Найти в Дзене
Кладовая Монета

Кошелек бойца РККА на Линии Маннергейма: какой монетой платил СССР на Зимней войне

Зимнюю войну обожают реконструкторы. Любят военные историки. А вот нумизматы обходят стороной. И зря. Потому что деньги войны — это такая же история, как и сама война. Только рассказанная через монеты, которые можно подержать в руках. Красноармеец в каске СШ-36 лежит в снегу под Выборгом. Декабрь 1939 года. Мороз минус тридцать. Мы знаем про ППД, про танки Т-26, застрявшие в сугробах, про дот «Миллионер», про то, как плохо все получилось. Но вот что звенело в гимнастерке рядом с партбилетом? Что лежало в кармане у человека, который шел ломать Линию Маннергейма? Возьмите в руки копейку 1939 года. Золотистая, теплая на ощупь. Алюминиевая бронза. Красота. Именно такие монеты звенели на Карельском перешейке зимой сорокового. Серебро из оборота к тридцать девятому вымыли начисто. Полтинники двадцатых годов, рубли — все это ушло. Остались монеты из золотистой алюминиевой бронзы да серые «никелевые» (мельхиоровые) гривенники. Монеты образца 1935 года. Новый тип. Без старого лозунга «Пролетар
Оглавление

Зимнюю войну обожают реконструкторы. Любят военные историки. А вот нумизматы обходят стороной. И зря. Потому что деньги войны — это такая же история, как и сама война. Только рассказанная через монеты, которые можно подержать в руках.

Красноармеец в каске СШ-36 лежит в снегу под Выборгом. Декабрь 1939 года. Мороз минус тридцать. Мы знаем про ППД, про танки Т-26, застрявшие в сугробах, про дот «Миллионер», про то, как плохо все получилось. Но вот что звенело в гимнастерке рядом с партбилетом? Что лежало в кармане у человека, который шел ломать Линию Маннергейма?

Золото Сталина в алюминиевой бронзе

Возьмите в руки копейку 1939 года. Золотистая, теплая на ощупь. Алюминиевая бронза. Красота. Именно такие монеты звенели на Карельском перешейке зимой сорокового. Серебро из оборота к тридцать девятому вымыли начисто. Полтинники двадцатых годов, рубли — все это ушло. Остались монеты из золотистой алюминиевой бронзы да серые «никелевые» (мельхиоровые) гривенники.

Монеты образца 1935 года. Новый тип. Без старого лозунга «Пролетарии всех стран». Герб стал крупнее, номинал на серебристой мелочи (10, 15, 20 копеек) поместили в квадрат со скошенными углами — так называемые «рамочники» (пришедшие на смену «щитовикам» начала тридцатых). На бронзе же номинал писали без вычурности, крупно, без лишних украшений. Просто, строго, по-сталински.

Но в карманах попадались и старички. Пятаки тридцатых еще ходили. И вот этот микс — новые рамочники вперемешку со старыми — это и есть нумизматический портрет войны, о которой не принято было много говорить.

Коллекционеры, копающие на Карельском перешейке, знают одну вещь. Монеты оттуда идут «убитые». Красноватый налет от меди, коррозия, будто их кислотой полили. Это болота виноваты. Финская земля кислая, злая. Она съедает металл за восемьдесят лет так, что иногда разобрать номинал невозможно. Но когда разбираешь, понимаешь — это свидетель. Эта двадцатка 1939 года лежала в кармане у человека, который не вернулся.

Деньги в окопах

Рядовой стрелок получал смешные деньги. Оклад плюс полевые — рублей двадцать-тридцать в месяц. Это две бутылки водки на черном рынке. Или несколько пачек приличных папирос. «Казбек», например. Что бы не махорка, значит.

Монеты из коллекции автора
Монеты из коллекции автора

А вот лейтенант — совсем другая история. Шестьсот-семьсот рублей. Капитан — почти тысячу. Огромные деньги. Разрыв между рядовым и командиром был космический. Социализм, равенство, братство — все это прекрасно, но зарплаты считали по-другому.

Однако вот вам парадокс. Эти деньги никто не носил с собой. Существовала система аттестатов. Основная сумма уходила домой. Жене, матери, детям. На руках у бойца оставалась мелочь. На табачок-с. На конверт написать письмецо. На пряник купить в автолавке, если повезет.

А перед боем деньги сдавали старшине. Вместе с документами, часами, личными вещами. Если вернешься — получишь обратно. Не вернешься — родным отправят. Так что легенды про то, что перед атакой раздавали деньги, чтобы солдат смелее шел — это чушь. Отправляли налегке. С винтовкой да гранатой.

Орденская рента: когда награда кормит

Теперь самое интересное для коллекционера, который любит не только монеты, но и историю наград.

В отличие от Великой Отечественной, где платили тысячу рублей за подбитый танк, в Финскую такой системы не было. Премии за технику выдавались, но несистемно. Командир мог наградить отличившегося часами или парой сотен из фонда части. Но это было редко. Так сказать, на личное усмотрение.

Зато были ордена. И вот тут начинается магия.

До 1947 года за ордена платили деньги. Ежемесячно. Пожизненно. Орден Ленина — двадцать пять рублей в месяц. Красное Знамя — двадцать. Красная Звезда — пятнадцать. Медаль «За отвагу» — десять рублей.

Понимаете? Это не разовая премия. Это по-современному рента или пассивный доход. Получил орден на Финской в сорок первом — и до сорок седьмого каждый месяц капало. Герой Советского Союза с двумя-тремя орденами мог жить на эти выплаты вообще безбедно.

Так что когда вы держите в руках фотографию героя Зимней войны с винтовым орденом на гимнастерке — знайте, это не просто железка. Это была его вторая зарплата. До самой отмены системы.

Военторг в снегах

На что же тратили эти копейки на фронте?

На передовой деньги особо не нужны. Кормят из котла, водку дают по приказу, махорку выдают. Но существовали автолавки Военторга. На базе грузовиков ГАЗ-АА. Приезжали к частям, раскладывали товар.

Что продавали? Табак в первую очередь. Махорка бесплатная, но махорка — это махорка. А вот папиросы «Беломор» или «Казбек» — это уже для души. Покупали. Хотя «Казбек» стоил рубля три — дороговато для рядового, — но побаловать себя после боя «Беломором» за рубль с лишним мог каждый боец.

Еще сладости шли хорошо. Пряники, конфеты-подушечки, ландрин. Сахар был валютой. Его меняли, им расплачивались. Письменные принадлежности — карандаши, конверты, бумага. Написать домой — это святое.

Цены сорокового года примерно такие. Буханка хлеба — рубль. Десяток яиц — шесть с половиной. Бутылка водки пол-литра — одиннадцать с половиной рублей. На рядовую зарплату особо не разгуляешься. Поэтому и не гуляли. Поэтому и не носили при себе пачки денег.

Все, что нужно для жизни, давало государство. А деньги были символом. Связью с миром, где еще существовали магазины, буфеты и семьи.

Трофеи и финские деньги Куусинена

Отдельная история — финские марки.

Брали ли трофейные марки себе "на карман"? Еще как! Но не для того, чтобы платить. В советском Военторге финские марки не принимали. Попытка расплатиться — мародерство. Особисты, понимаете ли, не дремали.

Марки брали как сувениры. Как память. Как доказательство того, что ты там был, на той стороне, в финском доме, в финском городе. Эдакий жетончик.

Здесь важный нюанс для тех, кто интересуется оккупационными деньгами. Для марионеточного правительства Отто Куусинена, для так называемой Финляндской Демократической Республики, своих денег не печатали. Использовали советский рубль. Специальных оккупационных купюр в Зимнюю войну не существовало. Это важно запомнить.

Зато существовала другая валюта. Трофейная! Финские часы, портсигары, ножи пуукко. Вот это ходило между солдатами как деньги. Обменивали, дарили, проигрывали в кости. Натуральный обмен работал лучше, чем рубли. Потому что рубль на войне — это условность. А часы финские — это конкретно. Их можно носить. Ими можно похвастать. Их можно домой отправить с оказией или по-знакомству.

Монета свидетель

Так что же получается?

Деньги на Финской войне играли меньшую роль, чем во время Великой Отечественной. Меньше возможностей потратить, меньше товаров, меньше свободы. Зато больше контроля, больше системы, больше государственного обеспечения.

Но монеты остались. И если вы держите в руках двадцать копеек 1939 года или пятак 1940-го — вы держите свидетеля той войны, о которой не очень любили говорить. Незнаменитой войны. Трудной войны. Так что разбирайте ваши кубышки с «ранними Советами», проверьте свои погодовки. Посмотрите на монеты тридцать девятого и сорокового. Может быть, среди них затесалась та самая. С Карельского перешейка. С красноватым налетом от болотной воды. «Убитая», стертая, но живая. Потому что она там была. В кармане гимнастерки. Под Выборгом. В декабре. Когда было минус тридцать и никто не знал, чем все это кончится.