Когда я выходила замуж за Алексея, его сестра Вероника сказала мне на ухо, пока все гости танцевали: «Ты у меня братика не отнимешь. Запомни это». Тогда я решила, что это шутка. Глупая, неуместная, но всё-таки шутка. Я улыбнулась и ответила: «Я не собираюсь никого отнимать. Мы же теперь семья».
Как же я ошибалась.
Вероника была младше Алексея на три года. Им было тридцать два и двадцать девять, когда мы поженились. Она жила одна в своей квартире, работала менеджером в какой-то фирме, была незамужем. Алёша всегда был для неё не просто братом, а самым близким человеком. Их родители умерли, когда Вероника была подростком, и Алексей, которому тогда было двадцать, фактически стал ей и братом, и отцом. Помогал с учёбой, зарабатывал деньги, чтобы она ни в чём не нуждалась.
Я понимала, что между ними особая связь. И я не хотела её разрушать. Наоборот, я старалась подружиться с Вероникой. Приглашала её в гости, дарила подарки, интересовалась её жизнью. Хотела, чтобы мы стали близкими людьми.
Но Вероника не хотела дружить.
С самого начала она относилась ко мне холодно. Когда я говорила что-то, она слушала с кислым лицом. Когда я готовила ужин и звала её к столу, она ковыряла вилкой в тарелке и говорила: «Невкусно». Когда я пыталась с ней разговаривать, она отвечала односложно и смотрела в телефон.
Алёша не замечал этого. Или делал вид, что не замечает. Говорил мне: «Ну, Катюш, ты же знаешь, Вероника такая, ей нужно время привыкнуть».
Но время шло, а Вероника не привыкала. Наоборот, становилось только хуже.
Примерно через полгода после свадьбы начались жалобы. Вероника приходила к нам в гости, сидела час-два, потом уходила. А через пару часов Алёше звонила и плакалась, что я её обидела.
— Алёш, твоя жена меня выгнала! — рыдала она в трубку. — Я пришла к вам, хотела просто посидеть, поговорить, а она мне сказала: «Вали отсюда, ты мне тут не нужна!»
Алёша смотрел на меня с недоумением.
— Катя, ты правда так сказала Веронике?
— Что?! — я была в шоке. — Я вообще ничего такого не говорила! Мы нормально посидели, попили чай, она сама сказала, что ей пора, и ушла!
— Но Вероника говорит по-другому...
— Алёша, я клянусь, я ничего такого не говорила!
Он вздохнул.
— Ладно, наверное, недоразумение какое-то. Я ей перезвоню, разберусь.
Через неделю повторилось. Вероника пришла к нам, мы поужинали вместе, она ушла. Через час — звонок. Снова слёзы.
— Алёш, я больше не могу! Твоя жена меня ненавидит! Она за столом сказала мне, что я толстая корова, что мне надо похудеть!
Я взорвалась.
— Это неправда! Я вообще ничего такого не говорила! Мы просто ужинали и болтали о работе!
Алёша почесал затылок.
— Может, ты что-то такое сказала, но не со зла, а просто неудачно пошутила?
— Я не шутила про её вес! Я вообще ничего про это не говорила!
— Но Вероника плачет, Кать...
— Она врёт! Не понимаешь?! Она специально тебе врёт!
— Зачем ей врать? Она моя сестра. Зачем ей меня обманывать?
И вот тут я поняла: он ей верит больше, чем мне. Его сестре. Которую он растил с подросткового возраста. Которая для него — святое. А мне, жене, он не верит.
Жалобы продолжались. Каждый раз, когда Вероника приходила к нам, через пару часов после её ухода следовал звонок со слезами. То я её оскорбила. То выгнала. То сказала, что она плохо одевается. То намекнула, что она неудачница, раз до сих пор не замужем.
Я клялась Алёше, что ничего такого не говорила. Но он всё равно каждый раз смотрел на меня с подозрением. И каждый раз у нас из-за этого была ссора.
— Кать, ну почему Вероника жалуется? Может, ты действительно резко с ней разговариваешь?
— Я с ней разговариваю нормально! Это она придумывает!
— Не может она придумывать каждый раз!
— Может! Она манипулирует тобой!
— Не говори так о моей сестре!
И мы ругались до хрипоты.
Прошёл год. Потом два. Потом пять. Вероника продолжала приходить к нам, и каждый раз после её ухода я знала — сейчас будет звонок, слёзы, обвинения. И снова ссора с Алёшей.
Я пыталась защищаться по-разному. Один раз специально записала наш разговор с Вероникой на диктофон — хотела доказать Алёше, что я ничего плохого не говорю. Но когда он услышал запись, сказал: «Ну и что? Может, ты что-то сказала до того, как включила запись, или после».
Другой раз я попросила свою подругу Лену прийти к нам в гости одновременно с Вероникой — пусть будет свидетель. Лена весь вечер сидела с нами, слушала наши разговоры. Я была максимально вежлива с Вероникой. Никаких колкостей, никаких намёков, ничего.
После ухода Вероники Лена сказала:
— Катюха, ты вообще никак её не обидела. Вы просто мило поболтали, и всё.
Но через два часа — звонок от Вероники. Она рыдала, что я унизила её перед Леной, сказала, что она глупая и необразованная.
Я позвонила Лене, попросила её поговорить с Алёшей, подтвердить, что я ничего такого не говорила. Лена позвонила, всё подтвердила. Алёша выслушал и сказал: «Спасибо, Лен». А потом посмотрел на меня и добавил: «Может, Вероника услышала что-то не так. Или ты сказала что-то двусмысленное».
Я поняла, что бесполезно. Он всё равно ей верил.
Прошло десять лет. Десять лет этого кошмара. Я уже не выдерживала. Каждый визит Вероники превращался для меня в пытку — я боялась сказать лишнее слово, боялась вздохнуть не так, потому что знала: она найдёт повод пожаловаться.
А Алёша всё больше отдалялся от меня. Он стал холоднее, раздражительнее. Всё время защищал сестру, обвинял меня. Говорил, что я специально пытаюсь их рассорить, что я ревную его к Веронике.
— Ты просто не хочешь, чтобы у меня была сестра! — кричал он во время очередной ссоры. — Ты хочешь, чтобы я остался один, чтобы у меня была только ты!
— Это не так! Я не против вашего общения! Я против того, что она врёт!
— Она не врёт! Ты врёшь!
И мы расходились по разным комнатам, хлопали дверьми, не разговаривали по несколько дней.
Наш брак трещал по швам. Я думала о разводе всё чаще. Понимала, что не выдержу ещё столько. Но любила Алёшу. И не хотела сдаваться.
На пятнадцатый год этого кошмара произошло событие, которое всё изменило.
Вероника снова пожаловалась. На этот раз история была совсем уже дикая: якобы я схватила её за волосы и толкнула к двери, когда она собиралась уходить. Якобы я кричала на неё матом и говорила, что ненавижу её.
Алёша пришёл домой мрачнее тучи.
— Катя, это уже слишком, — сказал он холодно. — Ты распустила руки. Ты толкнула мою сестру. Это насилие.
— Я её не трогала! — закричала я. — Я вообще пальцем к ней не прикоснулась! Она опять врёт!
— Хватит! — рявкнул Алёша. — Хватит всё отрицать! Вероника плачет, у неё синяк на руке! Она показала мне фото!
— Какой синяк?! Откуда у неё синяк?! Я её не трогала!
— Значит, она сама себе синяк поставила, да? — саркастично спросил Алёша. — Специально, чтобы на тебя наврать?
— Да! — выкрикнула я. — Да, она именно это и сделала! Она ненормальная! Она больная! Она манипулирует тобой уже пятнадцать лет!
Алёша побледнел от ярости.
— Не смей так говорить о моей сестре.
— Но это правда! Открой же глаза!
Он молчал, стиснув зубы. Потом развернулся и ушёл хлопнув дверью. Вернулся только поздно ночью. Лёг на диван, даже не зайдя в спальню.
Утром он ушёл на работу, не попрощавшись. Я сидела на кухне и плакала. Понимала, что это конец. Что мы разведёмся. Что Алёша никогда мне не поверит.
Вечером, когда Алёша вернулся, я уже собрала чемодан. Решила, что уйду. К подруге, к родителям — неважно куда. Но я больше не могу так жить.
Алёша увидел чемодан в прихожей и спросил:
— Что это?
— Я ухожу, — сказала я устало. — Не могу больше. Ты мне не веришь. Твоя сестра разрушила наш брак. Я не хочу больше бороться.
Он смотрел на чемодан, потом на меня. И вдруг сказал:
— Подожди. Не уходи. Пожалуйста.
Я удивилась.
— Зачем? Ты же всё равно мне не веришь.
Он потёр лицо руками.
— Я... я хочу разобраться. По-настоящему разобраться. Дай мне неделю. Одну неделю. И если я не найду доказательств, что ты права, тогда... тогда мы разведёмся. Договорились?
Я смотрела на него и не понимала, что он задумал. Но согласилась. Одна неделя. Последний шанс.
На следующий день, когда я была на работе, Алёша купил камеры видеонаблюдения. Маленькие, незаметные. Установил их в гостиной, на кухне, в коридоре. Замаскировал так, чтобы не было видно. И мне не сказал ни слова.
В субботу Вероника, как обычно, пришла в гости. Мы втроём сидели на кухне, пили чай, разговаривали. Я была максимально осторожна — взвешивала каждое слово, следила за интонацией. Боялась дать повод для очередной жалобы.
Вероника ушла в пять вечера. Я проводила её до двери, попрощалась, закрыла дверь. И приготовилась к неизбежному — через пару часов будет звонок.
И он был. В семь вечера. Вероника рыдала в трубку, Алёша слушал на громкой связи.
— Алёш, она опять! Опять унизила меня! Когда ты вышел в магазин за хлебом, она сказала мне, что я бездарность, что никому не нужна, что поэтому и замуж никто не берёт! Она говорила это со злобой, Алёш! Я больше не могу, я больше не приду к вам никогда!
Алёша молчал. Смотрел на меня. Я стояла белая от ярости и бессилия.
— Я этого не говорила, — прошептала я. — Клянусь, я этого не говорила.
— Я знаю, — неожиданно сказал Алёша.
Я опешила.
— Что?
Он положил трубку, прервав разговор с сестрой. Достал ноутбук. Открыл программу. И показал мне.
На экране — запись с камеры на кухне. Видно, как Алёша говорит: «Схожу за хлебом, минут пятнадцать» — и уходит. Остаюсь я и Вероника вдвоём.
Я молчу, пью чай. Вероника тоже молчит. Проходит минута, две, пять. Мы просто сидим в тишине. Я листаю телефон. Вероника смотрит в окно.
Потом Вероника встаёт, говорит: «Мне пора» — и уходит. Я провожаю её до двери. Говорю: «До свидания, Вероника». Она кивает и уходит.
Всё. Никаких оскорблений, никаких унижений, вообще никакого разговора.
Я смотрела на запись и не могла поверить. Он снимал. Он всё это время снимал.
— Ты установил камеры, — прошептала я.
— Да, — кивнул Алёша. Лицо его было каменным. — В понедельник. Я хотел доказательств. Чьих — не знал. Твоих или её. Но я должен был узнать правду.
Он открыл ещё одну запись. Прошлая суббота. Вероника снова у нас. Мы втроём на кухне. Алёша выходит в туалет. Остаюсь я и Вероника.
Я спрашиваю: «Как дела на работе?» Она отвечает: «Нормально». Всё. Через пять минут Алёша возвращается.
А вечером — звонок. Вероника плачет, что я обозвала её неудачницей и сказала, что она позор семьи.
Ещё одна запись. Мы втроём в гостиной, смотрим телевизор. Алёша засыпает на диване. Я и Вероника сидим молча. Она встаёт, говорит: «Разбужу брата, нам пора». Будит Алёшу, они уходят.
Звонок вечером: я якобы толкнула Веронику и сказала, что она надоела мне до тошноты.
Алёша показал мне ещё три записи. Каждая — одно и то же. Нормальное, спокойное общение. Никаких оскорблений, никаких конфликтов. А потом — звонок с жалобами на меня.
— Пятнадцать лет, — сказал Алёша хрипло. — Пятнадцать лет она мне врала. Каждый раз. Ты была права. Боже, ты была права всё это время, а я не верил тебе.
Он закрыл ноутбук, опустил голову на руки.
— Прости меня, Катя. Прости за то, что я не поверил тебе. За то, что обвинял тебя. За то, что выбирал её вместо тебя. Прости.
Я не знала, что сказать. Пятнадцать лет я ждала этих слов. Пятнадцать лет я пыталась доказать, что Вероника врёт. И вот теперь у меня есть доказательства. Алёша наконец увидел правду.
Но почему-то мне не было радостно. Было только пусто.
— Что ты теперь будешь делать? — спросила я тихо.
Алёша поднял голову. Глаза его были красными.
— Я поговорю с ней. Серьёзно поговорю. Покажу записи. Спрошу, зачем она всё это делала.
На следующий день Алёша пригласил Веронику к нам. Сказал, что нужно срочно поговорить. Она пришла с настороженным видом.
Мы сели втроём в гостиной. Алёша достал ноутбук.
— Вероника, я хочу тебе кое-что показать, — сказал он ровным голосом.
И показал ей записи. Все пять. Одну за другой. Вероника смотрела, и лицо её менялось. Сначала удивление, потом страх, потом злость.
— Ты следил за мной?! — выкрикнула она, когда запись закончилась. — Ты поставил камеры, чтобы следить за мной?!
— Я поставил камеры, чтобы узнать правду, — холодно ответил Алёша. — И я её узнал. Ты врала мне. Пятнадцать лет ты врала мне, что Катя тебя оскорбляет. Я видел записи. Ничего такого не было. Ты всё выдумывала.
Вероника молчала, стиснув кулаки.
— Зачем? — спросил Алёша. — Зачем ты это делала? Почему ты пыталась поссорить меня с женой?
— Потому что она у меня тебя отняла! — сорвалась Вероника. — Она пришла в нашу жизнь и забрала тебя! Ты перестал быть моим братом, стал её мужем! Ты больше не звонил мне каждый день! Не приезжал каждые выходные! Всё твоё время, вся твоя любовь достались ей! А я осталась одна!
Алёша смотрел на сестру как на чужого человека.
— Вероника, ты взрослая женщина. Тебе сорок четыре года. Я не могу быть с тобой каждый день, как когда ты была подростком. У меня жена, у меня своя семья.
— У тебя нет семьи! — закричала Вероника. — Семья — это я! Мы с тобой! А она — чужая! Она не должна быть между нами!
— Катя — моя жена. Она моя семья. А ты... — голос Алёши сорвался. — Ты разрушала мой брак пятнадцать лет. Ты заставляла меня сомневаться в жене. Ты чуть не развела нас. Зачем?
— Чтобы ты вернулся ко мне! — Вероника плакала. — Чтобы ты был только моим братом! Чтобы мы снова были вдвоём, как раньше!
Я сидела и слушала это, и мне было одновременно жаль Веронику и страшно от того, насколько она была одержима братом.
— Уходи, — сказал Алёша тихо.
Вероника вздрогнула.
— Что?
— Уходи. Я не хочу тебя видеть. Не хочу разговаривать. Ты сделала мне слишком больно. Уходи, Вероника.
— Алёша, не надо, я...
— Уходи!
Вероника вскочила, схватила сумку и выбежала из квартиры, громко рыдая. Дверь хлопнула.
Алёша сидел, уставившись в пол. Я подсела к нему, обняла. Мы просто сидели так, обнявшись, долго, молча.
— Прости меня, — прошептал он. — Прости за всё. Я был слепым идиотом.
— Я прощаю, — ответила я.
Прошло полгода. Вероника несколько раз пыталась позвонить Алёше, писала сообщения с извинениями. Просила о встрече, просила простить её. Алёша не отвечал.
Потом она пришла к нам домой. Стояла под дверью, плакала, просила открыть. Алёша вышел к ней и сказал:
— Вероника, я не готов тебя простить. Не сейчас. Может, когда-нибудь я смогу. Но сейчас нет. Мне нужно время.
Она ушла. Больше не приходила.
Мы с Алёшей начали восстанавливать наш брак. Это было непросто — пятнадцать лет недоверия, ссор и обид не исчезают за один день. Но мы старались. Ходили к семейному психологу, много разговаривали, учились снова доверять друг другу.
Прошёл год. Алёша всё ещё не общался с Вероникой. Но я видела, что ему тяжело. Что он скучает по сестре, несмотря на всё. Всё-таки она была единственным родным человеком, который у него остался.
Однажды я сказала ему:
— Алёш, может, пора простить её? Она была неправа, но она твоя сестра. Может, она осознала свою ошибку.
Он посмотрел на меня удивлённо.
— Ты серьёзно? После всего, что она сделала, ты хочешь, чтобы я простил её?
— Я не хочу, чтобы ты жил с этой тяжестью на сердце, — ответила я. — Ты скучаешь по ней. Я вижу. И я не хочу, чтобы из-за меня ты потерял сестру навсегда.
Алёша обнял меня.
— Ты самая лучшая жена на свете, — прошептал он. — Ладно. Я попробую с ней поговорить.
Они встретились в кафе. Разговаривали три часа. Алёша рассказал мне потом, что Вероника плакала, извинялась, говорила, что поняла, как была неправа. Что ходит к психологу, работает над собой. Что хочет исправиться.
Алёша простил её. Но сказал, что всё будет по-другому. Что между ними должны быть границы. Что жена для него на первом месте. Что если Вероника хоть раз попытается снова вмешаться в наш брак, он разорвёт с ней все связи навсегда.
Вероника согласилась.
Сейчас прошло уже три года с того момента, как Алёша установил камеры. Вероника приходит к нам раз в месяц. Общается со мной вежливо, но без тепла. Я тоже не стремлюсь с ней дружить — слишком много боли она мне причинила. Но мы соблюдаем нейтралитет ради Алёши.
Недавно Вероника познакомилась с мужчиной. Кажется, у них серьёзно. Алёша встречался с ним, говорит, что парень хороший. Может быть, Вероника наконец построит свою жизнь и перестанет цепляться за брата.
А мы с Алёшей счастливы. Наконец-то, после всех этих лет, мы счастливы. У нас родилась дочка. Мы купили дом. Мы живём спокойно, без ссор, без подозрений, без манипуляций.
Иногда я думаю: а что было бы, если бы Алёша не поставил те камеры? Мы бы развелись? Он бы всю жизнь верил, что я плохая жена? Вероника бы добилась своего — разрушила наш брак?
Наверное, да. Наверное, правда так бы и осталась скрытой.
Но Алёша решился узнать её. И это спасло нас.
Теперь я точно знаю: правда всегда выходит наружу. Рано или поздно, но выходит. И ложь, даже самая искусная, всегда раскрывается.
Нужно только иметь смелость посмотреть ей в глаза.