Олег любил этот момент. Момент, когда воздух в квартире становился густым и тяжелым, как перед грозой, а тишина звенела от напряжения. Это было его время. Время власти.
Он стоял посреди гостиной, широко расставив ноги, руки уперты в бока — поза хозяина, который осматривает свои владения и находит в них изъян. Напротив него, у окна, стояла Лена. Она не плакала, и это немного раздражало Олега. Слезы были бы признанием его правоты, капитуляцией, белым флагом, который он так любил топтать своими дорогими итальянскими туфлями. Но она просто смотрела на дождь, барабанящий по стеклу, и теребила край кухонного полотенца.
— Ты меня вообще слышишь? — голос Олега был обманчиво спокойным, но в нем уже клокотала лава. — Я спрашиваю: где деньги, которые я отложил на замену резины?
Лена медленно повернулась. В её глазах была усталость — та глухая, беспросветная усталость, которая копится годами.
— Олег, я же говорила утром. Я оплатила курсы английского для Сашки. И купила продукты. Ты видел цены в магазине? Твоя «заначка» лежит на столе, не хватает всего пары тысяч.
— Пары тысяч? — Олег фыркнул, картинно закатывая глаза. — Всего пары тысяч! Ты слышишь себя? Я пашу как проклятый, тащу этот дом на своем горбу, а ты транжиришь мои деньги на всякую ерунду. Английский? Ему шесть лет! Ему нужен ремень, а не английский, чтобы не рос таким же мямлей, как ты.
Это была их старая песня. Олег был глубоко убежден, что мир вращается вокруг его персоны. Три года назад, когда они поженились, он казался Лене каменной стеной. Теперь стена превратилась в тюремную ограду. Олег работал менеджером среднего звена, получал неплохую, но не космическую зарплату, однако вел себя так, словно он — нефтяной магнат, приютивший сироту.
Лена работала удаленно, занималась дизайном, но Олег никогда не считал это «работой». Для него её доходы были «на булавки», а её присутствие дома — само собой разумеющимся обслуживанием его величества.
— Я верну эти деньги с ближайшего заказа, — тихо сказала Лена. — Не нужно кричать.
— Я не кричу! — рявкнул Олег так, что в серванте звякнули бокалы. — Я пытаюсь достучаться до твоего крошечного мозга! Ты не уважаешь меня. Ты не ценишь то, что я для тебя делаю. Ты живешь в квартире с евроремонтом, ездишь на машине, ешь нормальную еду. И всё это — благодаря мне!
Он начал расхаживать по комнате, распаляя сам себя. Ему нравилось это чувство праведного гнева. Оно пьянило лучше коньяка. Он смотрел на новые обои (которые выбирал он), на ламинат (который клали мастера, нанятые им), на огромный телевизор (купленный им в кредит). Всё здесь кричало о его вкладе. Он забыл только одну деталь, маленькую, но существенную, как невидимая трещина в фундаменте.
— Олег, это просто деньги. Мы семья... — попыталась вставить Лена.
— Семья? — он резко остановился, подлетел к ней вплотную, нависая коршуном. — Семья — это когда жена слушает мужа. А ты — паразитка. Ты сидишь на моей шее и еще смеешь открывать рот. Я устал, Лена. Я смертельно устал от твоей неблагодарности.
Лена молчала. Она смотрела на него, и в её взгляде что-то изменилось. Исчез страх. Осталась только холодная, ледяная пустота. Но Олег, упоенный своим монологом, этого не заметил. Ему нужен был финал. Грандиозный аккорд, после которого она упадет в ноги и будет молить о прощении. Ему нужна была драма.
— Знаешь что? — он понизил голос до зловещего шепота. — Хватит. Мое терпение лопнуло. Я не намерен больше кормить дармоедов.
Он шагнул назад, указал пальцем на дверь и произнес ту самую фразу. Фразу, которую он репетировал в голове сотни раз, представляя себя героем драматического кино. Фразу, которая должна была поставить её на место раз и навсегда.
— Собирай манатки и уходи к маме!
Слова повисли в воздухе. Олег ожидал взрыва. Истерики. Плача. Криков «Куда же я пойду на ночь глядя?!».
Но Лена просто моргнула. Она аккуратно сложила кухонное полотенце, положила его на спинку стула и посмотрела на мужа с каким-то странным, почти научным интересом.
— Ты уверен? — спросила она. Её голос был ровным, без единой дрожи.
Олег самодовольно усмехнулся. Она блефует. Пытается сохранить лицо.
— Абсолютно. Даю тебе час. Чтобы духу твоего здесь не было. Вали к своей мамочке в её хрущевку, посиди там, подумай, как тебе жилось с нормальным мужиком. Может, тогда мозги на место встанут.
— Хорошо, — просто ответила Лена.
Она развернулась и вышла из комнаты.
Олег опешил. Это было не по сценарию. Где мольбы? Где обещания исправиться? Он постоял минуту, слушая, как в спальне открываются дверцы шкафа. Она реально собирает вещи?
«Ничего, — подумал он, направляясь на кухню за пивом. — Это она меня пугает. Сейчас сложит пару футболок, посидит на чемодане, поревет, а потом приползет. Никуда она не денется. Кому она нужна с ребенком и своими копеечными рисунками?»
Он открыл банку, сделал глоток и включил телевизор погромче, чтобы заглушить звуки сборов. Ему хотелось показать ей, что ему плевать. Что он — кремень.
Прошло сорок минут. Олег начал нервничать. Шум в спальне стих. Он ожидал, что она выйдет с заплаканными глазами, но дверь открылась, и Лена появилась в прихожей. Она была одета в плащ, в руке — небольшая спортивная сумка. Сашка, их сын, гостил у бабушки (той самой мамы, к которой её посылали) на выходных, так что сцен с ребенком не предвиделось.
— Я готова, — сказала она.
Олег выключил телевизор и вышел в коридор. Его лицо перекосило от злости. Она действительно уходит? Вот так просто? Это был удар по его самолюбию.
— Ну и вали! — выплюнул он. — Только ключи оставь. Я не хочу, чтобы ты потом тайком лазила в мой холодильник.
Лена на секунду замерла. Её рука потянулась к сумочке, она достала связку ключей. Металлический звон, когда ключи упали на тумбочку, показался Олегу победным гонгом.
— Ты совершаешь большую ошибку, Лена, — процедил он, скрестив руки на груди. — Обратно я тебя не пущу. Будешь на коленях ползти — не пущу.
— Я запомню, — кивнула она.
Она открыла входную дверь. В подъезде было темно и пахло сыростью. Прежде чем переступить порог, она обернулась.
— Олег, — сказала она. — Ты точно уверен, что хочешь остаться здесь один?
— Да я мечтаю об этом! — заорал он. — Вон отсюда!
Дверь захлопнулась.
Олег остался один. Тишина, которая наступила после хлопка двери, была не такой сладкой, как он ожидал. Она была... ватной. Он подошел к двери, щелкнул замком на два оборота.
«Поучишься жизни, стерва», — пробормотал он.
Его триумф требовал выхода. Сидеть в квартире одному было скучно. Ему нужно было наказать её еще сильнее. Он представил, как она сейчас стоит на улице, под дождем, вызывает такси или тащится на автобус. Ему хотелось добавить финальный штрих. Демонстрацию полного безразличия.
«Пойду в бар», — решил Олег. — «Выпью с пацанами, отпраздную свободу. А она пусть думает, что я тут с ума схожу. Приду поздно, пьяный и довольный».
План был идеален. Он быстро переоделся, надушился своим любимым парфюмом, взял бумажник и свои ключи. Выходя из квартиры, он чувствовал себя королем мира. Он захлопнул тяжелую металлическую дверь, проверил, что она закрылась, и, насвистывая, сбежал по лестнице.
На улице лил ледяной дождь, но Олега грела собственная крутость. Он вызвал такси до любимого спорт бара. Всю дорогу он представлял, как будет рассказывать друзьям: «Баба совсем оборзела, пришлось выставить. Пусть проветрится». Друзья, конечно, поддержат. Они же мужики.
Вечер прошел великолепно. Олег выпил больше, чем планировал, громко смеялся и чувствовал себя победителем. О Лене он почти не вспоминал, только иногда злорадно проверял телефон — не звонила ли? Нет, не звонила. Гордая. «Ну ничего, — думал он, опрокидывая очередную стопку. — Завтра приползет».
Было около двух часов ночи, когда такси высадило его у подъезда. Дождь усилился, превратившись в настоящий ливень. Олег, покачиваясь и прикрывая голову пиджаком, добежал до козырька.
— Ну, здравствуй, холостяцкая берлога, — пьяно пробормотал он, вставляя ключ в замочную скважину.
Ключ вошел легко. Олег повернул его.
Ничего не произошло.
Он нахмурился, надавил сильнее и снова повернул. Замок не поддавался. Ключ вращался, но язычок не двигался, словно внутри что-то мешало.
— Черт, — выругался Олег. — Заело, что ли?
Он вытащил ключ, протер его полой пиджака и попробовал снова. Результат тот же. Ключ проворачивался вхолостую.
Внезапно хмель начал выветриваться. Холодный липкий страх пополз по спине. Он посмотрел на замочную скважину, подсвечивая экраном телефона. Личинка замка выглядела новехонькой. Слишком блестящей.
И тут до него дошло. Ключ входил, но не открывал, потому что замок был другим.
— Да быть того не может, — прошептал Олег. — Она же ушла... Она ушла три часа назад.
Он начал яростно звонить в дверь. Звонок пронзительно затрещал в тишине подъезда. Никто не открывал. Он ударил кулаком по металлу.
— Лена! Открой! Это не смешно!
Тишина.
Он достал телефон, набрал её номер. Гудки шли, но трубку никто не брал. Потом механический голос сообщил: «Абонент занят или находится вне зоны действия сети». Она его заблокировала.
Олег стоял перед закрытой дверью своей квартиры. Своей, как он считал. В одних туфлях, легком пиджаке, пьяный и продрогший.
И тут телефон в руке пиликнул. Пришло сообщение. Не от Лены. От банка. Или нет? Он присмотрелся. Это было уведомление из Госуслуг, пересланное скриншотом с неизвестного номера.
Текст на картинке был мелким, но Олег смог разобрать заголовок: «Выписка из ЕГРН. Правообладатель: Елена Викторовна С...».
А ниже, под картинкой, короткое сообщение с незнакомого номера, который, судя по всему, принадлежал юристу или риелтору:
«Олег Петрович, согласно ст. 36 СК РФ, имущество, полученное одним из супругов во время брака в дар, является его собственностью. Квартира подарена Елене её матерью в 2020 году. Вы здесь не прописаны. Договор на оказание услуг по смене замков подписан собственником сегодня в 21:30. Ваши вещи собраны и переданы в камеру хранения на ЖД вокзале. Ячейка № 145. Код 1234. Хорошего вечера».
Олег читал сообщение, и буквы плясали перед глазами. Он перечитал еще раз. «Камера хранения». «Вокзал».
— Что?.. — выдохнул он.
Он вспомнил её взгляд. «Ты точно уверен, что хочешь остаться здесь один?». Она не спрашивала разрешения. Она давала ему последний шанс не быть идиотом. И он его упустил.
Он ударил ногой в дверь, взвыл от боли в пальце и сполз по стене. Квартира была за этой дверью. Тепло, кровать, его телевизор. Но юридически он стоял посреди чужого подъезда.
Охранник из будки внизу, привлеченный шумом, уже поднимался по лестнице. Это был крепкий мужик, которому Олег не раз хамил, проходя мимо.
— Гражданин, нарушаем тишину? — голос охранника звучал с явным удовольствием. — Жильцы жалуются. Здесь посторонним находиться запрещено.
— Я не посторонний! Я здесь живу! — заорал Олег.
— В списках жильцов и собственников вас нет, — отрезал охранник, поигрывая дубинкой. — Хозяйка квартиры 45 звонила, сказала, что какой-то пьяный бывший муж ломится. Попросила вывести. Сами пойдете или полицию вызвать? У них как раз рейд, заберут в «обезьянник» до утра.
Олег посмотрел на охранника, на дверь, на погасший экран телефона. У него в кармане было сто рублей (всё пропил в баре, красуясь перед друзьями), разряжающийся телефон и код от ячейки на вокзале.
— Я пойду, — хрипло сказал Олег.
На улице ливень превратился в ледяной шторм. Олег поднял воротник пиджака и побрел к остановке. Автобусы уже не ходили. Такси стоило дороже, чем у него было.
Оставался только вокзал. Тот самый, куда он, в своей голове, отправил жену. Карма не просто настигла его. Она приехала за ним на бульдозере.
До вокзала Олег не дошел, а дохлюпал. Его итальянские туфли из тонкой кожи, предмет его особой гордости и зависти коллег, превратились в два мокрых, бесформенных мешка. Каждый шаг отдавался противным чавканьем, словно город смеялся над ним.
Денег на такси не было. В кармане, после кутежа в баре, сиротливо звякала мелочь — рублей восемьдесят, не больше. Телефон, мигая красной батарейкой, показывал три процента заряда. Это был не просто гаджет, это была его пуповина, связывающая с миром комфорта, и она вот-вот должна была оборваться.
Здание вокзала встретило его запахом, который невозможно спутать ни с чем: смесь хлорки, несвежих пирожков, дешевого табака и человеческой безнадеги. Раньше Олег бывал здесь только проездом, стремительно шагая к «Сапсану» или встречая курьеров. Он морщился, проходя мимо рамок металлоискателей, и брезгливо оглядывал толпу. Теперь он был частью этой толпы.
— Сумку на ленту! — гаркнул охранник на входе.
— Да нет у меня сумки! — огрызнулся Олег, но тут же вспомнил. Сумки были. В ячейке.
Он прошел через рамку. Пиджак, промокший насквозь, лип к спине. Ему было холодно так, как бывает только в три часа ночи, когда алкоголь выветрился, оставив после себя головную боль и дикую жажду.
Он нашел автоматические камеры хранения. Ввел код из смс: 1-2-3-4. «Как для идиота», — подумал он с ненавистью. Дверца щелкнула и приоткрылась.
Внутри стояли два его чемодана и спортивная сумка. Олег вытащил их, ожидая увидеть хаос: скомканные рубашки, перепутанные носки, может быть, даже испорченные вещи. Так поступают истерички в кино. Но Лена не была истеричкой. Он открыл молнию на сумке. Сверху аккуратой стопкой лежало свежее белье, его бритвенный набор в несессере и зарядка для телефона, заботливо свернутая кольцом.
Эта аккуратность ударила больнее пощечины. Это означало, что она не психовала. Она планировала. Пока он орал про «собирай манатки», она методично упаковывала его жизнь, чтобы выставить за дверь. Она знала, что делает.
— Стерва, — прошептал Олег, но голос дрогнул.
Он огляделся. Что теперь? Идти было некуда. Он потащил чемоданы в зал ожидания. Металлические сиденья с перфорацией выглядели как орудия пыток. Свободных мест было мало: люди спали, скрючившись в немыслимых позах, подложив под головы рюкзаки.
Олег нашел свободное место рядом с автоматом с кофе. Он сел, поставив чемоданы баррикадой вокруг себя, отгораживаясь от этого убогого мира.
«Нужно позвонить», — лихорадочно думал он. — «Сейчас наберу кому-нибудь из пацанов. Сереге. Или Димону. Скажу... скажу, что залили соседи. Или что ключи потерял. Перекантуюсь у них пару часов, а утром решу вопрос с этой психопаткой».
Он воткнул зарядку в розетку у автомата (которую, к счастью, никто не занимал) и, едва телефон ожил, набрал Димона. Того самого, с кем он пил пару часов назад.
Гудки шли долго. Наконец, сонный и недовольный голос прохрипел:
— Алло... Олег? Ты время видел?
— Димон, брат, выручай, — Олег постарался придать голосу бодрости, но вышло жалко. — Слушай, такая лажа... Ключи посеял. Жена с ребенком у тещи, попасть домой не могу. Можно я к тебе заскочу до утра? Чисто на диване кину кости.
Тишина в трубке повисла тяжелая и неловкая. Олег слышал, как на заднем плане завозилась жена Димона и что-то недовольно пробурчала.
— Слушай, Олег... — голос друга стал виноватым и жестким одновременно. — Ну куда ты сейчас попрешься? У меня Маринка спит, дети завтра в школу. Ты ж бухой, я слышу. Давай не сегодня. Езжай в гостиницу.
— Да какая гостиница, Димон, я кошелек, похоже, тоже... того, — соврал Олег, чувствуя, как горят уши.
— Ну, извини, брат. Не могу. Правда.
Гудки.
Олег медленно опустил руку с телефоном. «Брат». «Друг». Как пить за его счет и слушать байки про его крутую работу — так друзья. А как пустить переночевать — так «Маринка спит».
Он попробовал позвонить еще двоим. Один просто сбросил. Второй, коллега с работы, вообще не ответил.
Он остался один. Впервые за много лет по-настоящему один.
Мимо прошел наряд полиции. Двое молодых сержантов скользнули по нему равнодушными взглядами. Прилично одетый (пусть и мокрый) мужик с дорогими чемоданами интереса не вызывал. Они искали добычу попроще — бродяг или пьяных гастарбайтеров.
Рядом, через одно сиденье, зашевелилась куча тряпья. Из-под старого пуховика показалось лицо неопределенного возраста, исчерченное морщинами и грязью. Мужик посмотрел на Олега мутными, но на удивление проницательными глазами.
— Чё, начальник, выгнали? — прохрипел он. Голос был скрипучий, как несмазанная телега.
Олег вздрогнул и демонстративно отвернулся.
— Не твое дело, — процедил он сквозь зубы.
— Да ладно, не быкуй, — беззлобно усмехнулся бомж. — Тут таких «костюмчиков» каждую неделю видать. Сначала сидят гордые, по телефону орут, права качают. А к утру, глядишь, уже и сигаретку стреляют.
— Я не такой, как ты, — Олег сжал кулаки. — У меня временные трудности. Я завтра...
— Завтра будет завтра, — философски заметил сосед. — А жрать хочется сегодня. Угостишь сигареткой?
— Нет, — отрезал Олег.
— Ну, нет так нет. Жадность — она фраера сгубила, слыхал?
Бомж снова укутался в свой пуховик и через минуту захрапел.
Олега трясло. От холода, от унижения, от злости. Как она могла? Как она посмела? Он прокручивал в голове их последний разговор. «Собирай манатки...». Он ведь просто хотел её напугать. Показать, кто в доме хозяин. Это был воспитательный момент! Разве за это лишают всего?
«Это незаконно», — пытался убедить он себя. — «Я муж. У меня есть права. Завтра я найду юриста. Я разнесу её в суде. Я заберу у неё всё, даже эти чертовы кастрюли».
Но внутренний голос, предательски трезвый, шептал другое: «Ты ничего не заберешь. Квартира — дарственная. Ты там никто. Деньги на счетах? Общие, но ты сам говорил, что она тратит свои копейки на продукты. Твоя зарплата? Ты её тратил на себя, на машину, на кредиты за технику, которая теперь заперта в той квартире».
Желудок скрутило спазмом голода. Олег посмотрел на автомат с едой. Сникерс, чипсы, сухарики. Цены были конские. Восемьдесят рублей. Хватит на маленькую бутылку воды и пачку крекеров. Или на дрянной кофе.
Он выбрал кофе. Горячее пойло в пластиковом стаканчике обожгло пальцы, но немного согрело нутро. Вкус был отвратительный, словно развели жженую землю.
Он сделал глоток и посмотрел на свое отражение в темном стекле окна напротив. Оттуда на него смотрел усталый, помятый мужчина с мешками под глазами и вторым подбородком, который раньше удачно скрывался за высоким воротником рубашки. Сейчас, с расстегнутым воротом и сбившимся галстуком, он выглядел жалким.
Внезапно в кармане завибрировал телефон. Сердце Олега подпрыгнуло. Лена! Одумалась! Стало стыдно, испугалась, что он один на вокзале!
Он схватил трубку, даже не посмотрев на экран.
— Да! Я знал, что ты позвонишь! — почти выкрикнул он.
— Олег Петрович? — голос был женский, но чужой. Механический и напористый. — Это служба безопасности банка. Мы зафиксировали подозрительную операцию по вашей кредитной карте...
Олег сбросил вызов. Спамеры. Даже в аду они будут звонить и предлагать кредиты.
Он уронил голову на руки. Четыре часа утра. Самое темное время. Время, когда надежда умирает, а страхи выползают наружу.
Он вспомнил Сашку. Сына. Как он посмотрит на отца? Лена, конечно, расскажет ему свою версию. Что папа плохой, что папа выгонял маму.
«А какая у меня версия?» — спросил он себя. — «Что мама не дала папе денег на новую резину, и папа решил выгнать её на улицу?»
Впервые за вечер в его броне появилась брешь. Он попытался представить ситуацию глазами Лены. Вот он орет. Вот он унижает её. Вот он указывает на дверь.
«Но я же не всерьез», — снова завел он свою шарманку. — «Она должна была понять, что я просто выпустил пар!»
— Эй, мужик, — раздалось сбоку.
Олег поднял голову. Перед ним стояли двое. Не полиция, и не бомжи. Крепкие ребята в кожаных куртках, с бегающими глазами. Местные «санитары» вокзала, ищущие легкую наживу.
— Закурить не найдется? — спросил один, кивнув на пачку сигарет, торчащую из кармана Олега.
— Не курю, — соврал Олег, инстинктивно прикрывая рукой телефон.
— Да ладно? А пачка для красоты? — второй сделал шаг ближе, нависая над сидящим Олегом. — И чемоданчики у тебя красивые. С колесиками. Самсонайт? Дорого, небось.
Олег напрягся. В баре, среди офисного планктона, он мог распушить хвост и строить из себя альфа-самца. Здесь, в вокзальном полумраке, правила офисных джунглей не работали. Здесь работала сила.
— Ребят, идите своей дорогой, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Тут камеры везде. Полиция рядом.
— Полиция спит, — ухмыльнулся первый. — А мы просто общаемся. Может, поможем вещи донести? Тяжелые поди.
Ситуация накалялась. Олег понимал, что драться он не умеет. Спортзал он посещал раз в месяц, чтобы сделать селфи, а последняя драка у него была в пятом классе.
И тут спасение пришло, откуда не ждали.
— Отвалите от него, шакалы, — проскрипел голос из кучи тряпья.
Бомж-философ приподнялся на локте. В руке он держал что-то, отдаленно напоминающее заточку, но, скорее всего, это была просто грязная ложка. Однако взгляд его был таким безумным и решительным, что гопники затормозили.
— Дядь Миша, да мы ж так, спросить... — сбавил тон один из парней. Видимо, местного сумасшедшего они знали и предпочитали не связываться. Вшей набраться проще, чем денег.
— Валите, говорю. Это мой клиент, я его первый забил, — рявкнул бомж и смачно плюнул на пол.
Парни переглянулись, сплюнули в ответ и растворились в толпе.
Олег сидел, не смея пошевелиться. Сердце колотилось где-то в горле. Его только что спас человек, которого он час назад считал биомусором.
— Спасибо, — выдавил он. Слово далось с трудом, словно он выплевывал камень.
— Сочтемся, — буркнул Дядя Миша, укладываясь обратно. — Сигарету все-таки дай. И за вещами следи, дурилка картонная. Тут тебе не курорт.
Олег дрожащими руками достал пачку, вытянул две сигареты и протянул соседу. Тот принял их с достоинством английского лорда.
Оставшиеся часы до рассвета Олег не спал. Он сидел, вцепившись в ручку чемодана, и смотрел, как серый, грязный рассвет начинает просачиваться сквозь пыльные окна вокзала.
В 6 утра открылось метро. Появились первые пассажиры — сонные, спешащие на работу. Они проходили мимо Олега, скользя по нему равнодушными взглядами, как по пустому месту.
Олегу нужно было на работу. К 9:00. В офис, где он был «уважаемым человеком». Но сейчас он понимал, что не может туда пойти. Не в мятом костюме, не с запахом вокзала, не с чемоданами. А главное — он не знал, куда идти после работы.
В 7:00 он принял решение. Он достал телефон и набрал единственный номер, который еще мог дать ему шанс. Не Лену.
— Алло, мама? — сказал он, когда на том конце сняли трубку. Голос его сорвался на визг. — Мам, мне нужно к тебе приехать. Срочно. Нет, не в гости. Насовсем.
Такси, оплаченное мамой через приложение (у Олега на карте так и оставался сиротливый ноль), подкатило к старому панельному дому на окраине. Это был тот самый район, из которого Олег вырвался десять лет назад, поклявшись никогда не возвращаться. Здесь пахло бедностью, жареным луком из форточек и безысходностью.
У подъезда его уже ждала Валентина Петровна. В своем неизменном халате с цветочным принтом, накинутом поверх ночнушки, и стоптанных тапочках, она выглядела как памятник гиперопеке.
— Олежа! Сыночек! — заголосила она на весь двор, бросаясь к нему, как к выжившему в кораблекрушении. — Боже мой, на кого ты похож! Бледный, круги под глазами! Эта ведьма тебя в гроб загонит!
Олег поморщился. Ему было тридцать пять лет, он был начальником отдела (пока еще), но рядом с матерью он мгновенно скукоживался до размеров пятиклассника, забывшего сменку.
— Мам, не кричи, люди смотрят, — буркнул он, вытаскивая чемоданы из багажника.
— Пусть смотрят! Пусть знают, какую змею ты пригрел! Я же говорила тебе, Олег! Я с первого дня говорила: у неё глаза хитрые. Не наша порода. Окрутила мальчика, квартиру отжала... Ну ничего, мы её засудим! Мы её по миру пустим!
Они поднялись в квартиру. Двушка, заставленная советскими стенками, хрусталем и коврами, встретила его спертым воздухом. Здесь время остановилось в 1998 году.
— Иди мой руки, я котлеток нагрела, — скомандовала Валентина Петровна, перехватывая инициативу. — И пирожков с капустой. Тебе сейчас силы нужны.
Олег прошел в ванную. Из зеркала на него смотрел чужой человек. Вчера он был королем в лофте с дизайнерским ремонтом. Сегодня он стоял в ванной, где плитка отваливалась еще при Горбачеве, и вытирал руки жестким вафельным полотенцем.
Поедание котлет превратилось в военный совет.
— Значит так, — вещала мама, подкладывая ему пятую котлету, игнорируя его протесты. — Завтра идем к юристу. У меня есть знакомая, тетя Люба, она в ЖЭКе работала, законы знает. Квартира общая? Общая. Значит, половина твоя.
— Мам, — устало перебил Олег. — Квартира не общая. Это дарственная. Она на Лену записана.
— И что? — Валентина Петровна искренне удивилась. — Ты там ремонт делал? Делал. Обои клеил? Клеил. Чек на телевизор есть?
— Телевизор в кредите, — мрачно напомнил Олег.
— Вот! — торжествующе подняла палец мама. — Кредит на тебе, а смотрит она! Это мошенничество! Мы напишем заявление в полицию.
Олег слушал её и понимал: это тупик. Его мать жила в мире, где справедливость измерялась громкостью крика, а законы работали так, как ей хотелось. Но реальность, холодная и юридически заверенная, говорила об обратном. Он вложил миллионы в стены, которые ему не принадлежат. Он платил ипотеку за воздух.
— Я устал, мам. Пойду прилягу.
Его старая комната теперь служила складом. Половину пространства занимали банки с соленьями, тюки со старой одеждой и гладильная доска. Его диван, на котором он мечтал о великом будущем в юности, был продавлен и пах пылью.
Олег лег, не раздеваясь. Телефон пиликнул. Сообщение от Лены.
«Сашкины вещи я перебрала. Твои инструменты и зимнюю резину (старую) можешь забрать из гаража. Ключ у охранника ГСК. На развод подала через Госуслуги. Не усложняй».
Ни слова сожаления. Ни капли эмоций. Просто деловая переписка.
Олег набрал её номер. Гудки. Сброс. Снова набор.
— Чего тебе? — ответила она наконец. Голос был спокойным, даже каким-то звенящим.
— Ты довольна? — прошипел Олег. — Ты разрушила семью из-за пары тысяч рублей. Ты лишила отца ребенка!
— Олег, — вздохнула Лена. — Я не разрушила семью. Я просто вышла из клетки. А отца я не лишала. Хочешь видеть Сашку — пожалуйста. В воскресенье, в парке. Трезвый и без своих воспитательных лекций.
— Я отсужу у тебя всё! Я докажу, что ремонт...
— Пытайся, — перебила она. — Мой адвокат уже ждет. Кстати, кредит за телевизор и приставку — это потребительские кредиты на твое имя. Технику можешь забрать, если хочешь. Мне чужого не надо. Только вывези до выходных, я меняю замки и там тоже.
Она повесила трубку.
Олег швырнул телефон в стену. Он не разбился, только отскочил на ковер.
Прошел месяц.
Жизнь Олега превратилась в день сурка, только в аду.
Утро начиналось с маминого контроля: «Ты куда надел эту рубашку? Она тебя полнит!», «Ты поела? Я с собой судочек собрала».
Вечер заканчивался разбором полетов: «Почему задержался? Опять с друзьями пил? У тебя сердце слабое!».
Он пытался снять квартиру, но цены на аренду взлетели до небес. С учетом кредитов за технику (которую он забрал и которая теперь загромождала мамину гостиную) и алиментов, которые Лена выбила официально и быстро, на съем приличного жилья денег не оставалось. Снимать «бабушатник» не было смысла — он уже жил в бесплатном «бабушатнике» с опцией трехразового питания и выноса мозга.
На работе дела тоже шли скверно. Олег стал дерганным, злым, срывался на подчиненных. Шепотки за спиной становились громче. Его образ «успешного альфа-самца» рассыпался. Теперь все видели помятого, раздражительного мужика, который приносит на обед мамины котлеты в пластиковом контейнере.
В одну из пятниц он решил, что с него хватит. Ему нужен был реванш. Он должен увидеть Лену, посмотреть ей в глаза и заставить понять, кого она потеряла.
Он подкараулил её у офиса. Лена вышла из здания в шесть вечера. Она смеялась, болтая с каким-то коллегой. На ней было новое пальто, волосы уложены по-другому, свободнее. Она выглядела... живой. Моложе лет на пять.
Олег шагнул ей наперерез. Коллега тактично отступил.
— Привет, — сказал Олег, стараясь выглядеть внушительно.
Лена остановилась, улыбка исчезла с её лица, сменившись вежливой маской.
— Привет, Олег. Что-то случилось? Сашка заболел?
— Причем тут Сашка? — он нервно теребил пуговицу на пальто. — Я о нас. Лена, хватит этого цирка. Поиграли и хватит. Я готов тебя простить.
Лена удивленно приподняла бровь.
— Простить? Меня?
— Ну да. За то, что выгнала. За этот скандал. Я понимаю, у тебя гормоны, стресс. Я готов вернуться. Сашке нужен отец, а тебе — муж. Я даже согласен закрыть глаза на твои выходки.
Он говорил и верил в это. Верил, что делает ей одолжение. Что она сейчас бросится ему на шею, рыдая от благодарности.
Лена смотрела на него долгую минуту. А потом начала смеяться. Не истерично, не зло, а искренне, весело, как смеются над удачной шуткой.
— Олег, — сказала она, вытирая выступившую слезинку. — Ты правда ничего не понял? Я не играю. Я живу. Впервые за три года я дышу полной грудью. Я не боюсь, что мне не хватит денег на еду, потому что никто не отбирает мою зарплату на «инвестиции». Я не вздрагиваю, когда открывается дверь.
Она подошла ближе, и Олег инстинктивно отшатнулся. От неё веяло силой, которой он раньше не замечал.
— Ты сказал мне: «Собирай манатки и уходи к маме». Помнишь? — спросила она мягко.
— Ну, сгоряча сказал...
— А я ведь послушалась, Олег. Только я ушла не к маме. Я ушла к себе. А вот ты... — она окинула его взглядом, задержавшись на пятне от соуса на его лацкане (мамины котлеты!). — Ты как раз исполнил свое предсказание. Ты ушел к маме. И, судя по твоему виду, мамочка тебя крепко держит.
Она покачала головой и пошла к своей машине. Не к той старой, на которой ездил он, а к новой, недорогой, но своей.
— Лена! — крикнул он ей вслед. — Ты пожалеешь! Ты никому не нужна с прицепом!
Она даже не обернулась. Села в машину, завела двигатель и уехала, растворившись в потоке вечерних огней.
Вечер того же дня.
Олег сидел на кухне у матери. Телевизор орал — шло очередное ток-шоу, где обсуждали, кто кому изменил. Валентина Петровна гладила его рубашки, периодически вздыхая.
— Ничего, сынок, — приговаривала она. — Найдем мы тебе хорошую девочку. Скромную, домашнюю. Которая уважать будет. А эта... пусть локти кусает.
Олег смотрел в свою тарелку с остывшей гречкой.
Он вдруг ясно осознал одну вещь. Простую и страшную.
Он всегда хотел, чтобы жена была как мама. Заботливая, обслуживающая, предсказуемая.
Его желание сбылось. Теперь его главная женщина — это мама.
Он хотел быть главным, чтобы ему подчинялись.
Здесь он не был главным. Он был «ребенком».
— Олежа, ты почему не кушаешь? — голос матери вонзился в уши, как бормашина. — И спину выпрями! Сидишь как крючок.
Олег выпрямил спину.
— Ем, мам. Ем.
Он был дома. В том самом месте, куда в гневе посылал жену. Кармический бумеранг не просто вернулся — он прилетел, ударил по затылку и пригвоздил его к этому стулу, к этой кухне, к этой жизни.
— Кстати, — сказала мама, встряхивая рубашку. — Я тут подумала. Зарплату свою будешь мне отдавать. А то ты тратить не умеешь, опять на ерунду пустишь. Я буду копить. Нам же еще ремонт в ванной делать.
Олег открыл рот, чтобы возразить. Чтобы сказать, что он взрослый мужик, что он сам решает...
Но посмотрел на маму. На её поджатые губы, на властный взгляд.
И промолчал.
— Хорошо, мам, — тихо сказал Тиран, окончательно превратившийся в мальчика. — Как скажешь.
За окном шел дождь. Где-то в городе Лена пила какао с сыном и рисовала эскизы, не спрашивая ни у кого разрешения купить новые карандаши.
А Олег доедал гречку.
