— Окончательно решил? — Марина откинула прядь волос за ухо и посмотрела на Сергея внимательно, словно пыталась прочитать что-то важное в его лице.
— Окончательно, — кивнул он, сжимая её руку. — Двадцать лет брака позади. Квартирный вопрос решён — бывшая остаётся в трёшке, я снял однушку в новостройке. Свободен, как птица.
Они сидели в небольшом кафе возле парка. За окном моросил октябрьский дождь, но внутри было тепло и уютно. Сергей смотрел на Марину и не мог поверить своему счастью — в пятьдесят лет снова влюбиться так, что захватывает дух.
— Послушай, — Марина отвела взгляд. — Мне нужно тебе кое-что сказать. О маме.
— Людмиле Фёдоровне? Что с ней?
— Она... — Марина помолчала. — Она живёт одна после смерти отца. Ей шестьдесят восемь, и я не могу оставить её. Понимаешь, если мы будем вместе, маме придётся переехать к нам.
Сергей почувствовал, как внутри что-то похолодело. Тёща в придачу к новым отношениям?Но он посмотрел на Марину, на её растерянное лицо, на пальцы, нервно теребящие салфетку, и не смог отказать.
— Ладно, — выдохнул он. — Разберёмся.
Людмила Фёдоровна приехала через неделю после того, как они с Мариной начали жить вместе. Невысокая, крепко сбитая женщина с холодными серыми глазами и тонкими губами, сжатыми в недовольную линию.
— Так-так-так, — протянула она, оглядывая квартиру Сергея. — Маловато будет для троих. И балкона нет.
— Мама, проходи, — Марина помогла ей снять пальто. — Чай будешь?
— С дороги устала страшно. Мариночка, покажи, где моя комната.
Сергей молча проводил их взглядом. Комната была одна — его спальня, которую теперь отдали тёще. С Мариной они устроились на диване в гостиной.
— Ничего, — шепнула Марина вечером, когда они лежали в темноте. — Потерпим немного. Мама привыкнет, и всё наладится.
Но Людмила Фёдоровна не торопилась привыкать.
— Сергей Петрович, а вы в выходные на дачу не собираетесь? — спросила она в субботу утром, когда он собирался в магазин.
— Какую дачу? У меня дачи нет.
— Ну вот видишь, Мариночка, — тёща повернулась к дочери. — А твой бывший муж хотя бы огород имел. Свежие овощи, зелень...
Марина покраснела.
— Мама, при чём тут дача?
— А при том, что в семье должен быть мужчина хозяйственный.
Сергей вышел за дверь. На лестничной площадке достал сигареты, хотя бросил курить три года назад. Руки слегка дрожали.
Через две недели совместной жизни Сергей понял — Людмила Фёдоровна развязала против него тихую войну.
Она переставляла вещи в квартире, жаловалась на шум, когда он смотрел телевизор, готовила только те блюда, которые он не любил. На кухне она хозяйничала как полноправная владелица, а Марина словно превращалась в тень.
— Мариночка, внуки приедут в воскресенье, — объявила Людмила Фёдоровна как-то вечером. — Наташа с мужем на выходные уезжают, попросили посидеть с детьми.
— Мама, но мы же планировали с Серёжей в театр...
— Театр подождёт. Внучка с внуком важнее.
Марина виновато посмотрела на Сергея. Он лишь кивнул и отошёл к окну.
Дети действительно приехали — шумные, активные близнецы пяти лет. Они носились по квартире, переворачивая всё на своём пути. Людмила Фёдоровна умилённо взирала на погром, а Марина металась между внуками, пытаясь навести хоть какой-то порядок.
— Дядя Серёжа, а у вас игрушки есть? — спросила внучка Лиза, разглядывая его серьёзными карими глазами.
— Нет, солнышко.
— А почему? Взрослые тоже должны играть.
Сергей невольно улыбнулся. Девочка была права.
— Не могу больше, — признался он другу Вадиму, когда они встретились в баре. — Чувствую себя непрошенным гостем в собственной квартире.
— Съезжай, — буркнул Вадим. — Какая любовь, если даже жить нормально не можешь?
— Я люблю Марину.
— Тогда поговори с ней откровенно. Установи границы, чёрт возьми.
Но всегда, когда Сергей пытался заговорить, Марина отводила глаза.
— Серёжа, я понимаю, как тебе тяжело. Но мама одна, ей нужна моя помощь. Она столько для меня сделала — вырастила, внукам помогает... Я не могу её бросить.
— Речь не о том, чтобы бросить. Но почему она не может жить отдельно? Мы могли бы снять ей квартиру неподалёку.
— Она откажется. Мама привыкла, что мы вместе.
— А ты? Ты привыкла?
Марина не ответила.
Конфликт достиг пика в конце ноября. Они решили устроить семейный ужин на веранде у родственников Марины — в загородном доме её сестры, который редко посещали из-за занятости.
— Давно мы так не собирались, — улыбалась хозяйка дома, сестра Марины Оксана, разливая по бокалам вино. — Хорошо, что у нас есть веранда, летом тут вообще красота.
Людмила Фёдоровна сидела во главе стола, как матриарх, и внимательно наблюдала за всеми. Сергей чувствовал на себе её тяжёлый взгляд весь вечер.
— Мариночка, — внезапно произнесла тёща, когда разговор зашёл о планах на будущее. — А ты не думала, что торопишься? Расторжение брака у Сергея Петровича совсем недавний, ипотека у него висит...
— Какая ипотека, мама? — удивилась Марина. — У Серёжи нет ипотеки.
— Ну не знаю, не знаю. Что-то мне подсказывает, что он не всё рассказал.
Сергей побелел.
— Людмила Фёдоровна, вы о чём?
—А о том, она выпрямилась, что вы моей дочери не подходите. Вот о чём.
За столом повисла тишина. Марина сидела бледная, сжимая салфетку. Оксана растерянно переводила взгляд с матери на сестру.
— Мама, — тихо начала Марина. — Прекрати.
— Что прекратить? Правду говорить?
— Ты говоришь не правду, — голос Марины окреп. — Ты пытаешься управлять моей жизнью.
— Я забочусь о тебе!
— Нет, — Марина встала. — Ты боишься остаться одна. И поэтому не даёшь мне жить.
Людмила Фёдоровна открыла рот, но Марина продолжила, и в её словах звучала боль, копившаяся годами:
— Я всю жизнь делала то, что ты считала правильным. Вышла замуж за «приличного человека», который оказался тираном. Родила детей, хотя не была готова. Бросила работу, потому что ты сказала, что мать должна сидеть дома. Терпела унижения, потому что «семья — это святое». И знаешь, что получила? Двадцать лет несчастливого брака и ощущение, что жизнь прошла мимо.
— Мариночка...
— Я не закончила, мама. Впервые за пятьдесят лет я встретила мужчину, который видит во мне не прислугу и не няньку, а женщину. Который спрашивает моё мнение, прислушивается к моим желаниям. И я не позволю тебе разрушить это.
Сергей смотрел на Марину, и сердце его сжималось от гордости и нежности. Вот она какая — сильная, решительная, не сломленная.
Людмила Фёдоровна тяжело дышала. На глазах у неё выступили слёзы.
— Ты выбираешь его? — сказала она.
— Я выбираю себя, мама.
Людмила Фёдоровна уехала к Оксане в ту же ночь. Сергей и Марина остались вдвоём.
— Прости, — сказала Марина, когда они вернулись домой. — За всё.
— Не за что прощать. Спасибо, что нашла в себе силы.
— Знаешь, что самое страшное? — она прижалась к нему. — Я боялась этого разговора всю жизнь. А когда он случился, поняла — свобода того стоила.
Через месяц они нашли для Людмилы Фёдоровны небольшую квартиру в соседнем доме. Поначалу мать обижалась, но постепенно оттаяла. Марина навещала её дважды в неделю, внуки приезжали на выходные, но границы были установлены чётко.
— Как думаешь, она когда-нибудь примет меня? — спросил Сергей однажды.
— Не знаю, — ответила Марина. — Но теперь это не важно. Важно то, что я начала жить свою жизнь, а не чужую.
Сергей обнял её. За окном падал снег, укрывая город белым покрывалом. Впереди была целая жизнь — их собственная, выстраданная и заслуженная.
А Людмила Фёдоровна, сидя в своей новой квартире, впервые за долгие годы задумалась — не слишком ли крепко она держала дочь, пытаясь уберечь от ошибок. И не стала ли сама этой ошибкой.