Найти в Дзене

Как из пыльной газеты и трёх непохожих судеб Гайдай собрал вечную Троицу

Заваривайте чай. Мы отправляемся в 1961 год. В кабинет, где пахнет пылью старых газет и надеждой, которая ещё не знает, что вот-вот станет чудом. Бывают в жизни моменты, когда кажется, что всё остановилось. Что дорога кончилась, а новая - не видна. Примерно в таком состоянии находился молодой режиссёр Леонид Гайдай в начале 60-х. Его предыдущий фильм, «Жених с того света», цензура изрезала так, что от замысла мало что осталось. В кинематографических кругах уже начали поговаривать: «Ну, одним режиссёром меньше». А он сидел. Перебирал ворох старых сценариев, листал подшивки газет в поисках хоть одной живой, смешной истории. Это не был творческий поиск. Это было отчаяние. И вот в этом самом отчаянии, в пыли старого номера «Правды» (а может, и сборника юморесок), его взгляд упал на коротенький стихотворный фельетон «Пёс Барбос и необычный кросс». История про трёх незадачливых браконьеров, которые идут глушить рыбу динамитом, а их же собака возвращает им эту взрывчатку. Сюжет - проще некуда

Заваривайте чай. Мы отправляемся в 1961 год. В кабинет, где пахнет пылью старых газет и надеждой, которая ещё не знает, что вот-вот станет чудом.

Бывают в жизни моменты, когда кажется, что всё остановилось. Что дорога кончилась, а новая - не видна. Примерно в таком состоянии находился молодой режиссёр Леонид Гайдай в начале 60-х. Его предыдущий фильм, «Жених с того света», цензура изрезала так, что от замысла мало что осталось. В кинематографических кругах уже начали поговаривать: «Ну, одним режиссёром меньше». А он сидел. Перебирал ворох старых сценариев, листал подшивки газет в поисках хоть одной живой, смешной истории. Это не был творческий поиск. Это было отчаяние.

И вот в этом самом отчаянии, в пыли старого номера «Правды» (а может, и сборника юморесок), его взгляд упал на коротенький стихотворный фельетон «Пёс Барбос и необычный кросс». История про трёх незадачливых браконьеров, которые идут глушить рыбу динамитом, а их же собака возвращает им эту взрывчатку. Сюжет - проще некуда. Любой другой на месте Гайдая зевнул бы и отложил в сторону. Но он увидел не текст. Он увидел беготню. Немую, стремительную, абсурдную комедию в духе любимого им Чаплина. Увидел возможность сделать то, чего в советском кино ещё не было – чистую физическую клоунаду.

Вот только имена из фельетона - Никола да Гаврила - резали слух. Они были слишком бытовыми, слишком «приземлёнными». Гайдаю нужны были не имена, а архетипы. Универсальные маски, которые узнает любой, в какой бы деревне или городе он ни жил. Как-то сами собой в его блокноте родились три слова, три судьбы: Трус, Балбес и Бывалый. Оставалось лишь найти людей, чьи лица, фигуры, сами души совпали бы с этими образами ещё до того, как они произнесут первое слово.

Первого он нашёл почти сразу. Ему был нужен человек, который мог бы одной лишь интонацией, вздрагиванием плеча, испуганным взглядом из-под кепки передать всю вселенскую трусость и при этом остаться бесконечно обаятельным. Гайдай не стал устраивать кастинг. Он просто позвонил Георгию Вицину. «Гоша, есть роль. Нужно бояться, шмыгать носом и выглядеть так, будто тебя сейчас ударят током». Вицин ответил просто: «Я готов!».

Парадокс заключался в том, что в жизни Георгий Вицин был полной противоположностью своему герою. Трезвенник, практикующий йогу – это в СССР-то 60-х годов! Человек железной дисциплины и невероятного здоровья. Но в этом и заключалась его гениальность. Это был философ, который понимал природу страха настолько глубоко, что мог сыграть его виртуозно, с печальной иронией мудреца. Гайдай даже не проводил проб. Он знал. Лучше Вицина этого не сделает никто.

Со вторым персонажем было сложнее. Гайдай искал Балбеса - не злого дурака, а такого народного простака, бестолкового, но трогательного в своей наивности. Пробовались хорошие комики, но искры не было. Режиссёр уже начал мрачнеть. И тут за кастинг взялся сам Вицин. «Леня, - сказал он, наблюдая за метаниями друга. - Я вчера в цирке был. Там клоун один есть, длинный, с грустными глазами. Смешно до слёз. Сходи, посмотри».

Этим клоуном был Юрий Никулин. Фронтовик, прошедший войну, человек с колоссальным жизненным опытом и грустью, спрятанной в уголках глаз. Увидев его, Гайдай ахнул. Это был не просто нужный ему тип - это была сама судьба. «У вас такие ресницы! - будто бы воскликнул режиссёр. - Вы будете моргать, и зритель будет рыдать от смеха!».

Никулину, человеку серьёзному, это предложение показалось странным. Но он почувствовал в Гайдае ту же одержимость делом, что была в цирке. Он согласился. Ему не пришлось «играть» Балбеса. Гайдай попросил его быть собой - только чуть более удивлённым этим миром. Так в троице появился вечно жующий, чешущий затылок и задающий наивные вопросы философ.

Оставался главный камень, краеугольный - Бывалый. Вожак. Тот, чьей «гениальной» идеей всё начинается и чьей спиной всё заканчивается. Гайдай сначала замахнулся на звёзд: пригласил Михаила Жарова. Народный артист, прочитав сценарий, возмутился: «Я что, по кустам от собаки бегать буду?». Пробовались и другие маститые актёры, но Гайдаю чего-то не хватало. Ему нужен был не просто большой человек. Нужен был человек-уверенность. Глыба, которая даже просто стоя без слов, одним только своим видом внушала бы мысль: «Он всё знает. Он бывалый».

В отчаянии Гайдай пошёл к самому Ивану Пырьеву, всесильному директору «Мосфильма». «Иван Александрович, - сказал он, - вожака нет. Совсем». Пырьев, знавший весь актёрский бомонд, хитро прищурился. «А ты глянь-ка Евгения Моргунова. Фактура - то, что надо. Характер, правда, тот ещё, но для Бывалого - в самый раз».

Моргунов был личностью легендарной и сложной. Про него ходили байки, что он мог бесплатно пройти на стадион, представившись сотрудником органов, или «обедать» в ресторане, одним своим видом внушая администрации, что счёт лучше не выставлять. Когда Гайдай увидел эту мощную, брутальную фигуру и пронзительный, цепкий взгляд, он понял - вот он. Человек, который может просто стоять, заложив большие пальцы за ремень, и вокруг него уже будет разворачиваться история. Риск был огромным, но Гайдай рискнул. Троица была собрана.

И вот они впервые встали в кадр вместе. Щуплый, вечно ёжащийся Вицин. Долговязый, задумчиво моргающий Никулин. И монументальный, напоминающий скалу Моргунов. И в этот момент случилось то, что не описать в сценарии. Между ними пробежала искра. Невидимая, но ощутимая для всех на площадке химия. Они ещё не начали играть - они просто были. Тремя частями одного целого. Тремя нотами, которые вместе давали аккорд абсолютного, беспроигрышного смеха.

Были, конечно, и сложности. Четвёртым, незваным участником съёмок стал пёс Брех, игравший Барбоса. Характер у него был не лучше, чем у Моргунова. Он норовил убежать из кадра, облаять оператора и, что самое страшное, вцепиться в ногу Бывалого по-настоящему. Говорят, в одной из таких «боевых» сцен Моргунов бежал с такой скоростью, на какую, казалось, его фактура не способна. Страх - лучший мотиватор. А Гайдай, захлёбываясь от смеха, шептал ассистентам: «Снимайте! Снимайте! Вот она, настоящая жизнь!».

Именно эта жизнь, эта импровизация и сделала троицу бессмертной.

А помните знаменитую сцену, где Балбес чешет пятку, не вставая с кровати? Это рука самого Гайдая, который сидел под одеялом, потому что Никулин физически так вывернуться не мог. Этого тоже не было в сценарии и тоже родилось спонтанно на съемочной площадке.

Они не просто исполняли роли - они жили в них. Бывалый придумывал «гениальные» планы, Трус их саботировал от страха, а Балбес с философским спокойствием наблюдал за этим, словно за природным явлением. И от этой разнонаправленной тяги они, как в физическом законе, чаще всего оставались на месте - в центре самого дурацкого и самого весёлого хаоса, какой только можно придумать.

Прошли десятилетия. Не стало страны, в которой они родились. Не стало и многих из тех, кто смеялся над ними в кинотеатрах. Но Трус, Балбес и Бывалый - остались. Они не стареют. Они не уходят в прошлое.

Потому что Гайдай создал не просто комедийный приём. Он создал вечный треугольник человеческой натуры. В каждом из нас живёт немного Вицина - осторожного, боязливого, переживающего за своё здоровье. Живёт Никулин - наивный мечтатель и простодушный философ, который верит, что всё как-нибудь само образуется. И, конечно, живёт Моргунов - самоуверенный «бывалый», который считает, что может решить любой вопрос силой напора и сурового взгляда.

И когда мы смотрим на них, на этих трёх взрослых детей, бегущих от собаки с динамитом, мы смеёмся не над ними. Мы с нежностью и лёгкой грустью смеёмся над собой. Над нашей вечной суетой, над нашими «гениальными» планами, которые рушатся из-за пустяка, над нашей способностью впадать в панику из-за ерунды и находить невероятную радость в самых простых вещах.

Они стали частью семьи. Частью новогоднего стола, когда по телевизору опять показывают «Операцию «Ы»». Частью нашего детства, а теперь и частичкой тепла, которую мы передаём своим детям и внукам.

Всё началось с пыльной газеты в руках отчаявшегося режиссёра. А закончилось вечностью. Потому что настоящая магия - простая. Она в трёх непохожих лицах, которые, встретившись однажды, навсегда стали одним целым. И в нашей памяти, которая хранит это чудо, как самое дорогое.

Если понравился рассказ - не забудь поставить лайк и поделиться этой статьей с друзьями в соцсетях. А если ещё не подписан на мой канал - подпишись!

#Гайдай #ТрусБалбесБывалый #ОперацияЫ #троицагайдая #нашекино