В то утро кофе казался особенно горьким, хотя я варила его точно так же, как и последние три года нашей совместной жизни. Виктор сидел напротив, уткнувшись в планшет. Солнечный луч падал на его идеально выглаженную рубашку, подсвечивая седину на висках, которую я всегда считала благородной. В свои пятьдесят пять он выглядел потрясающе: подтянутый, ухоженный, уверенный в себе мужчина, за которым, казалось, я была как за каменной стеной.
— Лена, ты слушаешь меня? — его голос прозвучал сухо, разрезая уютную тишину кухни.
Я вздрогнула, возвращаясь из своих мыслей.
— Прости, Витя. Задумалась о предстоящих выходных. Марина звонила, сказала, что привезет близнецов в субботу утром. У них с мужем какая-то важная конференция.
Виктор медленно отложил планшет. Его лицо, обычно спокойное и слегка насмешливое, вдруг окаменело. Он снял очки, аккуратно протер их салфеткой и положил на стол. Этот жест я знала слишком хорошо: он означал, что сейчас начнется серьезный разговор. Но я и представить не могла, насколько серьезный.
— Опять? — тихо спросил он. — Опять эти выходные превращаются в детский сад?
— Витя, это мои внуки, — я попыталась улыбнуться, сглаживая углы. — Им всего пять лет. Они соскучились по бабушке. И потом, мы же договаривались, что иногда я буду помогать дочери.
— "Иногда" превратилось в "каждые выходные", Елена, — он впервые за утро назвал меня полным именем, что не предвещало ничего хорошего. — Я женился на женщине, с которой хотел прожить спокойную, размеренную вторую половину жизни. Путешествовать, ходить в театры, наслаждаться тишиной в нашем доме. А вместо этого я живу в филиале детского развлекательного центра.
Я почувствовала, как внутри все сжалось. Мы познакомились четыре года назад, уже будучи зрелыми людьми. Я — вдова, вырастившая дочь, он — разведенный, без детей, привыкший к комфорту и порядку. Наш роман был стремительным и красивым. Виктор умел ухаживать, умел слушать, и мне казалось, что я наконец-то нашла свое тихое счастье. Но с появлением внуков в нашем уравнении что-то пошло не так.
Сначала это были мелочи: раздражение из-за разбросанных игрушек, недовольство шумом, просьбы "утихомирить этот балаган". Я списывала всё на его привычку к одиночеству. Думала, стерпится-слюбится. Ведь Артем и Соня — чудесные дети, живые, любопытные. Как можно их не любить?
— Витя, но это же временно, — попыталась оправдаться я, чувствуя себя школьницей перед директором. — Марина сейчас идет на повышение, ей нужна помощь.
— У них есть няня. У них есть отец. Почему именно наш дом должен становиться полигоном? — Виктор встал и подошел к окну. Он стоял ко мне спиной, и эта напряженная спина выражала больше, чем любые слова. — Я устал, Лена. Я прихожу домой и хочу отдыхать. А в субботу я просыпаюсь от топота и криков. Я нахожу липкие пятна на своем столе. Я не могу расслабиться в собственной гостиной.
— Они дети, Витя! Они просто играют! — мой голос дрогнул. — Неужели тебе так сложно потерпеть пару дней ради меня?
Он резко развернулся. В его глазах не было злости, только холодная решимость, от которой мне стало страшно.
— Ради тебя я готов на многое. Я сделал ремонт в этой квартире так, как ты хотела. Мы ездим туда, куда хочешь ты. Но я не подписывался на роль дедушки. Это не мои внуки, Лена. И я не хочу, чтобы моя старость прошла под аккомпанемент детских истерик.
В комнате повисла тяжелая тишина. Слышно было только тиканье старинных часов в коридоре — подарок Виктора на нашу первую годовщину.
— Что ты предлагаешь? — спросила я шепотом, уже предчувствуя ответ.
— Я не предлагаю, я ставлю условие, — он произнес это так буднично, словно обсуждал покупку новой машины. — Либо мы живем вдвоем, нормально, как взрослая пара, и визиты внуков прекращаются — встречайся с ними на нейтральной территории, в парке, у дочери, где угодно, но не здесь. Либо...
— Либо что?
— Либо я ухожу.
Мир качнулся. Я смотрела на мужчину, которого, как мне казалось, любила. На его ухоженные руки, на знакомые морщинки вокруг глаз. И не узнавала его. Это был ультиматум. Жестокий, бескомпромиссный ультиматум. "Откажись от части себя, чтобы сохранить меня".
— Ты серьезно? — выдохнула я. — Ты ставишь меня перед выбором между тобой и моей семьей?
— Я ставлю тебя перед выбором между твоим прошлым и нашим будущим, — поправил он. — Я хочу быть у тебя на первом месте. Разве это так много для мужа?
Я встала из-за стола, чувствуя, как дрожат колени. Подошла к раковине, начала машинально мыть чашку, просто чтобы занять руки. Вода была ледяной, но я этого почти не чувствовала.
Перед глазами пронеслись картинки. Вот Артемка бежит ко мне с криком "Бабуля!", прижимая к груди плюшевого медведя. Вот Соня сосредоточенно рисует "портрет дедушки Вити", который он потом брезгливо убрал в ящик. Их смех, их запах молока и печенья, их безусловная любовь. И Виктор. Стабильный, надежный Виктор, с которым мы планировали поездку в Италию осенью. Виктор, который подарил мне ощущение женственности после долгих лет одиночества.
Неужели нельзя совместить эти два мира?
— Витя, давай обсудим компромисс, — я повернулась к нему, вытирая руки полотенцем. — Может быть, они будут приезжать реже? Раз в две недели? Или только на один день без ночевки?
Он покачал головой.
— Нет, Лена. Я не торгуюсь. Я долго терпел. Я хочу приходить в свой дом и знать, что здесь только мы. Я хочу просыпаться в субботу и заниматься любовью с женой, а не слушать мультики из соседней комнаты. Я хочу быть единственным мужчиной в твоей жизни, а не приложением к твоим родственным обязанностям. Решай. Сейчас.
Его категоричность резала по живому. Это была не просто просьба о тишине. Это была ревность. Ревность к тому времени и тем эмоциям, которые я отдавала не ему. Он хотел владеть мной безраздельно, отсекая все "лишнее". И этим лишним оказались самые дорогие мне люди.
Я посмотрела на него долгим взглядом. Вспомнила, как он морщился, когда Соня пыталась его обнять. Как он демонстративно уходил в кабинет, когда приезжала Марина. Я была слепа. Я думала, это просто характер. А это была несовместимость на уровне души.
Выбор был мучительным. Отказаться от Виктора означало снова остаться одной в пятьдесят с лишним лет. Потерять финансовую стабильность, потерять партнера, потерять мечты о спокойной старости вдвоем. Отказаться от внуков... Нет, сама мысль об этом вызывала физическую тошноту. Сказать дочери: "Не привози их, моему мужу они мешают"? Предать эти маленькие доверчивые сердца?
Я глубоко вздохнула. Воздух в кухне казался спертым.
— Знаешь, Витя, — начала я, и мой голос неожиданно окреп. — Когда мы женились, я думала, что мы партнеры. Что мы принимаем жизнь друг друга целиком. Мои внуки — это не "прошлое". Это мое продолжение. Это моя кровь.
— Это твой выбор? — перебил он, прищурившись.
— Ты просишь невозможного, — продолжила я. — Ты хочешь, чтобы я отрезала себе руку, потому что она тебе мешает спать. Любовь не ставит таких условий, Витя. Любовь расширяет границы, а не строит клетки.
— Значит, ты выбираешь их, — констатировал он холодно. В его голосе не было боли, только раздражение человека, чья сделка сорвалась.
— Я выбираю себя, — твердо сказала я. — Себя как мать и бабушку. Себя как человека, который не предает близких ради комфорта.
Виктор молча кивнул. Он встал, взял планшет и очки.
— Хорошо. Я сегодня переночую в гостинице. Вещи заберу на неделе. Квартира твоя, делить нам нечего, брачный контракт мы составили грамотно.
Он прошел мимо меня в коридор, даже не взглянув. Я слышала, как он надевает пальто, как звенит ключами. Ни криков, ни скандала. Просто деловое расторжение договора, который перестал быть выгодным.
Дверь хлопнула. Звук эхом разнесся по квартире, которая вдруг стала огромной и пустой.
Я опустилась на стул и закрыла лицо руками. Слезы не шли. Был только шок и странное, звенящее чувство пустоты. Я только что разрушила свой брак. Я выгнала мужа. Я осталась одна.
Телефон на столе пискнул. Сообщение от Марины: "Мам, мы выезжаем чуть раньше, будем через час! Артем везет тебе сюрприз из пластилина. Любим!"
Я посмотрела на экран, и первый раз за это утро уголки моих губ дрогнули в настоящей улыбке. Я встала, подошла к окну и распахнула его настежь. В комнату ворвался свежий осенний воздух, пахнущий дождем и опавшими листьями.
Виктор ушел. Но жизнь, настоящая, шумная, неудобная, но живая жизнь — она осталась. И через час она ворвется в эту дверь с криками и объятиями.
Я пошла ставить тесто на пироги. У меня был всего час, чтобы подготовиться к самому важному визиту в моей новой жизни.
Звонок в дверь прорезал тишину ровно через сорок минут после ухода Виктора. Я стояла посреди кухни, вся в муке, с бешено колотящимся сердцем. На секунду мелькнула паническая мысль: «А вдруг это он? Вернулся, передумал, хочет всё исправить?» Но тут же одернула себя. Виктор не возвращается. Виктор не исправляет. Он лишь вычеркивает.
Я открыла дверь, и на меня обрушилось цунами.
— Бабуля! — Артем влетел в коридор, едва не сбив меня с ног. В руках он сжимал бесформенный ком из синего и зеленого пластилина. — Смотри! Это танк-дракон!
Следом вошла Соня, аккуратно неся куклу, а за ними — Марина, нагруженная сумками.
— Привет, мам! Фух, пробки жуткие, — дочь чмокнула меня в щеку и тут же нахмурилась. — А чего так тихо? Где Виктор Сергеевич? Опять в кабинете заперся?
Она всегда называла его по имени-отчеству. Вежливо, с уважением, но без тепла. Дети же называли его просто «деда Витя», хотя он морщился от этого «деда», словно от зубной боли.
— У него... срочная командировка, — солгала я, не моргнув глазом. — Вызвали час назад. Улетел на неделю.
Ложь далась удивительно легко. Я не хотела портить выходные. Не хотела видеть жалость в глазах дочери или слышать вопросы внуков. Сейчас мне нужно было просто дышать этим хаосом, чтобы не задохнуться от пустоты, образовавшейся внутри.
— О, ну тогда у нас девичник! И мальчишник! — Марина скинула пальто. — Артем, разувайся аккуратно, не топчи!
Но было поздно. Грязные ботинки уже оставили цепочку серых следов на идеально натертом паркете. Раньше, при Викторе, я бы уже бежала за тряпкой, чувствуя спиной его неодобрительный взгляд. «Елена, грязь разносится по всему дому». Сейчас я посмотрела на эти следы и почувствовала странное, почти дикое облегчение.
— Ничего, — сказала я громко. — Потом уберем. Идемте пить чай, пироги почти готовы.
Выходные пролетели как в тумане, сотканном из смеха, крошек печенья и разбросанных деталей конструктора. Мы строили «базу» из диванных подушек в гостиной — святая святых, где Виктор любил читать газеты. Артем пролил вишневый сок на светлую скатерть. Соня оккупировала ванную со своей флотилией резиновых утят.
В какой-то момент, сидя на полу среди кубиков, я поймала себя на мысли, что жду окрика. Жду недовольного вздоха, стука двери кабинета, холодного замечания о воспитании. Но ничего этого не было. Была только жизнь — неидеальная, громкая, липкая, но настоящая.
Вечером в воскресенье, когда Марина уже укладывала детей в машину, она вдруг задержалась в дверях.
— Мам, ты какая-то другая сегодня, — тихо сказала она. — Глаза грустные, а сама... словно выдохнула. Всё нормально? Виктор точно в командировке?
Я посмотрела на дочь. Она была так похожа на меня в молодости, только сильнее, решительнее.
— Всё хорошо, родная. Просто устала. Езжайте, вам завтра рано вставать.
Когда за ними закрылась дверь, квартира снова погрузилась в тишину. Но это была уже другая тишина. Не напряженная, как перед грозой, когда боишься лишний раз звякнуть ложкой. А усталая, мягкая тишина дома, в котором жили.
Я прошла по комнатам. На полу валялся забытый носок Артема. На зеркале в прихожей остался след от маленькой ладошки. Я не стала его вытирать.
В понедельник Виктор прислал сообщение: "Приеду во вторник в 10 утра за вещами. Прошу, чтобы тебя не было дома. Ключи оставлю у консьержа".
Его педантичность даже в разрыве была безупречной. Он хотел избежать сцен. Хотел сохранить лицо и свои нервы. Но я решила иначе. Это был мой дом, и я не собиралась прятаться по углам, словно провинившаяся школьница.
Во вторник ровно в десять ключ повернулся в замке. Я сидела в кресле с книгой, которую даже не пыталась читать. Виктор вошел, увидел меня и на долю секунды сбился с шага.
— Я просил, чтобы тебя не было, — сухо сказал он вместо приветствия.
— А я решила, что в своем доме я буду находиться тогда, когда захочу, — спокойно ответила я, не вставая.
Он поджал губы, прошел в спальню и достал чемоданы. Я слышала, как он открывает шкафы. Шорох одежды, щелчки вешалок. Звуки того, как из моей жизни вынимают кусок за куском. Это было больно — глупая, фантомная боль привычки. Я привыкла к запаху его одеколона, к его рубашкам в стирке, к его присутствию. Но потом я посмотрела на след от ладошки на зеркале, который так и не стерла, и боль отступила.
Через час он вышел в прихожую с двумя чемоданами и портпледом. Выглядел он так, словно собрался на важную встречу: костюм, галстук, безупречная укладка. Ни тени сомнения, ни капли сожаления.
— Остальные книги и мелочи заберут грузчики на неделе, — бросил он, не глядя на меня. — Адвокат свяжется с тобой по поводу развода. Я не буду претендовать на квартиру, как и обещал, но машину заберу.
— Забирай, — кивнула я.
Он взялся за ручку двери, но вдруг остановился. Обернулся и окинул взглядом гостиную. Его взгляд зацепился за подушку, которая так и лежала на полу после вчерашней игры в «крепость».
— Ты превратила наш дом в свинарник за два дня, — с брезгливостью произнес он. — Неужели это того стоило, Лена? Потерять мужчину, статус, спокойную старость ради... вот этого?
Он махнул рукой в сторону забытого детского носка.
Я медленно встала и подошла к нему. Теперь, когда между нами всё было кончено, я видела его ясно, как никогда. Я видела не надежного партнера, а глубоко эгоистичного человека, который любил не меня, а то, как удобно я вписывалась в его интерьер.
— Это не свинарник, Витя. Это жизнь, — сказала я твердо. — И да, это того стоило. Потому что этот носок и эта подушка значат для меня больше, чем твоя «спокойная старость». Ты уходишь в пустоту, Витя. В идеально убранную, дорогую, стерильную пустоту. А я остаюсь здесь, где меня любят просто так. Не за то, что я не мешаю, а за то, что я есть.
Его лицо перекосило. Мои слова задели его, пробили броню его высокомерия.
— Посмотрим, как ты запоешь через год, когда останешься одна, старая и никому не нужная, кроме своих назойливых внуков, которые вырастут и забудут тебя, — выплюнул он.
— Может быть, — улыбнулась я. — Но у меня будут воспоминания о том, как мы строили крепости. А у тебя? Воспоминания о том, как ты идеально сложил чемодан?
Он ничего не ответил. Резко дернул дверь и вышел, громко хлопнув ею напоследок. На этот раз звук был другим — не пугающим, а финальным. Словно поставили точку в длинном и скучном предложении.
Я осталась стоять в коридоре. Сердце билось ровно. Я подошла к зеркалу, провела пальцем по отпечатку детской ладошки, словно давая "пять" самой себе.
Потом я взяла телефон и набрала номер.
— Алло, Марина? — сказала я, чувствуя, как голос наполняется силой. — Слушай, у меня есть идея. В следующие выходные давайте поедем все вместе на дачу? Я хочу показать Артему, как сажать яблони. И... мне нужно вам кое-что рассказать.
Я еще не знала, как сложится моя жизнь дальше. Хватит ли мне пенсии, как я буду справляться с бытом одна. Но одно я знала точно: страх исчез. Осталось только чувство невероятной свободы и предвкушение. Я только начинала жить свою собственную жизнь.
Но я даже не догадывалась, что судьба уже приготовила мне встречу, которая докажет, что жизнь после пятидесяти пяти не заканчивается, а делает крутой, непредсказуемый поворот.
Прошел год. Если бы кто-то сказал мне тогда, в день ухода Виктора, что моя жизнь сделает такой кульбит, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Горько и недоверчиво. Но сейчас я смеялась искренне, стоя по щиколотку в грязной воде на берегу дачного пруда.
— Бабуля, лови! Он уходит! — вопил Артем, размахивая сачком.
— Я держу фланг! — кричал Михаил, пытаясь перехватить огромную лягушку, которая, кажется, была умнее нас троих вместе взятых.
Михаил поскользнулся на мокрой траве и с громким всплеском плюхнулся в воду. На секунду повисла тишина, а потом мы взорвались хохотом. Смеялся Артем, заливисто хохотала Соня, и даже Михаил, вытирая тину с лица, трясся от смеха своим большим животом.
Михаил появился в моей жизни случайно, через три месяца после развода. Он был моим соседом по даче — тем самым, чей участок Виктор всегда называл «цыганским табором» из-за вечного строительства и кучи собак. Оказалось, что за покосившимся забором жил отставной военный врач, вдовец, который варил лучшее в мире варенье из крыжовника и знал тысячу историй.
Когда у меня сломался насос, Виктор нанял бы бригаду и прочитал лекцию о техническом обслуживании. Михаил просто перелез через забор с ящиком инструментов, починил всё за полчаса, а потом научил Артема забивать гвозди.
— Ну что, лягушка победила, — констатировал Михаил, выбираясь на берег и подавая мне руку. Его ладонь была шершавой, теплой и надежной. — Пора сушиться и пить чай с мятой. Лена, ты как? Не замерзла?
— Я в порядке, — улыбнулась я.
Мы шли к дому, и я смотрела на эту странную, разношерстную компанию. Мокрый мужчина, двое чумазых детей, собака, путающаяся под ногами. Никакого глянца. Никакой стерильности. И столько счастья, что оно буквально распирало грудную клетку.
Жизнь без Виктора оказалась не катастрофой, а освобождением. Да, денег стало меньше. Пришлось выйти на подработку репетитором, забыть о дорогих курортах. Но взамен я получила право дышать. Право есть печенье в постели. Право принимать гостей когда угодно.
Но прошлое имеет свойство напоминать о себе, когда его совсем не ждешь.
Через две недели мне пришлось поехать в город — нужно было оформить документы на продажу гаража, который достался мне при разделе имущества. Я вышла из нотариальной конторы в центре, щурясь от яркого солнца, и решила зайти в любимую кофейню на углу.
Звякнул колокольчик над дверью. Я вошла, вдыхая аромат арабики, и вдруг замерла.
За столиком у окна сидел Виктор.
Он почти не изменился. Тот же безупречный костюм, те же очки в тонкой оправе. Напротив него сидела женщина — молодая, очень красивая, с идеальной осанкой. Перед ними стояли чашки кофе и нетронутые десерты. Они не разговаривали. Виктор смотрел в телефон, женщина — в окно, с выражением скучающей покорности на лице.
Я хотела развернуться и уйти, но Виктор поднял голову. Наши взгляды встретились.
В его глазах мелькнуло узнавание, потом удивление, и, наконец, что-то похожее на оценку. Я знала, что он видит: я была в простых джинсах, в удобном кардигане, волосы слегка растрепаны ветром. Не та "леди", которую он лепил из меня три года.
Он сказал что-то своей спутнице, встал и направился ко мне. Я осталась на месте.
— Елена, — кивнул он. Голос звучал так же сухо и уверенно. — Не ожидал тебя здесь встретить. Выглядишь... демократично.
— Здравствуй, Виктор. Ты тоже выглядишь неплохо.
— Познакомься, это Алина, — он жестом указал на девушку, которая даже не повернула голову. — Мы собираемся в Италию на следующей неделе. То самое путешествие, помнишь?
Это был укол. Мелкий, просчитанный укол, призванный показать мне, что я потеряла.
— Рада за вас, — искренне сказала я. — Италия прекрасна в это время года.
Виктор прищурился. Ему не нравилось мое спокойствие. Он ожидал увидеть сожаление, зависть, может быть, обиду.
— А как твой... детский сад? — спросил он с легкой усмешкой. — Все еще нянчишься? Внуки, пеленки, шум?
— Внуки растут, Витя. Артем пошел в первый класс, Соня занимается танцами.
— Понятно. Значит, ты так и осталась в роли обслуживающего персонала, — он покачал головой, словно говоря о безнадежно больном. — А могла бы сейчас сидеть здесь, пить этот кофе и обсуждать Флоренцию. Не жалеешь? Честно, Лена. Неужели ни разу, когда ты убираешь за ними грязь или слушаешь их вопли, ты не думаешь о том, что могла бы жить для себя?
Я посмотрела на него и вдруг поняла одну простую вещь. Он был несчастен. В этой своей идеальной капсуле, с молодой молчаливой женой, с дорогим кофе — он был глубоко, безнадежно одинок. Он пытался контролировать жизнь, стерилизовать её, убрать всё "лишнее", но вместе с лишним вырезал и саму суть жизни.
— Знаешь, Витя, — мягко сказала я. — Я и живу для себя. Просто мое "я" немного шире, чем твой костюм. В нем есть место для других людей.
В этот момент дверь кофейни распахнулась, и внутрь, как ураган, ворвался Михаил. Он искал меня, так как я задерживалась, и мы договаривались встретиться у метро.
— Лена! Вот ты где! — прогремел он на все кафе своим басом. — Я уж думал, тебя украли! Представляешь, Артемка звонил, он нашел на чердаке мой старый телескоп, требует, чтобы мы сегодня же смотрели на звезды!
Михаил был в потертой кожаной куртке, большой, шумный и живой. Он увидел Виктора, осекся на секунду, а потом широко улыбнулся и протянул руку.
— Добрый день! Михаил. Друг, сосед и главный звездочет по совместительству.
Виктор посмотрел на протянутую руку с таким видом, будто ему предложили дохлую рыбу. Он брезгливо кивнул, не вынимая руки из кармана.
— Виктор. Бывший муж.
— А-а, тот самый, — протянул Михаил, ничуть не смутившись. Он положил тяжелую руку мне на плечо. — Ну, спасибо вам, Виктор. Если бы вы тогда не поставили свой ультиматум, я бы, может, до сих пор со своими собаками в одиночку разговаривал. А теперь у меня семья.
Виктор побледнел. Это был удар ниже пояса, нанесенный с обезоруживающей простотой. Он перевел взгляд на меня, потом на Михаила, потом на скучающую Алину.
— Идем, Лена, — сказал Михаил, увлекая меня к выходу. — Нам еще торт покупать. Соня заказала "Наполеон".
— Прощай, Витя, — бросила я через плечо.
Мы вышли на улицу, залитую осенним солнцем. Михаил взял меня под руку.
— Неприятный тип, — заметил он буднично. — Как ты с ним жила? Он же как замороженная рыба.
— Я просто не знала, что бывает по-другому, Миша.
Вечером мы сидели на веранде дачи. Дети уже спали, набегавшись за день. Артем действительно нашел телескоп, и мы битый час пытались найти Большую Медведицу, пока небо не затянуло облаками.
Я смотрела в темноту сада. Где-то там, в своей стерильной городской квартире, Виктор, наверное, уже спал, приняв душ и аккуратно сложив одежду. Завтра у него будет идеальный день. Тихий. Спокойный. Пустой.
А у меня завтра будет подъем в семь утра, потому что "бабуля, блинчики!". Будет перепачканная мукой кухня. Будет поездка в лес за грибами, где Михаил наверняка снова расскажет байку про медведя. Будет жизнь.
Виктор спросил, не жалею ли я.
Я вспомнила тот момент выбора на кухне. Момент, когда казалось, что земля уходит из-под ног. Тот ультиматум: «Либо внуки, либо я».
Это был самый страшный выбор в моей жизни. И самый правильный.
Я прижалась к плечу Михаила. Он пах костром и табаком.
— О чем думаешь? — спросил он тихо.
— Думаю о том, что иногда, чтобы обрести всё, нужно не побояться отказаться от того, что кажется важным, — ответила я.
Я выбрала шум, гам, липкие пальчики и бесконечные заботы. Я выбрала любовь, которая требует отдачи, а не ту, что требует жертв.
И ни разу, ни единой секунды, я не пожалела.
