Надя прижимала к груди свёрнутый кулёчком свёрток с дочкой и чувствовала, как сердце колотится где-то в горле. Роддом они покинули час назад, и теперь машина мужа неслась по загородной трассе к дому его родителей.
— Слушай, может, всё-таки сначала домой заедем? — осторожно предложила она, поправляя розовый уголок одеяльца.
Максим покосился на неё из-за руля.
— Надь, ну мы же договаривались. Мама весь дом перемыла, комнату детскую подготовила. Она так ждала внучку.
"Ага, ждала", — подумала Надя, вспоминая, как свекровь Алевтина Борисовна каждый раз при встрече ощупывала её живот и вздыхала: "Ох, девочки всегда хлопотнее, вот бы мальчик родился".
Через двадцать минут они уже стояли на крыльце большого кирпичного дома. Дверь распахнулась, и на пороге возникла свекровь в нарядном халате с цветочками.
— Ну, показывайте скорее! — она практически выхватила свёрток из рук Нади.
Максим подхватил сумки и юркнул в дом, оставив жену наедине с матерью.
Алевтина Борисовна откинула край одеяла и замерла. Лицо её вытянулось, брови поползли вверх.
— Господи... Максим! — позвала она напряжённым голосом. — Иди сюда!
— Что такое, мам? — Максим выглянул из прихожей.
— Посмотри на ребёнка, — свекровь говорила так, словно обнаружила что-то неправильное. — Совсем на нас не похожа. Какая-то... порода не та.
Надя почувствовала, как внутри что-то оборвалось.
— Простите, что?
— Ну смотри же, Максим, — Алевтина Борисовна повернулась к сыну. — Мы все светлые, высокие. У нас правильные славянские черты. А тут... нос какой-то курносый, глазки узкие. И кожа смуглая.
— Мама, — Максим неловко потоптался, — ну это же новорождённый ребёнок, они все...
— Я пятерых детей родила и десять внуков видела! — отрезала Алевтина Борисовна. — Знаю, о чём говорю.
Надя забрала дочку из рук свекрови. Руки дрожали так сильно, что пришлось прислониться к стене.
— Максим, поехали отсюда. Немедленно.
— Надюш, не надо так... — он попытался обнять её, но она отстранилась.
— Я серьёзно. Или везёшь нас домой прямо сейчас, или я вызываю такси.
— Ну вот, обиделась, — свекровь театрально всплеснула руками. — Я же не со зла. Просто говорю, что вижу. У вас в роду кто-то был? Ну, не нашей наружности?
Надя перевела взгляд на мужа. Тот стоял, опустив голову, и молчал. И этого оказалось достаточно.
— Максим, ключи от машины, — голос у Нади стал ледяным.
— Да погоди ты! — он наконец встрепенулся. — Мам, ты зачем такое говоришь? Это моя дочь!
— Я не сомневаюсь, сынок, — Алевтина Борисовна уже пытаясь изобразить доброжелательность. — Просто замечаю. А что тут такого? В наше время генетику проверяют, анализы всякие...
— Всё, — Надя развернулась к двери. — Прощайте.
Она вышла на крыльцо, прижимая к себе спящую дочку. Ноги подкашивались от усталости — роды были тяжёлыми, швы ныли, голова кружилась. Но идти обратно в этот дом она не могла физически.
— Надя, стой! — Максим догнал её возле калитки. — Куда ты пойдёшь? До города двадцать километров!
— Доберусь как-нибудь.
— Послушай, мама не то хотела сказать...
— А что она хотела сказать? — Надя обернулась. — Что моя дочь — не той породы? Знаешь, что это значит? Что мы для неё не люди, а скотина какая-то, у которой важна родословная!
Максим вздохнул и потёр лицо ладонями.
— Она старой закалки, не понимает...
— А ты понимаешь? — Надя смотрела ему прямо в глаза. — Когда твоя мать оскорбляет нашу дочь, которой от роду два дня, ты стоишь рядом и киваешь?
— Я не кивал!
— Ты молчал. Это то же самое.
Они стояли у дороги, и холодный октябрьский ветер треплет края детского одеяла. Малышка пошевелилась и тихонько заскулила.
— Хорошо, — Максим полез за телефоном. — Сейчас такси вызову. Только давай я хотя бы домой вас отвезу.
Дорога обратно в город была долгой и молчаливой. Максим дважды пытался заговорить, но Надя отворачивалась к окну. У неё в голове крутилась одна мысль: как она могла настолько ошибиться в человеке?
Они познакомились три года назад на корпоративе её компании. Максим работал в фирме-партнёре, выглядел элегантно и держался уверенно. Ухаживал красиво: цветы, рестораны, поездки на выходные. Родителей своих представил только через полгода отношений.
Первая встреча прошла нормально — Алевтина Борисовна была мила и приветлива. Но когда Надя ушла на кухню помочь накрыть на стол, услышала голос свекрови из гостиной:
"Симпатичная, конечно. Но фамилия у неё какая-то нерусская. Ты уверен, Максим?"
Тогда она решила, что ослышалась.
Квартира встретила их тишиной и запахом свежей краски — Максим успел сделать косметический ремонт перед выпиской.
— Надь, давай я помогу, — он потянулся к сумкам.
— Не надо, — она прошла в детскую и осторожно положила дочку в кроватку.
Малышка спала, раскинув крошечные ручки. Тёмные волосики торчали во все стороны, носик был слегка вздёрнут, а на щеках проступал здоровый румянец.
"Порода не та", — эхом отзывались в голове слова свекрови.
Надя опустилась на край кровати и заплакала. Тихо, чтобы не разбудить ребёнка, но отчаянно, всем телом. Слёзы были не только от обиды — хотя обида жгла так, что хотелось кричать. Они были от страха.
Страха, что дочери придётся всю жизнь доказывать своё право существовать. Что кто-то всегда будет смотреть и оценивать: подходит ли она, правильная ли, достаточно ли чистая её "порода".
— Надюша, — Максим встал на пороге детской. — Прости. Прости меня, пожалуйста.
Она вытерла лицо рукавом халата.
— За что конкретно?
— За то, что не заткнул мать сразу. За то, что вообще привёз вас туда. За всё.
— Знаешь, что самое страшное? — Надя повернулась к нему. — Я боюсь, что ты на самом деле согласен с ней.
— Что?! Ты с ума сошла?
— Тогда почему ты молчал? Почему не сказал ей, что это неприемлемо? Что наша дочь прекрасна, какой бы она ни была?
Максим прошёл в комнату и опустился на колени перед женой.
— Потому что я трус, — тихо сказал он. — Всю жизнь боюсь противоречить матери. Она такая... властная. Всегда знает, как лучше, что правильно. И я привык молчать.
— А теперь у тебя дочь, — Надя посмотрела на спящего ребёнка. — И если ты не научишься защищать её, она вырастет, думая, что с ней что-то не так.
Следующие несколько дней прошли в напряжённой тишине. Алевтина Борисовна звонила каждый вечер, но Надя отказывалась подходить к телефону. Максим разговаривал с матерью коротко и сухо, а после одного особенно долгого разговора вышел на балкон покурить, хотя бросил год назад.
На пятый день в дверь позвонили. Надя открыла и обнаружила на пороге свекровь с огромной коробкой.
— Я не надолго, — Алевтина Борисовна протянула коробку. — Это для малышки.
— Спасибо, оставьте у двери, — Надя начала закрывать дверь, но свекровь поставила ногу на порог.
— Подожди. Мне нужно кое-что сказать.
— Мне не интересно.
— Ну тогда просто послушай, — голос Алевтины Борисовны дрогнул. — Я... неправильно выразилась тогда. Максим объяснил мне, что я сказала глупость.
— Не глупость, — поправила Надя. — Вы оскорбили мою дочь.
— Я не хотела...
— Знаете, в чём проблема? — Надя почувствовала, как внутри закипает. — Вы даже сейчас не понимаете, что сделали не так. Вы думаете, что просто "неудачно выразились". А на самом деле вы сказали моему ребёнку, которому два дня от роду, что он недостаточно хорош для вашей семьи.
Алевтина Борисовна открыла рот, закрыла, потом снова открыла.
— Я вырастила пятерых детей...
— И это делает вас экспертом в том, как унижать новорождённых?
— Перестань! — свекровь повысила голос. — Я пришла извиняться!
— Тогда извиняйтесь правильно, — Надя скрестила руки на груди. — Не "я неудачно выразилась", а "я сказала ужасную вещь, мне стыдно, и я больше никогда так не поступлю".
Повисла тишина. Алевтина Борисовна смотрела на невестку с нескрываемым удивлением.
— Ты... всегда была такой тихоней, — наконец сказала она.
— Это потому что мне было всё равно, — ответила Надя. — Хотите критиковать мою готовку? Пожалуйста. Причёску? На здоровье. Но когда дело касается моей дочери, мне не всё равно.
Свекровь помолчала, разглядывая носки своих туфель.
— Хорошо, — она подняла голову. — Я сказала ужасную вещь. Мне... мне действительно стыдно. И я больше так не буду.
Надя кивнула.
— Спасибо. Можете войти.
За чаем Алевтина Борисовна неловко пыталась завести разговор.
— Как малышка? Хорошо спит?
— Пока да. Просыпается каждые три часа.
— А кормить получается?
— Да, с этим проблем нет.
Ещё одна пауза.
— Знаешь, — свекровь поставила чашку, — моя мать тоже говорила мне гадости. Когда я родила Максима, она сказала, что он слишком худой и вообще больной какой-то. А он просто недоношенный был.
Надя посмотрела на неё с интересом.
— Я тогда так разозлилась, что полгода с ней не разговаривала, — продолжила Алевтина Борисовна. — А потом поняла, что она просто... не умела по-другому. Её саму в детстве постоянно критиковали, вот она и думала, что так правильно.
— Это не оправдание, — мягко сказала Надя.
— Нет, не оправдание, — согласилась свекровь. — Но объяснение. Я действительно думала, что просто делаю наблюдение. Не подумала, как это звучит.
Из детской донёсся тихий плач. Надя поднялась, взяла дочку на руки и вернулась на кухню.
Алевтина Борисовна смотрела на внучку долгим взглядом.
— Можно подержать?
Надя на секунду замешкалась, потом передала ребёнка.
Свекровь приняла малышку на руки и вдруг улыбнулась.
— Красивая, — тихо сказала она. — Очень красивая девочка. И носик у неё милый, и глазки. Вылитая ты.
— Правда? — Надя почувствовала, как напряжение понемногу уходит.
— Правда. Извини меня, дурную. Язык мой — враг мой.
Дочка зевнула и потянулась, выгибая спинку. Алевтина Борисовна засмеялась.
— Характер уже показывает. Будет с нами справляться.
Когда свекровь ушла, Надя обняла дочку и прошептала:
— Знаешь что, малышка? Мир бывает злым и несправедливым. Но я всегда буду на твоей стороне. Всегда.
Максим вечером застал их в детской — Надя сидела в кресле и читала вслух сказку новорождённой дочке.
— Мама заходила? — спросил он.
— Да.
— И как?
— Извинилась. По-настоящему.
Он облегчённо выдохнул и присел рядом.
— Надь, а можно я тоже извинюсь? Ещё раз и окончательно.
— Максим...
— Нет, послушай. Я был слабаком. Всю жизнь прогибался под мать, боялся её недовольства. Но ты права — теперь у меня есть дочь. И я должен научиться защищать вас обеих.
Надя взяла его за руку.
— Тогда давай вместе учиться. Быть родителями, защищать друг друга, не молчать, когда это важно.
— Вместе, — кивнул он и поцеловал её в макушку.
А малышка сопела в кроватке, не подозревая, какой важный урок преподала взрослым людям, просто появившись на свет.
Присоединяйтесь к нам!