Анна слушала, не перебивая.
— Когда вернулся, жена ушла. К другому. Оставила на столе записку: «Я не могу ждать тебя вечно». Мы были женаты два года. — Он горько усмехнулся. — Я думал, что люблю ее. Оказалось, я просто дико боялся остаться один. А потом? Потом строил этот дом. Три года. Каждый день, от рассвета до заката. Думал, что так забуду. Не забыл. Просто научился жить с этим. — Он замолчал, допил вино. Анна видела, как напряглись его плечи, как сжались его челюсти. Он не договорил чего-то главного. Но она чувствовала: там, в Чечне, осталось что-то, что не отпускало его до сих пор.
Той ночью Анна проснулась от громкого, сдавленного крика, полного немого ужаса. Она вскочила с кровати, выбежала в коридор. Свет горел в комнате Марка. Он сидел на полу, прислонившись к стене, и обхватив голову руками. Весь был покрыт испариной, дышал неровно, прерывисто.
— Марк.
Он вздрогнул, поднял голову. Глаза были пустыми, невидящими, смотрели сквозь нее куда-то вдаль.
— Это я. Анна. Ты дома. Ты в полной безопасности.
Он моргнул. Сознание медленно вернулось к нему. Он посмотрел на нее, и в его глазах стояла такая невыносимая боль, что она не выдержала и обняла его. Марк прижался лбом к ее плечу. Его руки обхватили ее так крепко, что стало больно.
— Прости, — хрипло выдохнул он. — Мне… иногда снятся те места. Те люди.
— Не извиняйся, — прошептала Анна, гладя его по спине. — Никогда не извиняйся за это.
Они сидели так на полу, пока его дыхание не выровнялось, а руки не разжались. Когда он наконец отстранился, в его глазах читалась безмолвная, глубокая благодарность.
— Ты первая, кто не убежал, — тихо сказал он. — Жена моя… когда такое случалось, она уходила в другую комнату. Говорила, что не выносит этого.
Анна взяла его лицо в свои ладони.
— Я не убегу. Обещаю.
И он поверил ей.
Анна взяла его руку — мозолистую, теплую, сильную.
— А я думала, что любовь может все изменить, — призналась она. — Что если любить сильно, по-настоящему, то человек обязательно ответит тебе тем же.
— Ошибалась.
Марк переплел свои пальцы с ее пальцами.
— Любовь меняет. Но только если она взаимная и настоящая.
Они сидели молча, слушая, как внизу шумит прибой. И Анна чувствовала, как что-то внутри нее медленно, болезненно, но верно заживает.
Рядом с этим человеком старые раны затягивались, не оставляя глубоких шрамов. Он не пытался их стереть или сделать вид, что их никогда не было. Он просто принимал её всю — вместе со шрамами, страхами и тяжёлыми воспоминаниями. И в этом принятии была такая исцеляющая сила, которой София никогда прежде не знала.
Той ночью она проснулась от приглушённого стона. Резкого, сдавленного, полного немого ужаса. Она мгновенно вскочила с кровати и выбежала в коридор. Свет горел в комнате Артёма. Он сидел на полу, прислонившись к стене, и сжимал голову руками. Всё его тело было покрыто испариной, дыхание срывалось на хриплые, прерывищие всхлипы.
— Артём, — тихо позвала она, не решаясь подойти ближе.
Он дёрнулся и поднял на неё взгляд. Его глаза были пустыми, невидящими, уставленными куда-то вглубь прошлого, сквозь стены и время.
— Это я, София. Ты дома. Ты в полной безопасности, — сказала она мягко, медленно приближаясь и опускаясь на колени рядом с ним.
Он моргнул, и в его глазах медленно проступило осознание. Он увидел её, комнату, себя. Взгляд наполнился такой немой болью, что у Софии сжалось сердце. Она осторожно, нежно обняла его.
Артём прижался лбом к её плечу, его руки с такой силой впились в её спину, что даже стало больно. Но София не отстранилась.
— Прости… — выдохнул он хрипло. — Мне… иногда снятся те места. Те люди.
— Не извиняйся, — прошептала она, гладя его по влажной от пота спине. — Никогда не извиняйся за это.
Они сидели так на прохладном полу, пока его дыхание не выровнялось, а пальцы не разжались. Когда он наконец отстранился, в его глазах читалась безмерная, немая благодарность.
— Ты первая, кто не убежал, — тихо сказал он. — Моя бывшая… когда такое случалось, она просто уходила в другую комнату. Говорила, что не выносит этого.
София взяла его лицо в свои ладони.
— Я не убегу. Обещаю.
И он поверил. Поверил потому, что видел — в её глазах не было ни капли страха или отвращения, лишь понимание и тихая, твёрдая поддержка.
Позже, сидя на террасе под звёздным небом под аккомпанемент прибоя, София призналась:
— Я думала, что одна лишь любовь способна всё изменить. Что если любить сильно, самозабвенно и честно, то человек непременно ответит тем же. Но я ошибалась.
Артём мягко переплел свои пальцы с её пальцами.
— Любовь меняет. Но только если она взаимна и подкреплена делами. Слова — это просто слова.
Они молча сидели, слушая, как шумит море. И София чувствовала, как что-то внутри неё заживает — медленно, почти болезненно, но верно. Рядом с этим молчаливым, сильным человеком её собственные раны затягивались, не оставляя после себя грубых шрамов, лишь напоминая об уроках прошлого.
Вечером в конце второй недели София рассказывала ему о Марке Семёновиче, о том, как он спас её, стал ей настоящим отцом, как оставил то самое письмо и ключ от квартиры. Слова лились сами собой, будто прорывая плотину, сдерживавшую этот поток много лет. Ей нужно было выговориться, поделиться с кем-то той болью, которую она носит в себе уже три года.
Артём слушал, не перебивая, его внимание было безраздельным. А когда она замолчала, смахивая слёзы, он задал тихий вопрос:
— Марк Семёнович Громов?
София кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
— Я его знал, — произнёс Артём.
Мир в глазах Софии снова перевернулся. Она уставилась на него, не веря услышанному.
— Как?
— Я работал в его компании прорабом. С девяносто восьмого по двухтысячный. Он дал мне денег на старт моего собственного бизнеса, когда я вернулся из армии. Сказал: «Ты умеешь строить. Не трать этот дар впустую».
Слёзы снова навернулись на глаза Софии. Она закрыла лицо руками, и её плечи затряслись.
— Он и тебя спас, — прошептала она сквозь пальцы.
Артём обнял её, притянул к себе.
— Он часто говорил о своей невестке, которую любил, как родную дочь. Однажды даже показал твою фотографию. Сказал: «Видишь эти глаза? В них столько силы, что сможет горы свернуть, если захочет». Я запомнил эти глаза.
София подняла к нему заплаканное лицо.
— И ты узнал меня тогда, на дороге?
— Сразу. Как подбежал, увидел твоё лицо, и у меня сердце остановилось. Даже под синяками, в крови, без сознания — я узнал тебя. Эти самые глаза. Потом в больнице, когда искал документы, нашёл в твоей сумке медальон с его фотографией. Марк Семёнович смотрел на меня с той карточки, и будто говорил: «Ну что, прораб, теперь понял, зачем я тебя на ту дорогу привёл?» Я понял. Потому и летал за теми лекарствами. Потому что чувствовал — это он нас свел. Даже из другого мира протянул нам руки.
— Он нас свел, — прошептала София, и это осознание наполнило её невероятным теплом и светлой грустью.
— Он нас свел, — повторил Артём.
Он наклонился и поцеловал её. Впервые. Медленно, бережно, с невероятной нежностью, будто боясь повредить что-то хрупкое и бесценное. София отвечала ему, чувствуя, как внутри что-то распускается — тёплое, светлое, забытое. Это была не просто страсть, а глубочайшее доверие и наконец-то обретённый покой.
Когда они разомкнули объятия, Артём прижался своим лбом к её лбу.
— Останься. Навсегда.
Две недели истекли. София собрала свой чемодан и стояла в прихожей, сжимая в пальцах ручку. Артём смотрел на неё с террасы, молча, не пытаясь удержать силой или уговорами.
— Не уезжай, — наконец сказал он. — Выходи за меня.
София замерла.
— Так быстро? Мы почти не знаем друг друга.
— В свои тридцать четыре я прекрасно понимаю, чего хочу. И кого. А ты? — Он сделал шаг вперёд. — Ты знаешь?
София посмотрела на него — на его загорелое, мужественное лицо, на шрам над бровью, на его сильные руки, которые так надёжно держали её на воде, когда она училась плавать. Этот человек спас её. Не просто вытащил из-под колёс и вернул к жизни. Он дал ей почву под ногами и новый смысл.
— Я боюсь снова ошибиться, — честно призналась она.
Артём кивнул, полностью понимая её страх.
— Тогда просто поживи здесь. Без всяких обязательств. Обустраивай свой офис, работай. Здесь очень не хватает хороших юристов. А там… посмотрим, как жизнь сложится.
София повернулась и посмотрела на море. Волны мерно шумели, чайки кричали, опускающееся к горизонту солнце было огромным и тёплым. И она вдруг с абсолютной ясностью поняла — её место именно здесь. Не в том городе, где каждый переулок напоминает о прошлом, а здесь. У моря. Рядом с этим человеком.
— Хорошо, — выдохнула она. — Я остаюсь.
Август принёс новые заботы. София арендовала небольшой офис в центре города — две комнаты, старую мебель, но с прекрасным видом на море из окна. Она повесила табличку «Юридическая консультация “Фемида”». Артём помог с ремонтом: покрасил стены, починил подтекающий кран, притащил из своего дома удобное кресло.
Первые клиенты пришли уже через неделю. Семейная пара: он — в помятой рубашке, она — с младенцем на руках. Оказалось, они обманутые дольщики: внесли все сбережения за квартиру в новостройке, а застройщик внезапно исчез, оставив после себя лишь недостроенный каркас дома.
София скрупулёзно изучила документы. Имя подрядчика показалось ей знакомым. Она подняла архивные данные, старые газетные вырезки. Это был известный мошенник, уже третий раз бросающий объекты на полпути.
— А чья это была строительная компания? — уточнила она. — Кто должен был вести строительство?
— «СтройАльянс», — ответил мужчина. — Фирма Берестова.
София остолбенела. Берестов. Артём.
Вечером она показала ему документы. Артём читал, хмурясь, и с каждой прочитанной страницей его лицо становилось всё мрачнее.
— Подрядчик украл деньги, — тихо сказала София. — Твои деньги. И деньги этих людей.
Артём долго молчал, вглядываясь куда-то вдаль. Затем поднял на неё твёрдый взгляд.
— Я дострою этот дом сам. Эти люди не должны страдать из-за того подлеца, которого я по недосмотру нанял.
София смотрела на него, и её переполняла гордость. Этот человек был честен до самого корня, не на словах, а на деле.
— Я помогу тебе найти этого мошенника, — сказала она решительно. — Он должен ответить по закону.
Артём взял её руку в свою.
— Мы справимся. Вместе.
Письмо пришло в сентябре. Официальный конверт с печатью нотариальной конторы из её родного города. София вскрыла его дрожащими пальцами. «Уважаемая София Ильинична, прошу Вас явиться в контору для ознакомления с дополнением к завещанию Марка Семёновича Громова. С уважением, нотариус Соболев А.П.»
Они поехали вместе. Артём молча вёл машину, а София смотрела в окно, не видя мелькающих пейзажей. Что ещё мог оставить ей Марк Семёнович? Он уже подарил ей квартиру, веру в себя, встречу с Артёмом. Разве этого было мало?
Нотариус Соболев оказался немолодым человеком с добрыми, умными глазами. Он достал из сейфа объёмную папку, раскрыл её и посмотрел на Софию поверх очков.
— Марк Семёнович оставил вам кое-что ещё. Акции своей компании. Двадцать пять процентов.
София онемела. Она не могла вымолвить ни слова, пытаясь осознать услышанное.
— Но… Зачем? — наконец прошептала она.
Соболев зачитал строки из завещания:
— «Передаю Софии Ильиничне Кольцовой 25% акций моей компании с тем, чтобы она могла защитить дело всей моей жизни от тех, кто развалит его своей жадностью. Я верю, что она сделает единственно правильный выбор».
София закрыла глаза. Марк Семёнович знал. Знал, что Лидия и Григорий разорят его дело. Знал и оставил ей в руки не подарок, а оружие для защиты.
— Спасибо, папа, — тихо прошептала она. — Я понимаю. Я не подведу.
Положение компании было плачевным. Подняв документы и счета, София обнаружила, что Лидия вывела почти все активы на офшорные счета, а Григорий слепо подписывал всё, что ему подсовывала мать. Рабочим не платили зарплату по полгода, все объекты висели в замороженном состоянии.
София созвала внеочередное собрание акционеров. Она явилась с толстой папкой документов, а рядом для моральной поддержки стоял Артём.
Лидия восседала во главе стола в дорогом костюме, её лицо выражало чистейшее презрение. Рядом сидел Григорий — бледный, похудевший, с совершенно потухшим взглядом.
— У меня есть двадцать пять процентов акций, — твёрдо заявила София. — И я требую немедленного внешнего аудита.
Лидия побелела от ярости.
— Ты? Откуда у тебя акции?!
— От Марка Семёновича. Он завещал их мне. В завещании всё чётко прописано.
Аудит выявил колоссальные махинации. Судебное заседание назначили через месяц. София готовилась к нему как к главному делу своей жизни: собрала неопровержимые доказательства, опросила свидетелей, выстроила железную цепь фактов.
В зале суда Лидия кричала, что это месть, что София хочет отобрать компанию назло. Григорий молчал, уставясь в пол.
София поднялась и обратилась к судье — усталой женщине, внимательно слушавшей обе стороны.
— Это не месть. Это справедливость. Марк Семёнович Громов строил эту компанию тридцать лет. Он давал работу сотням людей, кормил их семьи, строил дома, в которые люди вселялись с надеждой на счастье. Я не позволю, чтобы всё это было разрушено чьей-то безмерной жадностью.
Судья кивнула. Решение было вынесено практически сразу.
— Компания переходит под внешнее управление. Временным управляющим назначается София Ильинична Кольцова. До полной стабилизации ситуации.
Молоток судьи громко стукнул по столу. София закрыла глаза, чувствуя, как с её плеч спадает гигантская тяжесть.
— Я сделала это, папа. Я спасла твоё дело.
Григорий ждал её на улице, у здания суда. Он стоял, сгорбившись, в своём некогда дорогом, а теперь помятом костюме. Небритый, с глубокими тёмными кругами под глазами.
София уже прошла мимо, но он окликнул её:
— София, подожди.
Она остановилась и обернулась. Артём замер у машины, давая им возможность поговорить наедине.
— Кристина ушла два месяца назад, — глухо произнёс Григорий, глядя себе под ноги. — Забрала сына и половину того, что ещё осталось. Мать теперь винит во всём меня. Говорит, что я слабак и что из-за меня компания рухнула.
София молча слушала его, и в душе не было ни злости, ни торжества — лишь лёгкая печаль.
Григорий поднял на неё глаза, и в них стояли неприкрытые слёзы.
— Прости меня. Я был слабым. Всю жизнь лишь подчинялся матери, боялся её ослушаться. А когда отец умер, я и вовсе потерял себя. Ты была единственным по-настоящему светлым человеком в моей жизни, а я… я тебя предал.
София глубоко вздохнула.
— Я простила тебя давно, Григорий. Ещё тогда, когда прочла письмо твоего отца. Он научил меня, что злоба и обида разрушают прежде всего того, кто их носит в себе. А я не хочу больше разрушаться.
— Ты счастлива? — тихо спросил он.
София обернулась, посмотрела на Артёма, который терпеливо ждал её, опёршись о машину.
— Да. Наконец-то по-настоящему счастлива.
Григорий кивнул с каким-то обречённым пониманием. Он подошёл к Артёму и протянул ему руку.
— Береги её. Она… особенная. Я понял это слишком поздно.
Артём пожал его руку.
— Я знаю. И я буду.
Григорий развернулся и ушёл, сгорбившись, растворившись в уличной толпе. София смотрела ему вслед, и внутри было странно пусто, как после долгой и изматывающей болезни, когда боль уже ушла, а осталась лишь лёгкая усталость.
— Мне его даже немного жаль, — призналась она, когда Артём обнял её за плечи.
— Он так и не сумел стать самим собой.
— Это был его выбор, — мягко, но твёрдо ответил Артём. — А ты сделала свой.
София спасла компанию. Она погасила все долги, выплатила зарплаты рабочим, вернула на стройки бригады. Через три месяца, когда дела стабилизировались, она передала бразды правления профессиональному директору — человеку, которого когда-то рекомендовал ещё сам Марк Семёнович. Себе же она оставила акции — как память и как напоминание о своей ответственности.
В ноябре они вернулись в Сочи. Вечером того же дня Артём повёл Софию на берег.
— Теперь у тебя есть деньги, статус, полная свобода, — сказал он, останавливаясь у самой кромки прибоя. — Ты всё ещё хочешь быть со мной? Простым строителем?
— С деньгами или без, со статусом или без него, — ответила София, глядя ему прямо в глаза, — я хочу быть только с тобой.
Он достал из кармана небольшую коробочку. В ней лежало простое изящное кольцо из белого золота.
— Выходи за меня. По-настоящему.
Слёзы снова навернулись на её глаза, но на этот раз — от чистой, безоблачной радости.
— Да.
Их свадьбу сыграли прямо на берегу моря, в декабре. Под ногами был мягкий песок, аккомпанементом — шум прибоя, а гостями — самые близкие люди. София была в простом белом платье, с венком из живых роз в волосах. Когда они поцеловались, чайки пронзительно закричали у них над головами, а солнце окрасило небо в нежные розовые и золотые тона.
Год спустя. Июнь 2005-го. София бежала по знакомому берегу на закате, и мир вокруг был прекрасен до слёз. Она дышала полной грудью, чувствуя, как лёгкие наполняются солёным воздухом, а сердце бьётся ровно и сильно.
— Спасибо, папа, — думала она, глядя на бескрайнюю морскую гладь. — Ты привёл меня к Артёму. Ты спас меня, даже когда тебя самого уже не было рядом.
На той же тропинке она снова увидела молодую пару. Мужчина вновь замахивался на беременную девушку. София вмешалась, и тут же, словно из-под земли, возникли Олег и Виктор. Всё повторилось, как год назад, — будто бы сама судьба замкнула этот круг. Дарья уехала с Олегом, чтобы забрать свои вещи и больную бабушку.
София смотрела им вслед и улыбалась. Добро возвращается. Любовь находит дорогу. Жизнь даёт второй шанс тем, кто не сдаётся и не ожесточается.
Она побежала домой по знакомой тропинке. Артём уже был на террасе и колдовал над грилем, хмурясь с сосредоточенным видом, как это всегда с ним бывало, когда он готовил.
— Опять кого-то спасала? — спросил он, увидев её.
София лишь засмеялась в ответ и обняла его.
— Я дома.
Артём отстранился и внимательно посмотрел ей в лицо.
— Что-то случилось?
София взяла его большую, тёплую руку и положила её себе на ещё плоский живот.
Малыш ещё не подавал признаков жизни, но её глаза говорили абсолютно всё. Артём замер. Его собственные глаза расширились от изумления, а дыхание перехватило.
— Правда? — смог выдохнуть он лишь шёпотом.
Она кивнула. Её лицо было мокрым от слёз — слёз чистой, светлой радости, полного исцеления и надежды.
Артём обнял её, поднял и закружил, смеясь и плача одновременно.
— Спасибо. Спасибо тебе!
Потом он бережно поставил её на ноги и снова прижал ладонь к её животу.
— Здравствуй, малыш. Мы тебя очень ждали.
София закрыла глаза. В памяти чётко всплыло лицо её отца — молодым, улыбающимся, таким, каким он остался на той старой, потрёпанной фотографии.
«Папа, у тебя будет внук. Или внучка. Они не узнают тебя, но я обязательно всё расскажу. Обещаю, я расскажу, какой ты был. И мама узнает. Вы оба узнаете».
Они стояли на террасе, крепко держась друг за друга, и смотрели на уходящее за горизонт солнце. Внизу мерно шумел прибой, небо полыхало закатным огнём, а вдалеке на дороге была видна машина Олега — он вёз Дарью к её новой жизни.
Круг замкнулся. Добро вернулось бумерангом. Любовь победила.
«Второе дыхание жизни, — подумала София, — оказалось самым счастливым».
И море в ответ шумело своими вечными волнами — словно давало обещание, словно благословляло их и словно напоминало о вечности.