– Галя, ты где там застряла? Рубашка моя готова? Я же просил еще с утра погладить, чтобы висела и остывала, а то надену влажную и буду чесаться весь вечер.
Виктор кричал из гостиной, перекрикивая шум телевизора, где уже в сотый, наверное, раз Женя Лукашин пытался объяснить Наде, что он не проходимец, а просто жертва обстоятельств. Галина, стоявшая у гладильной доски в спальне, тяжело вздохнула и провела утюгом по белоснежному воротничку. Пар с шипением вырвался наружу, окутав ее лицо теплым влажным облаком. Ей хотелось ответить что-то резкое, например, что у нее всего две руки, и этими руками она сегодня успела нарезать три таза салатов, замариновать гуся, убрать всю квартиру и даже сбегать в магазин за хлебом, который Виктор, конечно же, забыл купить вчера. Но она смолчала. Привычка не портить праздник, выработанная за двадцать лет брака, сработала безотказно.
– Готова, Витя, готова, – отозвалась она, вешая рубашку на плечики. – Сейчас принесу. Ты сам-то в душ сходил? До боя курантов три часа осталось, а ты еще в трениках.
– Сходил, сходил, – пробурчал муж, появляясь в дверях спальни. – Устал я что-то, Галь. Год тяжелый был. Прямо ноги гудят. Может, зря мы Ивановых позвали? Посидели бы вдвоем, шампанского выпили, да спать.
Галина посмотрела на мужа. За последние пару лет он сильно изменился. Раздался в ширь, полысел, стал каким-то дерганым и раздражительным. Раньше она списывала это на стресс на работе – он занимал должность начальника отдела логистики, ответственность большая, нервы. Но в последнее время его поведение стало совсем уж странным. Он прятал телефон, поставил пароль, чего раньше никогда не делал, и часто задерживался на «совещаниях», которые могли длиться до глубокой ночи.
– Витя, неудобно, – мягко возразила она, расправляя манжеты на рубашке. – Люда с Пашей уже выехали, наверное. Они подарки везут. Да и мы приготовились. Гусь в духовке такой, что пальчики оближешь. Ты же любишь моего гуся с яблоками.
– Люблю, – кивнул Виктор, но как-то рассеянно, глядя не на жену, а куда-то сквозь нее. – Ладно, давай рубашку. Я переоденусь. Ты сама-то когда наряжаться будешь? А то ходишь в этом халате...
– Сейчас, Витюш. Только на стол накрою. Сервировку сделаю, свечи поставлю, и пойду марафет наводить. Платье мое синее, бархатное, помнишь? Я его освежила, брошку новую приколола.
Виктор махнул рукой, мол, делай что хочешь, и ушел обратно к телевизору. Галина осталась одна. Она чувствовала странную тяжесть на душе, хотя повода вроде бы не было. Дом – полная чаша, дети – сын Артем и дочь Лена – уже студенты, живут отдельно, позвонили, поздравили, обещали заехать завтра. С мужем стабильность. Но интуиция, это женское шестое чувство, тихонько нашептывала, что что-то не так. Словно в красивом, глянцевом яблоке поселился червь.
Галина прошла на кухню. Аромат запекающегося гуся смешивался с запахом мандаринов и хвои – маленькую живую елочку они поставили на подоконник. Она открыла духовку, полила птицу вытопившимся жиром. Корочка была идеальной, золотисто-коричневой. «Все будет хорошо, – сказала она себе. – Просто усталость. Просто конец года».
Она начала накрывать на стол в гостиной. Достала парадный сервиз, который доставался из серванта только по великим праздникам, расставила хрустальные бокалы. Виктор сидел в кресле, уткнувшись в телефон, и быстро-быстро печатал, едва заметно улыбаясь. Увидев, что жена смотрит на него, он вздрогнул и тут же погасил экран, перевернув телефон стеклом вниз на подлокотник.
– Кому ты пишешь? – спросила Галина, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Ивановы опаздывают?
– А? Нет, – Виктор дернул плечом. – С работы пишут. Поздравляют. Коллеги, партнеры... Сам черт ногу сломит, всем ответь, всех уважь.
– Понятно. Витя, помоги мне стол раздвинуть. Одной тяжело.
Муж нехотя поднялся, кряхтя, как старый дед.
– Вечно ты с этим столом. На кухне бы поели, какая разница...
Они раздвинули стол, Галина постелила белоснежную скатерть с вышитыми снежинками.
– Красиво, – буркнул Виктор и направился в ванную. – Я руки сполосну.
Телефон он оставил на кресле. Забыл. Впервые за последние полгода он оставил свой телефон без присмотра.
Галина замерла с салфеткой в руках. Она никогда не проверяла карманы мужа, не читала его переписки. Считала это ниже своего достоинства. Но сейчас какая-то неведомая сила тянула ее к этому черному прямоугольнику. Экран загорелся – пришло новое сообщение.
Галина подошла ближе. На заблокированном экране высветилось уведомление. Имя отправителя было странным: «Автосервис Борис». Но текст сообщения заставил сердце Галины пропустить удар, а потом забиться где-то в горле, перекрывая дыхание.
*«Любимый, спасибо за подарок! Колье просто чудо! Мы с малышом тебя очень ждем. Ты обещал, что вырвешься хотя бы на часик. Целуем».*
Галина стояла, глядя на эти буквы, и они расплывались перед глазами. «Автосервис Борис». «Любимый». «Малыш». «Колье».
Ее руки сами собой потянулись к телефону. Пароль. Конечно, там был пароль. Но она видела, как Виктор вводил его сотни раз. Рисунок. Буква Z.
Она провела пальцем по экрану. Телефон разблокировался. Открылся мессенджер. И перед Галиной разверзлась бездна.
Это была переписка длиной в два года. «Автосервис Борис» на самом деле была некой Юлией. На аватарке – молодая, яркая блондинка с пухлыми губами. Галина листала сообщения, и с каждой строчкой ее мир, который она строила двадцать лет, кирпичик за кирпичиком, рушился, превращаясь в пыль.
Вот фото с УЗИ. *«У нас будет мальчик, Витенька!»*. Дата – полгода назад.
Вот фото чека. Перевод на пятьдесят тысяч рублей. *«Купи себе витамины и фрукты, ни в чем себе не отказывай»*.
Вот фото Виктора – он держит на руках новорожденного ребенка в голубом конверте. Лицо мужа светится таким счастьем, какого Галина не видела уже лет десять. Дата – месяц назад.
А вот и сегодняшнее. Фото изящного золотого колье с топазами. Того самого, за которое благодарил «Автосервис».
Галина вспомнила, как две недели назад Виктор сказал, что их семейные накопления на ремонт дачи – триста тысяч рублей – пришлось срочно отдать брату, который попал в аварию. Она поверила. Пожалела брата, отдала деньги, которые копила, экономя на себе.
– Брату... – прошептала она пересохшими губами. – Авария...
Она пролистала переписку выше.
*«Юлечка, перевел триста. Это на роды и на первое время. С женой разберусь, скажу, что брату помог. Она дура, поверит».*
«Она дура, поверит».
Эти слова ударили больнее всего. Не измена. Не ребенок на стороне. А вот это – «дура». Презрение. Он считал ее удобной, глупой мебелью, которую можно обманывать, глядя в глаза.
Из ванной послышался шум воды. Виктор смывал мыло с рук, готовясь сесть за праздничный стол, есть гуся, приготовленного «дурой», и поднимать тосты за семейное счастье.
Галина положила телефон обратно на кресло, точно так же, как он лежал. Ее трясло. Холод пробирал до костей, несмотря на жару от духовки. В голове была звенящая пустота, а потом пришла ясная, кристально четкая мысль: «Я не останусь здесь ни на минуту».
Она не стала кричать. Не стала бить посуду. Она просто пошла в спальню. Достала из шкафа большую спортивную сумку, с которой они ездили на море три года назад.
Открыла свой шкаф. Что брать? Все не унесешь. Да и не нужно ей все это барахло, пропитанное ложью этого дома. Она брала самое необходимое: документы, смену белья, теплые свитера, джинсы. Шкатулку с украшениями – там были бабушкины серьги и кольца, подаренные родителями. Золото, подаренное Виктором, она оставила на туалетном столике. Сгребла косметичку. Зарядку для телефона.
В комнату вошел Виктор, вытирая руки полотенцем. Увидев открытый шкаф и сумку на кровати, он застыл.
– Галь, ты чего это? Убираешься, что ли? Зачем вещи достала?
Галина не обернулась. Она аккуратно складывала свой любимый шерстяной кардиган.
– Я ухожу, Витя.
– Куда уходишь? – он нервно хохотнул. – В магазин? Забыла что-то? Майонез?
Она застегнула молнию на сумке. Повернулась к нему. Лицо ее было бледным, спокойным и совершенно чужим.
– Я ухожу от тебя. Насовсем.
Виктор побледнел. Полотенце выпало из его рук.
– Ты что, с ума сошла? Какой ухожу? Новый год через час! Гости едут! Ты перепила, что ли, пока готовила?
– Я все знаю, Витя. Про «Автосервис Борис». Про Юлечку. Про ребенка. И про триста тысяч, которые ты якобы отдал брату.
Виктор открыл рот, потом закрыл. Его бегающие глазки заметались по комнате, ища оправдание, ища путь к отступлению, но его не было.
– Ты лазила в мой телефон? – вдруг взвизгнул он, переходя в атаку. Лучшая защита – нападение. – Как ты посмела?! Это личное пространство! Это подло!
– Подло? – Галина усмехнулась. – Подло – это называть жену, с которой прожил двадцать лет, дурой. Подло – это воровать семейные деньги на любовницу, пока жена ходит в старом пуховике. Подло – это делать ребенка на стороне и приходить домой спать в мою постель.
– Галя, ты все не так поняла! – Виктор шагнул к ней, пытаясь схватить за руку. – Это... это ошибка! Мимолетное увлечение! Она сама на меня повесилась! Я мужик, я оступился! А деньги... я верну! Заработаю и верну!
Она отдернула руку, как от огня.
– Не трогай меня. Мне противно.
– Галя, ну куда ты пойдешь?! Ночь на дворе! Праздник! Подумай о детях! Что мы им скажем? Что мама сошла с ума под бой курантов? Давай сядем, поговорим. Я все объясню. Мы все решим. Я брошу ее, клянусь! Прямо сейчас напишу, что все кончено!
– Ты уже написал, – тихо сказала Галина. – Ты написал, что ждешь встречи. Иди. Тебя там ждут. Малыш и Юлечка. Им ты нужнее. А мне ты больше не нужен.
Она подхватила сумку. Она оказалась тяжелой, но эта тяжесть была приятной. Это была тяжесть ее новой жизни.
– Галя, я тебя не выпущу! – Виктор загородил собой дверной проем. Он был красным, потным, жалким в своей домашней рубашке. – Ты не имеешь права! Это и мой дом тоже! Мы должны встретить гостей! Что я скажу Ивановым?
– Скажешь правду. Что ты променял семью на «Автосервис». Или соври, как ты умеешь. Скажи, что я заболела. Умерла. Улетела на Марс. Мне все равно.
Она пошла прямо на него. В ее глазах было столько холодной решимости, что Виктор невольно отступил, прижавшись к косяку.
– Галя, ты пожалеешь! – крикнул он ей в спину, когда она уже шла по коридору. – Кому ты нужна в сорок пять лет? Старая, никому не интересная! Приползешь через неделю, умолять будешь!
Галина остановилась у зеркала в прихожей. Надела шапку, замотала шарф. Посмотрела на свое отражение. На нее смотрела усталая женщина с потухшими глазами. «Старая? – подумала она. – Нет. Просто очень долго спавшая».
Она обулась. Надела пуховик.
– Ключи я оставлю на тумбочке, – сказала она, не оборачиваясь. – Гуся выключи через двадцать минут, а то сгорит. Хотя... пусть горит. Как и вся наша жизнь.
Она открыла дверь и вышла на лестничную площадку. Лифт не работал, пришлось спускаться пешком с пятого этажа. Сумка била по ногам, но Галина не чувствовала боли.
Выйдя из подъезда, она вдохнула морозный воздух. Падал крупный, мягкий снег, укрывая грязный асфальт белым покрывалом. Где-то вдалеке уже бахали первые салюты.
У подъезда стояло такси – кто-то приехал к соседям. Галина подошла к водителю, пожилому мужчине с добрыми глазами.
– Вы свободны?
– Ну, вообще-то заказ только что закрыл, домой собирался, к старухе своей, оливье резать, – улыбнулся водитель. – А вам куда?
– Куда угодно, – сказала Галина и вдруг заплакала. Слезы хлынули градом, смывая тушь, смывая напряжение, смывая эти страшные двадцать лет слепоты. – Увезите меня отсюда. Пожалуйста.
Водитель посмотрел на нее внимательно, перестал улыбаться. Вышел из машины, взял у нее сумку, положил в багажник. Открыл перед ней дверь.
– Садитесь, дочка. Куда угодно – это не адрес. К родне есть к кому? Подруги?
– К сестре, – всхлипнула Галина. – На другой конец города. В Чертаново. Поедете? Я заплачу, сколько скажете.
– Поеду, – кивнул он. – Деньги – это бумага. А человека в беде в новогоднюю ночь бросать нельзя. Садитесь, печка работает.
Они ехали по праздничному, сияющему огнями городу. Галина смотрела в окно на мелькающие витрины, на счастливые пары, идущие с пакетами мандаринов. Ей было больно. Адски больно. Словно ей вырвали сердце без наркоза. Но сквозь эту боль пробивалось странное, незнакомое чувство. Облегчение.
Ей больше не надо было притворяться. Не надо было обслуживать человека, который считал ее дурой. Не надо было гладить рубашки предателю.
Телефон в кармане разрывался. Звонил Виктор. Звонили Ивановы – наверное, уже приехали и целовали закрытую дверь или слушали бредни мужа. Галина достала телефон, вынула сим-карту и опустила стекло. Маленький кусочек пластика полетел в сугроб на обочине.
– Все правильно, – сказал водитель, глядя на нее в зеркало заднего вида. – Начинать надо с чистого листа.
Через сорок минут она стояла у двери своей старшей сестры, Ольги. Ольга, открывшая дверь в нарядном платье и с бокалом в руке, чуть не уронила его, увидев заплаканную Галину с сумкой.
– Галька? Ты чего? Пожар? Война?
– Развод, Оля, – выдохнула Галина и шагнула в теплые объятия сестры. – Развод и девичья фамилия.
Ольга не стала задавать вопросов. Она затащила сестру в квартиру, усадила на диван, налила полный бокал шампанского.
– Пей. Потом расскажешь. Или не расскажешь. Главное, что ты здесь. Живая.
Куранты начали бить ровно через пять минут после того, как Галина успокоилась. Она стояла у окна в квартире сестры, сжимая в руке бокал. Там, в другом районе, остался остывающий гусь, растерянные гости и муж, который в панике пытался придумать новую ложь. А здесь, в маленькой «двушке» сестры, пахло надеждой.
– С Новым годом, Галя! – Ольга чокнулась с ней. – За тебя! За твою новую жизнь!
– За то, чтобы больше никогда не быть дурой, – твердо сказала Галина и осушила бокал до дна.
За окном расцвел огромный, разноцветный салют. Он освещал небо, и Галине казалось, что это салют в ее честь. В честь женщины, которая нашла в себе силы не терпеть, а жить.
Прошел месяц.
Галина подала на развод и раздел имущества. Виктор пытался вернуть ее, валялся в ногах, клялся, что бросил Юлю, что это было наваждение. Потом угрожал, что оставит ее ни с чем. Потом снова умолял. Но Галина была непреклонна. Она сняла небольшую квартиру, устроилась на курсы повышения квалификации, о которых мечтала пять лет, но Виктор запрещал («Зачем тебе учиться, сиди дома, вари борщи»).
Однажды она встретила Ивановых в супермаркете. Люда отвела глаза, а Паша неловко поздоровался. Оказалось, Виктор всем рассказал, что Галина сошла с ума на почве климакса и бросила идеального мужа ради прихоти.
Галина только улыбнулась. Пусть говорят. Главное, что она знала правду.
А гуся с яблоками она теперь готовила только для себя и детей, когда они приезжали в гости. И он получался еще вкуснее, потому что в нем не было привкуса предательства.
Если эта история тронула вас, не забудьте поставить лайк и подписаться на канал – впереди еще много жизненных рассказов. А вы смогли бы уйти в новогоднюю ночь? Пишите в комментариях.