестка – золото, шубу ей норковую на юбилей подарила, а сама простым бухгалтером работает. А ты – начальник! На машине иномарке ездишь, в костюмах дорогих ходишь, а для матери четыреста тысяч найти не можешь? Стыдно, милая, стыдно.
– Машина в кредите, Валентина Петровна. А костюму этому три года, я его берегу, – сухо ответила Ирина. – И я не прижимистая, я реалистка.
– Реалистка... – передразнила свекровь, отодвигая тарелку. – Ладно, я сегодня добрая. Даю вам неделю на размышление и поиск средств. Эдуард Венедиктович меня записал на следующий вторник на слепки. Чтобы к этому времени аванс был у меня на карте. Хотя бы тысяч двести для начала.
Она встала из-за стола, оправила юбку, которая трещала по швам на ее пышных бедрах, и направилась в прихожую.
– Лешка, вызови мне такси, «Комфорт», в «Экономе» трясет, у меня спина. И оплати сразу, у меня на карте пусто, пенсия только через три дня.
Когда за свекровью закрылась дверь, Ирина осталась сидеть на кухне, глядя в одну точку. В висках стучало. Она перевела взгляд на мужа, который суетливо убирал грязную посуду со стола, стараясь создать видимость бурной деятельности.
– Ты почему молчал? – спросил она тихо.
– А что я должен был сказать? – огрызнулся Алексей, включая воду на полную мощность. – Ты же знаешь маму. Если ей что-то втемяшится, ее танком не сдвинешь. Начнет звонить по родне, плакаться, что мы ее голодом морим и без зубов оставляем. Позора не оберешься.
– То есть лучше влезть в долговую яму, но сохранить лицо перед тетей Глашей из Сызрани? Леша, ты математику в школе учил? У нас нет этих денег. Физически нет. У меня на карте осталось двенадцать тысяч до конца месяца. У тебя аванс через неделю. Откуда мы возьмем двести тысяч ко вторнику? Почку продадим?
– Ну, может, у тебя заначка есть? – буркнул он, не оборачиваясь. – Ты же всегда умела копить.
Ирина встала, подошла к мужу и выключила воду.
– Посмотри на меня. Какая заначка? Мы всю заначку вбухали в ремонт твоей маминой дачи полгода назад. Триста тысяч, Леша! На эти деньги мы могли бы закрыть часть автокредита. Но нет, маме срочно нужна была веранда и новая крыша, потому что «перед людьми неудобно, у всех сайдинг, а у меня шифер». Я тогда выгребла все подчистую. Я не купила себе зимние сапоги, ходила в осенних, подкладывая теплые стельки. Ты забыл?
Алексей отвел глаза. Ему было стыдно, но страх перед матерью был сильнее стыда перед женой. Валентина Петровна воспитывала его одна, жесткой рукой, внушая, что он – единственный свет в окошке и обязан положить жизнь к ее ногам.
– Ну придумай что-нибудь, Ир. Ты же умная, ты руководитель. Может, на работе займешь? Под зарплату? Мама не отстанет, она меня загрызет.
– Я подумаю, – холодно бросила Ирина и ушла в спальню.
Всю следующую неделю Валентина Петровна вела массированную атаку. Она звонила Ирине на работу в разгар совещаний, присылала в мессенджеры картинки с грустными беззубыми старушками и подписями «Не бросайте родителей», скидывала ссылки на статьи о том, как импланты продлевают жизнь. Алексея она обрабатывала по вечерам, жалуясь на несуществующие боли и рассказывая, какой хороший сын у ее подруги Зинаиды.
В четверг она явилась к Ирине на работу. Ирина как раз пыталась свести дебет с кредитом в отчете, когда дверь ее кабинета распахнулась, и на пороге возникла Валентина Петровна с огромным пакетом.
– Сюрприз! – провозгласила она, плюхаясь на стул для посетителей. – Я тут мимо пробегала, дай, думаю, проведаю невестку. Посмотрю, как она в поте лица трудится.
Ирина сняла очки и потерла переносицу.
– Здравствуйте, Валентина Петровна. У меня через десять минут планерка.
– Ничего, подождут твои подчиненные. Дело семейное важнее. Я тут присмотрела в витрине соседнего бутика пальто. Шикарное, кашемир, цвет «пыльная роза». Как раз мне под сапоги. И скидка сейчас, всего тридцать пять тысяч стоит. Думаю, раз уж с зубами вы тянете, так хоть пальто матери купите, чтобы душу порадовать. А то у меня депрессия начинается от вашего равнодушия.
Ирина посмотрела на свекровь долгим, немигающим взглядом. Наглость этой женщины не знала границ. Она считала кошелек Ирины своим собственным карманом, в который можно залезть в любой момент.
– Валентина Петровна, у меня нет денег на пальто. И на зубы тоже нет. Я вам уже говорила.
– Ой, да брось ты! – свекровь махнула рукой. – Я видела, как ты с генеральным директором здоровалась в коридоре. У вас тут фирма солидная, деньги лопатой гребете. Не жадничай. Пошли, я примерю, ты только карточку приложишь и все. Дело минутное.
– Я не пойду. И денег не дам. Извините, мне нужно работать.
Валентина Петровна изменилась в лице. Улыбка сползла, обнажив хищный оскал.
– Значит, так? Матери мужа в такой малости отказываешь? Хорошо. Я Леше все расскажу. Как ты меня выставила. Как ты хамила. Он узнает, какая ты змея.
– Рассказывайте, – равнодушно ответила Ирина, снова надевая очки. – Дверь за собой закройте, пожалуйста, дует.
Вечером дома был скандал. Алексей, накрученный матерью, кричал, что Ирина черствая, что она унизила его мать перед коллегами (хотя в кабинете никого не было), что тридцать пять тысяч – это не те деньги, из-за которых стоит ссориться.
– Не те деньги?! – Ирина взорвалась. – Леша, открой холодильник! Там половина полки пустая. Мы едим курицу по акции и макароны. Ты на прошлой неделе просил у меня две тысячи на бензин, потому что у тебя карта пустая была. О каких тридцати пяти тысячах ты говоришь?
– Ты преувеличиваешь! У тебя всегда есть заначка, я знаю! Ты просто меня контролируешь! – кричал он, повторяя слова матери.
Ирина замолчала. Она поняла, что словами ничего не докажет. Нужна была шоковая терапия.
В субботу Валентина Петровна пригласила их на «семейный совет». По тону было понятно, что это будет судилище. Она накрыла стол: достала хрусталь, нарезала колбасу (самую дорогую), открыла баночку икры. Все это великолепие должно было подчеркнуть торжественность момента, когда невестка наконец-то раскошелится.
Ирина и Алексей пришли ровно в два. Алексей был мрачен, Ирина – спокойна, как сфинкс.
– Проходите, детки, садитесь, – елейным голосом встретила их свекровь. – Я вот тут стол накрыла, старалась. Все лучшее – детям. Угощайтесь. Икорка свежая, дальневосточная.
Они сели. Валентина Петровна разлила чай, положила себе бутерброд с икрой (зубы, видимо, чудесным образом перестали болеть) и начала речь.
– Я, Ира, на тебя зла не держу за тот случай на работе. Понимаю, нервы, стресс. Но проблема с имплантами не рассосалась. Вторник уже послезавтра. Эдуард Венедиктович звонил, спрашивал, подтверждаем ли запись. Я сказала – конечно. Сказала, что дети помогут. Так что давайте, не тяните кота за хвост. Переводите деньги прямо сейчас, при мне, чтобы я успокоилась.
Она положила свой смартфон на стол экраном вверх, открыв приложение банка, всем видом показывая готовность принять дар.
Алексей толкнул Ирину локтем под столом.
– Мам, мы тут поговорили... – начал он неуверенно.
– Погоди, Леша, – перебила его Ирина. – Твоя мама хочет ясности. Она получит ясность.
Ирина достала свой телефон. Медленно разблокировала экран. Валентина Петровна подалась вперед, ее глаза жадно заблестели. Она уже мысленно примеряла новую улыбку и то самое пальто, которое все-таки планировала выпросить на сдачу.
– Вот, смотрите, Валентина Петровна, – Ирина положила телефон на середину стола, развернув его к свекрови.
На экране было открыто банковское приложение. Крупными цифрами светился общий баланс по всем счетам.
Валентина Петровна прищурилась, потом надела очки.
– Три тысячи четыреста пятьдесят два рубля и восемьдесят копеек? – прочитала она вслух. – Это что? Это шутка?
– Нет, это не шутка. Это все мои деньги. Все, что есть у нашей семьи на сегодняшний день. До зарплаты еще десять дней.
– Не ври мне! – свекровь ударила ладонью по столу так, что подпрыгнула вазочка с вареньем. – У тебя есть вклады! Накопительные счета! Ты прячешь!
– Листайте, – предложила Ирина. – Там все открыто. Кредитная карта: долг восемьдесят тысяч. Это мы продукты покупали и машину заправляли последние два месяца. Ипотечный счет: ноль, списание прошло вчера, деньги еле наскребли.
Валентина Петровна начала лихорадочно тыкать пальцем в экран, открывая вкладки. Везде были либо нули, либо минусы.
– А... а как же премия? – растерянно спросила она, поднимая глаза на невестку.
– Премии нет уже полгода. Фирма потеряла крупного заказчика. Мы выживаем на оклад.
– А Лешина зарплата?
– Лешина зарплата уходит на погашение автокредита и коммуналку за эту вашу квартиру, которую вы на него переписали, но платим за нее мы, – жестко напомнила Ирина. – И еще Леша любит покупать дорогие снасти для рыбалки, считая, что мы можем себе это позволить. Правда, Леша?
Алексей покраснел так, что стал сливаться с бордовыми обоями.
– Ты не говорила, что все так плохо... – пробормотал он.
– Я говорила! Я говорила тебе каждый день последние три месяца! Но ты слушал маму, которая твердила, что я «прибедняюсь». Ты предпочитал верить в сказку о богатой жене, чтобы не чувствовать себя несостоятельным.
Валентина Петровна отшвырнула телефон Ирины, словно он был заразным.
– Это все ты виновата! – взвизгнула она. – Ты транжира! Куда ты деваешь деньги? На салоны красоты? На любовников? Мой сын работает как вол, а у вас в кармане вошь на аркане!
– Я не хожу в салоны, Валентина Петровна. Я крашусь дома сама. А деньги... Хотите, я открою историю операций? Давайте посмотрим. Вот: «Аптека» – пять тысяч, это вам лекарства от давления в прошлом месяце. «Перевод В.П.» – десять тысяч, это вам «на жизнь» две недели назад. «Строительный мир» – это мы до сих пор выплачиваем рассрочку за ваш водонагреватель. Супермаркет – продукты, половину из которых Леша возит к вам сумками каждую субботу.
Ирина говорила спокойно, методично вбивая гвозди в крышку гроба иллюзий свекрови.
– Вы считаете, что я должна вас содержать. Что я – бездонная бочка с золотом. Но реальность такова, Валентина Петровна: мы банкроты. Почти банкроты. И во многом благодаря вашим бесконечным «хотелкам».
В комнате повисла тишина. Слышно было только, как тикают старинные часы на стене. Валентина Петровна сидела, хватая ртом воздух. Ее картина мира, где она – царица, а невестка – золотая антилопа, рушилась на глазах.
– И что теперь? – тихо спросила она, и в ее голосе впервые прозвучал настоящий страх, а не наигранный драматизм. – Мне что, без зубов ходить?
– Есть государственная стоматология. Бесплатно. Или съемные протезы, они стоят в десять раз дешевле.
– Съемные?! Как у бабки старой? Стаканчик у кровати?! Ни за что! – взвыла свекровь. – Леша, сделай что-нибудь! Возьми кредит! Ты мужчина или кто?
Алексей встал. Он посмотрел на мать, потом на Ирину, которая сидела с прямой спиной, уставшая, но не сломленная. Он вспомнил, как Ирина плакала ночью на кухне месяц назад, пересчитывая мелочь, а он тогда просто пошел спать, решив не вмешиваться.
– Мама, – сказал он хрипло. – Кредита не будет. Нам его просто не дадут с такой нагрузкой. И денег не будет. Ира права. Мы в яме.
– Ты бросаешь мать в беде? – прошипела Валентина Петровна.
– Это не беда, мама. Беда – это когда есть нечего. А зубы... Сделаем съемные. Или копи с пенсии. Я больше ни копейки не дам, пока мы свои долги не закроем.
– Вон! – заорала Валентина Петровна, вскакивая со стула. – Вон отсюда! Оба! Неблагодарные! Я вас знать не хочу! Нищеброды!
Она схватила бутерброд с икрой и швырнула его в сторону Алексея. Бутерброд шлепнулся маслом на ковер.
– Пошли, Ира, – Алексей взял жену за руку.
Они вышли из квартиры под проклятия, несущиеся им в спину.
На улице шел мелкий дождь. Они дошли до машины молча. Сели внутрь. Алексей положил руки на руль и уткнулся в них лбом.
– Прости меня, – глухо сказал он. – Я правда идиот. Я жил как в тумане. Думал, у тебя все под контролем, что ты просто... ну, жадничаешь немного. Мама так убедительно говорила.
Ирина вздохнула и посмотрела на серое небо через лобовое стекло.
– Знаешь, Леш, мне не жалко денег. Мне жалко, что меня воспринимают как ресурс. Как банкомат. Я устала тянуть эту лямку одна. Если мы сейчас не начнем выбираться, мы потеряем квартиру. И тогда нам даже жить будет негде, не то что зубы вставлять.
– Я найду вторую работу, – вдруг твердо сказал Алексей, поднимая голову. – В такси пойду по вечерам. Или на стройку в выходные. Мы выберемся. Обещаю. А маме... маме придется привыкать жить по средствам.
– Посмотрим, – ответила Ирина. Она не верила словам, она верила действиям. Но то, что муж впервые встал на ее сторону, давало крошечную надежду.
Прошел месяц. Валентина Петровна объявила им бойкот. Она не звонила, не писала и, по слухам от соседей, всем рассказывала, что сын попал в секту, а невестка его обобрала до нитки.
Но зато в доме Ирины и Алексея стало тише и спокойнее. Алексей действительно устроился на подработку курьером в вечернее время. Деньги были небольшие, но они были. Они начали потихоньку гасить кредитку.
Однажды вечером, когда Ирина готовила ужин (из обычных котлет, но теперь они казались вкуснее без приправ из упреков), телефон Алексея зазвонил. Это была мать.
Он включил громкую связь.
– Алло, сынок, – голос Валентины Петровны звучал непривычно кротко. – Как вы там?
– Нормально, мам. Работаем.
– Понятно... Слушай, я тут была в поликлинике районной. Там акция для пенсионеров на протезирование. Обычные протезы, акриловые. Врач сказал, хорошие. Я вот думаю... может, записаться? Там всего двадцать тысяч.
Ирина и Алексей переглянулись.
– Записывайся, мам, – сказал Алексей. – Двадцать тысяч мы найдем. Со следующей зарплаты.
– Спасибо, сынок. И Ире привет передавай. Скажи... скажи, пусть не сердится на старую дуру. Нервы, знаешь ли. Возраст.
– Передам.
Алексей отключился.
– Ну вот, – усмехнулась Ирина. – Оказывается, и без имплантов жизнь продолжается.
– Это называется шоковая терапия реальностью, – ответил муж, обнимая ее за плечи. – Ты была права. Пустой кошелек иногда убедительнее любых слов.
Они стояли на своей маленькой кухне, и впервые за долгое время Ирина не чувствовала груза на плечах. Она знала, что впереди еще долгий путь выхода из долгов, но теперь она была не одна. И главное – граница была прочерчена. Жирная, красная черта, которую больше никто не переступит.
А Валентина Петровна... Что ж, она сделала свои протезы. И теперь всем во дворе рассказывает, что это временный вариант, пока ее богатые дети оформляют ей лечение в Швейцарии. Но денег больше не просит. Видимо, вид трех тысяч на экране телефона невестки отпечатался в ее памяти крепче любого импланта.
Вам понравился этот рассказ? Тогда буду благодарен за подписку на канал, ваш лайк и комментарий – это очень помогает развитию блога.