Ключи от новой квартиры лежали на столе ровно три минуты, прежде чем свекровь сгребла их в карман своего пальто.
Марина даже не сразу поняла, что произошло. Она стояла посреди пустой гостиной, вдыхая запах свежей краски и штукатурки, и улыбалась так широко, что болели щеки. Три года. Три года она откладывала каждую копейку с зарплаты медсестры, отказывая себе во всём. Три года она ездила на работу на маршрутке, хотя могла бы взять машину в рассрочку. Три года она носила одно и то же зимнее пальто, подшивая расползающуюся подкладку.
И вот наконец — их собственная квартира. Маленькая однушка на окраине города, но своя. Без съёмного жилья, без вечных проверок хозяйки, без страха, что в любой момент попросят освободить помещение.
— Мам, ну ты чего? — голос Антона прозвучал растерянно, но без того возмущения, которое Марина ожидала услышать.
Зинаида Павловна, грузная женщина шестидесяти двух лет с химической завивкой и взглядом командира танковой дивизии, похлопала себя по карману и улыбнулась той особенной улыбкой, которую Марина за пять лет научилась распознавать безошибочно. Это была улыбка победителя.
— А что такого, сынок? — свекровь пожала плечами с наигранным недоумением. — Мало ли что случится. Пусть у меня запасной комплект будет. Вдруг вы потеряете, вдруг замок заклинит. Я же рядом живу, прибегу, открою.
Марина почувствовала, как внутри что-то сжалось в тугой, холодный узел. Свекровь жила в соседнем доме. Это было одним из условий покупки квартиры. Антон настоял. «Мама стареет, ей нужна помощь, мы должны быть рядом». Марина согласилась, потому что любила мужа и хотела сохранить мир в семье.
Но сейчас, глядя на то, как ключи от её мечты исчезают в бездонном кармане свекрови, она поняла, что совершила ошибку.
— Зинаида Павловна, — Марина постаралась, чтобы голос звучал ровно, — это наши единственные ключи. Нам нужно сделать дубликат, прежде чем...
— Вот и сделаете, — перебила свекровь, направляясь к выходу. — А пока пусть у меня полежат. Надёжнее будет. Ты же знаешь, какая ты растяпа, Мариночка. Вечно всё теряешь.
Марина не теряла ничего. За всю совместную жизнь она не потеряла ни одного документа, ни одной важной вещи. Но спорить со свекровью было бесполезно. Это Марина тоже усвоила за пять лет.
— Антон, — она повернулась к мужу, ища поддержки.
Антон стоял у окна, засунув руки в карманы джинсов, и смотрел куда-то в пол. Его поза говорила яснее любых слов: он не собирался вмешиваться.
— Мам права, — пробормотал он, не поднимая глаз. — Пусть будет запасной комплект. На всякий случай.
Зинаида Павловна победоносно кивнула и вышла, громко хлопнув дверью. Звук эхом разнёсся по пустой квартире, отскакивая от голых стен.
Марина осталась стоять посреди комнаты, чувствуя, как мечта, которую она строила три года, покрывается первыми трещинами.
Следующие две недели превратились в кошмар. Свекровь приходила каждый день. Без предупреждения, без звонка — просто открывала дверь своим ключом и входила, как к себе домой.
— Мариночка, а почему посуда не помыта? — слышала Марина в семь утра, когда только проснулась после ночной смены.
— Мариночка, а зачем ты купила эти шторы? Они же дешёвые, сразу видно. Я бы на твоём месте взяла другие.
— Мариночка, а почему у вас холодильник пустой? Ты мужа голодом моришь?
Свекровь инспектировала шкафы, заглядывала в корзину с грязным бельём, проверяла, чисто ли протёрта пыль на полках. Она переставляла мебель, которую Марина расставила по своему вкусу. Она выбрасывала продукты, которые считала «неподходящими». Она приносила свои кастрюли, своё постельное бельё, свои полотенца — потому что «у вас всё какое-то несерьёзное».
Антон не замечал. Или делал вид, что не замечает. Он приходил с работы, ужинал едой, которую готовила его мать, и уходил к компьютеру.
— Антон, нам нужно поговорить, — сказала Марина однажды вечером, когда свекровь наконец ушла.
— О чём? — он даже не повернулся от монитора.
— О твоей маме. Она приходит каждый день. Она лезет в наши дела. Она хозяйничает в моей квартире.
— В нашей квартире, — поправил Антон.
— В моей, — жёстко сказала Марина. — Я копила на неё три года. Ты не вложил ни копейки.
Антон наконец обернулся. В его глазах мелькнула обида.
— Ты что, попрекать меня будешь? Я работаю! Я деньги зарабатываю!
— И тратишь их на свои увлечения, — Марина кивнула на дорогой игровой компьютер, который Антон собрал за последний год. — А я экономила на всём, чтобы у нас был свой угол.
— Ну и что теперь? — Антон вскочил, его голос стал громче. — Мать помогает нам! Готовит, убирает! А ты ей ещё недовольна! Неблагодарная!
Это слово ударило Марину наотмашь. Неблагодарная. Она, которая тащила на себе весь бюджет, все счета, весь ремонт — неблагодарная.
— Я не просила её помогать, — тихо сказала Марина. — Я просила её не приходить без предупреждения. Я просила вернуть ключи.
— Ключи останутся у матери! — отрезал Антон. — Это не обсуждается. Она пожилой человек, ей спокойнее так. И мне спокойнее. Если что-то случится, она будет рядом.
— Что может случиться?
— Да мало ли! Пожар, потоп, ты сознание потеряешь...
— Я медсестра, Антон. Я работаю в реанимации. Я знаю, что делать в экстренных ситуациях лучше, чем твоя мама.
Но Антон уже отвернулся обратно к компьютеру, давая понять, что разговор окончен.
Марина ушла на кухню. Села за стол, обхватив голову руками. Стены давили. Воздух казался спёртым, хотя окно было открыто.
Она поняла, что попала в ловушку. Купила квартиру, чтобы обрести свободу — и оказалась ещё более несвободной, чем раньше.
Переломный момент наступил через месяц.
Марина вернулась с суточного дежурства. Ноги гудели, глаза слипались, хотелось только одного — добраться до кровати и уснуть. Она открыла дверь — и застыла на пороге.
Квартиру было не узнать.
Её светлые занавески исчезли. Вместо них висели тяжёлые бордовые шторы, такие плотные, что в комнате царил полумрак. Её лёгкий журнальный столик заменили на массивную тумбу из тёмного дерева. На стенах появились чужие картины — пейзажи с берёзками в золочёных рамах.
А на кухне, в её кухне, на её плите, стояла огромная кастрюля, из которой валил пар.
— О, невестушка пришла! — раздался голос свекрови. Зинаида Павловна вышла из кухни, вытирая руки о фартук. Её собственный фартук, который она, видимо, принесла из дома. — Я тут решила обновить вам интерьер. А то жили как студенты. Ни уюта, ни тепла. Теперь другое дело! Солидно! По-семейному!
Марина молчала. Она смотрела на свою квартиру, которая за одни сутки превратилась во владения свекрови, и чувствовала, как внутри поднимается волна — тёмная, холодная, неудержимая.
— Где мои вещи? — спросила она тихо.
— Какие вещи, Мариночка?
— Мои шторы. Мой столик. Мои картины.
— Ах, это! — свекровь махнула рукой. — Выбросила. Там и выбрасывать-то нечего было, дешёвка одна. Ты не расстраивайся, я тебе всё хорошее принесла, качественное. Это со мной ещё из родительского дома, настоящий антиквариат.
Марина сделала шаг вперёд. Потом ещё один.
— Вы выбросили мои вещи? — её голос стал ниже, опаснее. — Без моего разрешения? В моей квартире?
— В вашей с Антошей квартире, — поправила свекровь, и в её тоне появились металлические нотки. — И Антоша был полностью согласен. Он сам помогал мне мебель таскать. Сказал: «Мам, делай как знаешь, ты лучше разбираешься».
Марина повернулась к двери спальни. Она была закрыта.
— Антон!
Тишина.
— Антон, выйди!
Дверь приоткрылась. Антон высунул голову, избегая смотреть жене в глаза.
— Ты позволил ей выбросить мои вещи? — спросила Марина.
— Ну... мама сказала, что так будет лучше... — промямлил он. — Я не думал, что ты расстроишься. Это же просто шторы.
— Просто шторы, — повторила Марина. Она чувствовала, как что-то внутри неё ломается с тихим, но отчётливым хрустом. — Я выбирала их две недели. Я объехала десять магазинов. Я представляла, как солнце будет просвечивать сквозь них по утрам.
— Ну вот видишь! — вмешалась свекровь. — Слишком много солнца вредно. Мебель выгорает, обои портятся. Мои шторы практичнее.
Марина не ответила. Она прошла мимо свекрови, мимо мужа, зашла в спальню и закрыла дверь. Легла на кровать, не раздеваясь. Смотрела в потолок.
В голове было пусто. Ни мыслей, ни эмоций. Только холодная, кристальная ясность.
Она лежала так час. Может, два. За стеной слышались голоса свекрови и Антона, звон посуды, звуки телевизора. Они жили свою жизнь, в которой для Марины осталась только роль декорации.
Потом она встала. Вытащила из шкафа большую спортивную сумку. И начала собирать вещи.
Антон заглянул в комнату через полчаса.
— Ты чего это? — он увидел сумку и нахмурился. — Куда собираешься?
— Ухожу.
— Куда?
— Не твоё дело.
— Как это не моё? Ты моя жена!
Марина застегнула молнию на сумке и выпрямилась.
— Была, — сказала она. — Больше нет.
— Ты не можешь просто так уйти! — Антон схватил её за руку. — А квартира? Это же наша квартира!
— Моя, — поправила Марина, вырывая руку. — В документах только моё имя. Я плачу за неё. Ты здесь даже не прописан.
— Мать! — заорал Антон в сторону кухни. — Иди сюда! Тут эта чокнутая уходит!
Свекровь появилась мгновенно, словно ждала за дверью.
— Куда это ты собралась, невестушка? — её голос был сладким, но глаза смотрели холодно. — Опять истерики? Опять скандалы на ровном месте?
— Вы мне не свекровь, — сказала Марина. — И эта квартира больше не ваша проходная комната. Я забираю свои документы и ухожу. Вы можете оставаться здесь столько, сколько хотите. Но завтра я сменю замки. И если вы попытаетесь войти — я вызову полицию.
— Ты не посмеешь! — взвизгнула свекровь.
— Посмею.
Марина взяла сумку и вышла в коридор. Антон преградил ей путь к двери.
— Стой! — он был бледен, на лбу выступили капли пота. — Давай поговорим! Я не хочу, чтобы ты уходила! Я... я люблю тебя!
— Любишь? — Марина посмотрела на него. — Когда твоя мать унижала меня каждый день — ты молчал. Когда она выбросила мои вещи — ты помогал ей. Когда я просила поддержки — ты выбирал её сторону. Это не любовь, Антон. Это удобство. Я была удобной. Терпеливой, молчаливой, не создающей проблем. Но это закончилось.
Она обошла его и взялась за ручку двери.
— Ты пожалеешь! — крикнула свекровь ей в спину. — Одна ты — никто! Кому ты нужна без моего сына? Старая дева с сумкой!
Марина обернулась на пороге.
— Знаете, Зинаида Павловна, — сказала она спокойно, — мне тридцать два года. У меня хорошая работа, чистая кредитная история и собственная квартира. А у вашего сына нет ничего, кроме игрового компьютера и маминых обедов. Подумайте, кто из нас действительно «никто».
Она вышла и закрыла за собой дверь.
На улице шёл дождь. Мелкий, осенний, пахнущий мокрой листвой. Марина подняла лицо к небу и вдохнула полной грудью.
Она шла к подруге. Та давно предлагала пожить у неё, если что. Марина всегда отказывалась, надеясь, что всё наладится.
Больше она не надеялась. Больше она действовала.
Следующим утром Марина вернулась в квартиру в сопровождении слесаря. Свекрови и Антона не было — видимо, ушли к ней, строить планы «возвращения блудной невестки».
Слесарь быстро сменил замок. Новый, надёжный, с электронным кодом. Марина сама запрограммировала комбинацию и получила единственный комплект ключей.
Потом она обошла квартиру. Сняла тяжёлые бордовые шторы, свернула их в рулон и вынесла на лестничную площадку. Туда же отправились картины с берёзками, антикварная тумба и прочие «подарки» свекрови.
Позвонила в дверь соседям.
— Извините за беспокойство. Тут бывшая родственница забыла свои вещи. Если придёт за ними — отдайте, пожалуйста. А не придёт — выбрасывайте.
Соседка кивнула с понимающей улыбкой. Видимо, стены в доме были тонкими, и скандалы последнего месяца не остались незамеченными.
Вечером Марина сидела посреди полупустой гостиной. Её старые шторы не вернуть — они на свалке. Журнальный столик — тоже. Но стены остались. И окна. И потолок. И мечта, которая теперь снова принадлежала только ей.
Телефон разрывался от сообщений. Антон писал то мольбы, то угрозы. Свекровь отправляла голосовые, в которых называла Марину неблагодарной предательницей. Потом начала угрожать судом, полицией, проклятиями.
Марина заблокировала оба номера.
Она открыла приложение интернет-магазина. В поисковой строке набрала: «шторы светлые лён».
На экране появились десятки вариантов. Красивые, лёгкие, пропускающие утреннее солнце.
— Начнём заново, — сказала Марина вслух.
И впервые за долгое время улыбнулась.
Через полгода квартира преобразилась. Марина делала ремонт медленно, своими силами, откладывая с каждой зарплаты. Никаких кредитов, никакой спешки. Только её вкус, её выбор, её решения.
Антон несколько раз приходил под дверь. Стучал, звонил, кричал в домофон. Марина не открывала. Потом он прислал официальное письмо через адвоката — требовал раздела имущества. Его адвокат быстро объяснил клиенту, что делить нечего: квартира куплена до брака, на личные средства жены.
Развод оформили заочно. Марина даже не присутствовала на заседании.
Свекровь встретилась ей случайно в магазине через год. Зинаида Павловна выглядела постаревшей, как-то сникшей. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но Марина прошла мимо, не замедлив шаг.
У неё не было ненависти. Не было обиды. Было только лёгкое удивление: как она могла терпеть это так долго?
Тем же вечером Марина пила чай на своей кухне, глядя в окно на осенний город. На подоконнике стояли горшки с цветами — её собственный маленький сад. На стене висела картина — абстракция в синих тонах, которую она выбирала целый месяц.
Квартира была маленькой. Но каждый сантиметр в ней принадлежал только ей. Каждая вещь была выбрана с любовью. Каждый угол дышал свободой.
Марина допила чай, вымыла чашку и убрала её в шкафчик. Завтра у неё выходной. Она планировала съездить в магазин штор — присмотреть что-нибудь новое для спальни. Не потому, что старые износились. А просто потому, что захотелось перемен.
И это было прекрасно — хотеть перемен и знать, что никто не запретит их осуществить.