Спарта расположилась в благодатной Лаконской долине между гор Тайгет и Парнон.
В отличие от Афин с их демократией или Коринфа, где торговля была на первом месте, Спарта была жесткой военной монархией с элементами олигархии. Ей правили два царя из родов Агиадов и Эврипонтидов, совет старейшин (герусия) а так же эфоры – пятёрка избранных чиновников-наблюдателей, которые каждый год менялись и имели огромную власть, вплоть до объявления войны.
В Спарте все граждане (спартиаты) были равны. Это равенство держалось на строгой дисциплине и эксплуатации тех, кто был рангом пониже. Город не строил стен, полагаясь на силу, мастерство и доблесть своих солдат, а вся экономика держалась на илотах – которые работали в полях, чтобы спартиаты могли полностью посвятить себя войне.
Илоты были потомками ахейцев, тех, кто проиграл в Мессенских войнах ещё в VIII–VII веках до нашей эры. Они не являлись рабами в обычном понимании, но принадлежали государству.
Каждый спартанец получал клерос (надел) вместе с илотами, которые его кормили чтобы воин мог тренироваться. Илоты живут впроголодь в жалких лачугах, выращивают ячмень, оливки и виноград, большую часть урожая отдают хозяевам, оставляют себе ровно столько, чтобы не умереть с голоду. Семьи сохраняют, обычаи тоже, но прав – никаких. Им запрещались любые перемещения вне пределов отведённого, закреплённого за ними надела. Спартанец мог убить илота замеченного на чужой территории и ничего ему за это не было.
Ненависть к спартанцам копилась веками. Илоты, которые взбунтовались словно землетрясение в 464 году до н.э., тогда едва не взяли Спарту. Они говорят на дорийском диалекте, носят грубые хитоны из овечьей шерсти.
Спартанцы презирали илотов, называли их грязью под своими ногами, при этом боялись: без них Спарта с голоду помрёт, а с ними – восстания не избежать.
Были ещё Периэки. Они были полусвободными крестьянами. У них было меньше прав, чем у спартанцев, потому что они не воевали и не служили. Но, в отличие от илотов, они могли спокойно ездить по стране и ходить в другие города, не спрашивая разрешения. Плюс, им разрешалось заниматься любой профессиональной деятельностью.
Спарта главенствовала в Пелопоннесском союзе в который входили: Коринф, Сикион, Элида, Аркадия, Трезен, Эпидавр, Мегара, Беотия, Фокида, Локрида. Фаланги Спарты были непобедимы, но из-за возможного бунта илотов город был уязвим. Вероятность бунтов снижали при помощи криптии – тайной полиции.
Это государство воинов, где у женщин было больше свободы, чем в других полисах, и где честь была важнее жизни.
Рассвет над Беотией пронзил небо словно копьём, окрасив всё вокруг в багряный цвет – признак грядущей битвы. Солнце еще спорило с тенями холмов, когда Алькандер, сын Аристодема, распахнул глаза. Он лежал на соломенном матрасе в пропахшей потом казарме, похожей на каменный склеп с земляным полом.
В семь лет его забрали от матери в аго́ге. - «Если выживешь – станешь ближе к богам» – бормотал эйрен, надзиратель.
Жизнь в казармах была адом. Еда – чёрный суп да хлеб. Зимой они ходили в тонких одеждах и босиком по камням, чтобы привыкать к холоду. Их учили воровать еду у илотов, и били не за кражу, а за то, что попались.
Бег по горам, борьба, кулачные бои, метание копий, все это чередовалось с учебой, письмом, музыкой и танцами, но всё это исключительно ради войны. Песни о героях вызывали желание совершать подвиги, танцы копировали движения во время боя.
В двенадцать лет начались первые испытания: выжить в глуши без еды, охотясь голыми руками, сражаясь с волками и друг с другом.
В восемнадцать лет начиналась настоящая жесть: ночные марши, учебные бои, кровь текла рекой. В двадцать – они становились воинами, но аго́ге на этом не заканчивалась и могла продолжаться и до тридцати.
Аго́ге не просто учила воевать – она стирала грани между личным и общим, делая из всех единое целое: «Ты или часть Спарты, или никто».
Алькандер помнил ужасную порку у алтаря Артемиды: мальчиков хлестали до крови, и тот, кто издавал хотя бы звук, покрывал себя позором. Он выдержал и это испытание.
Молодые спартанцы, только-только закончившие агогэ, лет восемнадцати-двадцати, получали приказ – ночью пробраться на земли илотов. Без доспехов, вооружённые только кинжалом, копьём или и вовсе с голыми руками, они крались в темноте, выискивая и убивая самых сильных, умных или строптивых илотов – тех, кого заподозрили в подготовке мятежа.
Это была спланированная акция устрашения. Эфоры через шпионов узнавали, кто чем дышит, и крипты получали наводку: устранить угрозу заранее.
Начиналось обычно всё с ритуала: юноши приносят жертву Аресу или Артемиде, клянутся в верности Спарте, а потом уходят в ночь, в одиночку или небольшими группами, доказывать свою храбрость и смекалку. Спартанцы думали, что криптия очищает их душу от слабости, учит скрытности, безжалостности и выживанию в любой ситуации.
Алькандер помнил свою первую криптию, как будто вчера: отец, старый вояка, всучил ему копьё и шепнул сурово: - Убей, чтобы выжить. Это не убийство – это закон богов, щит нашей свободы. В ту ночь он крался по полям Мессении, сердце колотилось, адреналин зашкаливал, воздух был пропитан запахом влажной земли и ночных цветов.
Алькандер быстр нашёл свою цель – здоровенного илота, работающего в поле под луной. Спина – как у быка. Алькандер подкрался тихо, словно змея, и ударил его в темноте копьём в горло. Кровь брызнула, обжигая его руки.
В душе Алькандера что-то сломалось: жалость тут же растворилась в чувстве долга, вина – в гордости, ужас – в эйфории выживания.
Криптия длилась круглый год. Юноши живут в горах Тайгета или Парнона, питаются тем, что украдут у илотов или добудут на охоте, спят под открытым небом, закаляя тело и дух. Убивают не оставляя следов, сжигают тела или прячут их в оврагах, чтобы не нашли. Возвращаются они на рассвете и докладывают эфорам о проделанной работе.
Так куются призраки войны, мастера партизанской тактики, способные сеять тихую смерть.
Многие спартанцы погибали в криптии – от рук отчаявшихся илотов, от голода, холода или диких зверей. Таковы правила естественного отбора: слабые отсеиваются, выжившие становятся элитой, с душой, закалённой как сталь в кузнице Гефеста, готовые к любой бойне.
Алькандер, вспоминая те ночи, ощущал смешанные чувства: гордость от пройденного испытания, но и сомнения – ведь каждый убитый илот мог быть отцом или братом, чья кровь теперь на его руках.
Недавно Алькандеру исполнилось 25 лет. Он был воплощением силы: мышцы – стальные канаты, кожа в шрамах от бесчисленных ран, что не сломили его.
Он встал с соломенного матраса, ощущая боль во всем теле после вчерашней тренировки.
В углу лежало его сокровище – броня и оружие, которые уже давно стали частью его самого. С трепетом он взял в руки свой гоплон – круглый щит весом в восемь килограммов, из дерева и бронзы. На нём была нарисована ламбда, символ Лакедемона, кроваво-красного цвета, для устрашения врагов.
Коринфский шлем из бронзы имел лишь узкие щели для глаз и рта. Гребень из конского волоса, черно-красный, поднимался вверх, словно пламя. Алькандер надел его, и мир вокруг тут же сузился до узкой полоски обзора, металл прижался к коже.
Шлем весил два килограмма, и имел подкладку из льна, пропитанную маслом. Без шлема Алькандер чувствовал себя беззащитным.
Он надел мускульный панцирь, отлитый из бронзы в форме торса. Передняя и задняя части крепились кожаными ремнями. Под ним был короткий льняной хитон без рукавов. Десять килограммов брони были отлично подогнаны под его тело. На ногах он носил бронзовые поножи, которые защищали голени и крепились ремнями на войлочной подкладке.
Его дори, копьё в два с половиной метра, имело острый бронзовый наконечник а сауротер на другом конце мог выполнять несколько функций: противовес для балансировки, запасной шип на случай поломки наконечника и средство добивания поверженного врага. Древко из ясеня было отполировано его ладонями до блеска. Рядом – ксифос, полуметровый меч, в кожаных ножнах.
Алькандер вышел во двор, где его отряд щеголял в красных плащах. Красный цвет плащей скрывал в бою кровь: «Пусть враги видят свой страх, а не наши раны»!.
День начался с «небольшой разминки»:
Под крики эйрена они в полной экипировке побежали к реке Еврот, щит в левой, копье в правой руке. Пот лился градом. Алькандеру казалось, что его лёгкие горят, но он бежал, повторяя про себя: «Боль – учитель, слабость – предатель».
«Быстрее, черви! – орал эйрен. – Или персы вас сожрут с потрохами!» У реки они сорвали с себя доспехи и нырнули в ледяную воду, смывая с себя усталость. Затем настало время борьбы: смазав тело маслом, Алькандер схватился с Феоном, своим братом. Он повалил его, чувствуя свой триумф, смешанный с болью за товарища. «Хорошо сражался, брат, – прохрипел Феон, вставая. – Но в следующий раз я сломаю тебе шею!»
«Мы сильны когда мы вместе,» – подумал Алькандер, помогая ему встать, и ответил: «Пусть боги решают, кто из нас сильнее»
За столом их ждала чёрная похлёбка из свиной крови, уксуса и соли, да кусок чёрствого хлеба. - Эта жижа – кровь персов, – бурчал один вояка, прихлёбывая. – Пей, и стань сильнее!
На следующее утро, в лучах утреннего солнца, Алькандер стоял на краю лагеря, сжимая в руках свой тяжелый бронзовый щит и думая о предстоящей битве с персами.
Орда, ведомая Мардонием, всё ещё топтала эллинскую землю, несмотря на поражение при Саламине. Ксеркс ушёл, оставив своего полководца с сорока тысячами воинов, и греки собрались, чтобы раз и навсегда изгнать варваров со своей земли.
В лагере царила напряженная тишина, как будто перед бурей.
Павсаний, регент Спарты, взял на себя командование объединенной армией: десять тысяч спартанцев, около восьми тысяч афинян под предводительством Аристида и тысячи воинов из других греческих полисов – в общей сложности около сорока тысяч человек. Они заняли позиции на склонах холмов, наблюдая за персидским лагерем, раскинувшимся внизу, у реки Асоп.
Персы умело укрепили свои позиции: частокол из щитов, многочисленная конница, лучники, чьи стрелы вселяли ужас в сердца эллинов.
Мардоний, честолюбивый и хитрый военачальник, выжидал, планируя измотать греков жаждой и голодом.
На восьмой день после того, как персидская и греческая армии встретились у Платей, Мардоний, прислушавшись к совету фиванца Тимагена, разместил своих людей на перевалах горы Киферон, чтобы следить за передвижениями греков.
В ту же ночь Мардоний решил отправить свою конницу в атаку на их обоз с припасами. Эта атака оказалась успешной, и греческие линии снабжения были серьезно нарушены. Им стало трудно получать всё необходимое для продолжения борьбы.
Следующие два дня персидская конница продолжала атаковать без передышки, Они постоянно держали греков в напряжении, готовясь к новым вылазкам.
Затем Мардоний придумал ещё один хитрый ход. Он организовал ещё один кавалерийский рейд на позиции греков, целью которого был Гаргафский источник. Этот источник был единственным местом, где греческая армия могла брать воду, так как подступы к реке Асоп были слишком опасны из-за персидских лучников, готовых в любой момент открыть огонь.
Этот шаг серьёзно осложнил положение греческой армии, так как без воды солдатам было бы очень трудно продолжать сражаться.
Алькандер нёс службу в дозоре, прислушиваясь к разговорам товарищей. Один из старых ветеранов, Клеомен, рассуждал о персах: - Они, как саранча, пожирают все на своем пути.
Ночью персы предприняли вылазку. Стрелы засвистели в ночной темноте, их конница обрушилась на лагерь, сотрясая землю. Алькандер судорожно схватил щит. - К оружию! Персы атакуют! – проревел он.
Фаланга сформировалась в мгновение ока. Спартанцы встали стеной, плотно сомкнув щиты. Персидские всадники бросились в атаку, но их натиск разбился о греческую защиту, словно волны о прибрежную скалу. Алькандер наносил колющие удары своим копьём, чувствуя, как оно с легкостью пронзает плоть врага. Кровь заливала ему лицо.
Наступившее утро принесло им короткую передышку. Персы отступили. Павсаний собрал военный совет. - "Боги не приняли наши жертвоприношения", — заметил он. – "Но мы не намерены отступать".
Афиняне и спартанцы затеяли спор: Аристид настаивал на немедленной контратаке, однако Павсаний решил выжидать. Дни тянулись в томительном ожидании. Они стояли на этой позиции уже 12 дней. Запасы еды подходили к концу.
Наконец поступил приказ. Держаться дальше не было смысла, поэтому решили отойти к Платеям. Там они могли контролировать проходы и имели доступ к воде.
Греки выдвинулись ночью на новые позиции, но передовой отряд Алькандера заблудился в кромешной темноте и они оказались отрезаны от основных сил.
На рассвете разгорелась ожесточенная битва. Персы, оценив ситуацию, тут же бросились в атаку. Мардоний приказал своим войскам обрушиться на спартанцев.
Алькандер стоял в первых рядах фаланги. - Держать строй! – кричал он во всё горло. – Продержимся до подхода основных сил! - За Спарту!
Стрелы посыпались градом. Щит Алькандера стал невыносимо тяжёлым от вонзившихся в него стрел.
Его фаланга пришла в движение. Шаг за шагом, воины продвигались вперёд, ощетинившись копьями. На фалангу снова обрушился град стрел и солдаты начали гибнуть один за другим. Спартанцы бросились вперёд и персидские пехотинцы, одетые в лёгкие доспехи, дрогнули под их натиском и обратились в бегство.
В самом центре сражения, сквозь клубы пыли, Алькандер сумел разглядеть Мардония. - Туда! Убить их военачальника! – закричал он, указывая направление.
Спартанцы врезались в ряды "бессмертных" защищавших Мардония. «Бессмертные» строились в десять рядов. В первом ряду стояли спарабара в чешуйчатых доспехах, с копьями и щитами. Остальные были вооружены луками и топорами. Воцарился жуткий хаос: крики боли, звон оружия, удушающий запах крови и пота.
Алькандер сражался то с воином из Мидии, то с саком. Рана в бедре нестерпимо горела, но он продолжал яростно разить врага копьём.
"Бессмертные" закрывали Мардония плотным строем и успешно сдерживали давление греческой фаланги, постоянно контр атакуя.
Алькандер в порыве ярости и отчаяния, бросил в Мардония камень, который угодил тому прямо в висок и проломив череп, убил его. Перс рухнул с коня замертво.
"Бессмертные", увидев гибель своего предводителя, нарушили строй и отступили, остальная часть персидской армии последовала их примеру и обратилась в бегство.
- Эллада свободна, – прошептал Алькандер.
Солнце клонилось к закату над полем у Платей. Тело Мардония лежало у его ног как трофей, который спартанцы унесут как символ победы. Вокруг кипела суета: греки обыскивали персидский лагерь, вытаскивая золото, шелка и драгоценные сосуды, что сверкали под лучами угасающего дня. Афиняне ликовали, спартанцы молча собирали павших, готовя погребальные костры.
Алькандер чувствовал, как пульсирует рана в бедре, но эта боль была ничем по сравнению с эйфорией свободы. Эллада смогла наконец вздохнуть полной грудью – варвары отступали, их флот горел у Микале, а армия таяла, как снег под весенним солнцем.
Павсаний, опираясь на плечо адъютанта, подошел к Алькандеру. "Ты убил полководца варваров, сын Спарты. Твоё имя будет жить вечно." Алькандер склонил голову: "Слава Лакедемону, полководец. Я лишь исполнил свой долг."
Ему вручили его долю трофеев: золотой браслет Мардония и персидский кинжал с рубинами. Для спартанца это было не сокровищем, а лишь напоминанием о победе.
В Спарте его чествовали как героя. В его сердце навсегда останется память о павших товарищах и о той страшной битве, что далась такой дорогой ценой.