Когда мне позвонили из больницы и сказали, что отец умер, я не смогла сдержать слёз. Хотя знала, что это случится — последние три месяца он лежал в реанимации после инсульта, врачи не давали надежды. Но всё равно, когда смерть приходит, ты не готов к ней никогда.
Отцу было семьдесят один год. Он прожил хорошую, достойную жизнь. Работал инженером на заводе, потом вышел на пенсию, занимался дачей, читал книги. Мама умерла десять лет назад от рака, и отец жил один в большой трёхкомнатной квартире, которую они вместе купили ещё в девяностых.
Я — Анна, мне сорок два года. У меня есть брат Максим, старше меня на пять лет. Мы с ним никогда не были особенно близки. Он уехал из родного города двадцать лет назад, живёт в Москве, построил там карьеру, семья, дети. Приезжал к отцу раз в год, на пару дней, и всё.
А я осталась в нашем городе. Живу в своей однушке с дочкой Полей, после развода. Работаю учительницей в школе, зарплата небольшая, но мне хватает. И всё это время я заботилась об отце. Ходила к нему каждый день после работы — убиралась, готовила, стирала. Возила его в больницу на обследования. Покупала лекарства. Просто проводила с ним время — смотрели телевизор, разговаривали, играли в шахматы.
Отец любил меня. Я это знала. Он всегда говорил: «Анечка, ты у меня золотая. Что бы я без тебя делал?» И я верила, что он ценит меня. Что понимает, сколько я для него делаю.
После смерти отца мы с Максимом договорились о похоронах. Он прилетел из Москвы, мы вместе организовали всё — гроб, венки, поминки. Хоронили на городском кладбище, рядом с мамой. Отец всегда говорил, что хочет лежать рядом с ней.
Похороны прошли тихо. Пришли соседи, бывшие коллеги отца, несколько друзей. Помянули, разошлись. Максим остался у меня на ночь — гостиница дорогая, да и незачем тратиться.
На следующий день мы пошли к нотариусу для оглашения завещания. Отец составил его три года назад, после того как перенёс первый лёгкий инсульт. Тогда он понял, что нужно привести дела в порядок.
Нотариусом была пожилая строгая женщина по имени Елена Сергеевна. Она встретила нас в своём кабинете, усадила за стол, достала папку с документами.
— Я выражаю вам свои соболезнования, — сказала она официальным тоном. — Теперь приступим к оглашению завещания Петра Владимировича Соколова.
Она открыла папку, достала лист и начала читать.
— «Я, Пётр Владимирович Соколов, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю своё имущество следующим образом».
Я слушала внимательно, сжав руки на коленях. Максим сидел рядом, расслабленный, листал телефон.
— «Трёхкомнатную квартиру по адресу...» — нотариус назвала адрес отцовской квартиры, — «завещаю сыну Максиму Петровичу Соколову».
Я вздрогнула. Что? Квартиру — Максиму?
— «Дачный участок с домом в СНТ "Рассвет" завещаю сыну Максиму Петровичу Соколову».
Сердце моё забилось быстрее. И дачу тоже Максиму?
— «Денежные средства на счетах в банках, а также ценные бумаги завещаю сыну Максиму Петровичу Соколову».
Нотариус закончила читать и посмотрела на нас. Я сидела не шевелясь, не веря своим ушам. Максим откинулся на спинку стула и усмехнулся.
— Значит, всё моё, — сказал он довольно.
— Подождите, — прошептала я. — А мне? Мне что-то осталось?
Елена Сергеевна покачала головой.
— В завещании указан только сын Максим Петрович как наследник всего имущества. Вас, Анна Петровна, ваш отец в завещании не упомянул.
Я не могла произнести ни слова. Просто сидела и смотрела на нотариуса. Это какая-то ошибка. Не может быть. Отец не мог оставить мне ничего. Я столько для него делала. Я была рядом всё время, пока Максим жил в Москве и появлялся раз в год. Я ухаживала за ним, любила его, заботилась. И он оставил всё брату?
— Анна Петровна, вы меня слышите? — спросила нотариус.
Я медленно подняла на неё глаза.
— Почему? — спросила я тихо. — Почему он так сделал?
Елена Сергеевна вздохнула.
— Я не могу знать мотивы завещателя. Могу только сказать, что завещание составлено юридически правильно, Пётр Владимирович был в здравом уме на момент подписания. Оспорить его будет практически невозможно.
Максим встал.
— Ну вот и отлично. Значит, квартира, дача и деньги — мои. Спасибо, что сообщили. Пошли, Ань?
Я посмотрела на брата. Он улыбался. Радовался. А я сидела с разбитым сердцем.
— Подождите, — вдруг сказала нотариус. — Есть ещё кое-что.
Мы оба обернулись к ней.
Елена Сергеевна достала из папки ещё один конверт. Запечатанный, с печатью.
— Пётр Владимирович оставил второй конверт. С указанием, что он должен быть вскрыт через неделю после оглашения основного завещания. В присутствии обоих наследников.
— Обоих? — переспросила я. — Но я же не наследник...
— Вас он тоже просил присутствовать, — кивнула нотариус. — Это было его условие. Приходите через неделю, в это же время. Я вскрою конверт.
Максим пожал плечами.
— Ну ладно. Приду. Хотя не понимаю, зачем эти игры.
Мы вышли из кабинета. Максим сразу позвонил жене, радостно сообщал, что получил наследство, строил планы — продать квартиру, продать дачу, вложить деньги. А я шла рядом и чувствовала, как внутри всё холодеет.
Отец меня предал. Он знал, сколько я для него делала. Знал, что я осталась рядом, что ухаживала за ним. А Максим даже на похороны приехал только потому, что так положено. И папа оставил всё ему. За что?
Следующие семь дней были для меня адом. Я не могла спать, не могла есть. Прокручивала в голове все разговоры с отцом, пыталась понять — может, я что-то сделала не так? Может, обидела его чем-то? Но я не могла вспомнить ни одного случая, когда бы папа был на меня зол или недоволен.
Я позвонила нескольким друзьям отца, спросила — не говорил ли он что-то обо мне, не жаловался? Все говорили одно и то же: Пётр Владимирович всегда хвалил свою дочь, говорил, что она золотая, что он ей очень благодарен.
Тогда почему? Почему завещание?
Через неделю я снова пришла в кабинет нотариуса. Максим уже сидел там, постукивал пальцами по столу.
— Ну что, давайте уже вскрывать этот конверт, — сказал он нетерпеливо. — У меня вечером самолёт, нужно успеть.
Елена Сергеевна положила конверт на стол. Взяла нож для бумаги, аккуратно вскрыла печать. Достала несколько листов.
— Это письмо от Петра Владимировича, — сказала она. — Он просил, чтобы я прочитала его вслух вам обоим.
И она начала читать.
«Дети мои, Максим и Анна.
Если вы слушаете это письмо, значит, меня уже нет. Значит, вы узнали о завещании и о том, что я оставил всё Максиму, а Анне — ничего.
Анечка, я знаю, как тебе сейчас больно. Я знаю, что ты не понимаешь, почему я так поступил. Ты всю жизнь была рядом, заботилась обо мне, любила меня. И я любил тебя всем сердцем. Ты — мой свет, моя радость, мой самый близкий человек.
Но есть вещи, которые ты должна узнать».
Я сидела не дыша. Нотариус продолжала.
«Максим не мой сын. Он сын твоей матери от первого брака. Мы с Ниной познакомились, когда Максиму было два года. Она была одна с ребёнком, первый муж бросил их. Я влюбился в неё и предложил пожениться. Удочерил Максима, дал ему свою фамилию. Он не знает об этом — мы никогда ему не говорили. Для него я был родным отцом.
А ты, Анечка — моя кровная дочь. Родилась через три года после нашей свадьбы. Ты — единственный мой ребёнок по крови».
Я услышала, как Максим резко выдохнул. Посмотрела на него — он был белый как мел.
— Что за бред... — прошептал он.
Но нотариус продолжала читать.
«Когда Нины не стало, я долго думал, что делать с завещанием. С одной стороны, Анечка заслуживает всего. Она была со мной до конца, она моя кровь, моя дочь. Но с другой стороны — Максим тоже мой сын. Пусть и не по крови, но я воспитывал его, любил как своего.
И я понял, что должен быть справедливым к обоим.
Анечка, ты получила от меня самое главное — моё время, мою любовь, моё внимание. Все эти годы я был рядом с тобой, мы проводили время вместе, я видел, как растёт твоя дочь Полечка, мы были семьёй. Это и есть настоящее наследство — не деньги, не квартиры, а годы, проведённые вместе. Ты получила то, чего никогда не получал Максим.
Максим уехал. Он строил свою жизнь в другом городе. Я видел его раз в год. Мы не были близки. Я не мог дать ему своего времени, своего тепла. Всё, что я могу дать ему сейчас, — это материальное наследство. Квартиру, дачу, деньги. Пусть это будет моей компенсацией за то, что я не был рядом с ним.
А тебе, Анечка, я оставляю нечто большее».
Нотариус достала из конверта ещё один документ.
«Анна Петровна, ваш отец открыл на ваше имя депозит в банке ещё двадцать лет назад. Каждый месяц он переводил туда деньги. Сейчас на этом счёте три миллиона рублей. Плюс он оформил на вас страховку жизни на сумму пять миллионов. После его смерти эти деньги перешли вам автоматически».
Я не верила своим ушам.
— Восемь миллионов? — прошептала я.
— Да, — кивнула нотариус. — Ваш отец копил эти деньги специально для вас. Они не входили в основное завещание, это были отдельные финансовые инструменты. Вот реквизиты счёта.
Она протянула мне документы. Я смотрела на цифры и не могла поверить.
Максим молчал. Он сидел, уставившись в одну точку.
Нотариус продолжила читать письмо отца.
«Максим, я не рассказывал тебе правду о твоём происхождении, потому что не хотел ранить тебя. Но теперь, когда меня нет, ты должен знать. Я любил тебя как сына. Но квартира и дача стоят около четырёх миллионов, плюс на счетах миллион. Это всё, что я могу тебе оставить.
Анечка получает больше денег, потому что она моя дочь по крови. Но это не значит, что я любил тебя меньше, Максим. Просто у каждого из вас своя доля.
Я прошу вас обоих — не ссорьтесь из-за наследства. Вы брат и сестра. Вы — семья. Берегите друг друга.
Прощайте, мои дети. Я любил вас обоих.
Ваш отец, Пётр».
Нотариус закончила читать и аккуратно сложила письмо.
В кабинете повисла тишина.
Я сидела и пыталась осмыслить всё услышанное. Отец оставил мне восемь миллионов. Он копил для меня двадцать лет. Он не предал меня. Он просто хотел быть справедливым к обоим детям.
Максим молчал. Потом медленно поднялся.
— Я... мне нужно воздуха, — пробормотал он и вышел из кабинета.
Я нашла его на улице. Он стоял у стены здания, курил. Руки дрожали.
— Макс, — тихо позвала я.
Он обернулся. Глаза были красные.
— Я не знал, — сказал он хрипло. — Я всю жизнь думал, что он мой отец. Родной отец.
— Он и был твоим отцом, — сказала я. — Не по крови, но по сути. Он вырастил тебя. Дал тебе фамилию. Любил тебя.
Максим затушил сигарету о стену.
— Но я не приезжал к нему. Я был в Москве, строил карьеру. Думал, что у меня ещё время, что потом наверстаю. А теперь его нет. И я даже не сказал ему спасибо.
Голос его сорвался.
Я подошла к брату и обняла его. Мы стояли так несколько минут, оба плакали.
— Он знал, что ты его любишь, — сказала я. — Он понимал.
— Ты думаешь?
— Я уверена.
Мы долго говорили в тот день. Максим рассказал мне о своей жизни в Москве, о жене, о детях. Я рассказала про Полю, про работу, про то, как проводила время с отцом. Мы впервые за много лет разговаривали по-настоящему, как брат и сестра.
Перед отъездом Максим сказал:
— Знаешь, Ань, наверное, папа был прав. Ты получила главное — время с ним. А я получил деньги. Но я бы отдал эту квартиру и дачу за то, чтобы хоть немного побыть с ним ещё.
— Я знаю, — ответила я.
Прошло полгода. Максим продал квартиру и дачу, как и планировал. Вложил деньги в бизнес. Иногда звонит, спрашивает, как дела. Мы стали ближе, чем были раньше.
А я на деньги от отца купила хорошую трёшку для себя и Поли. Положила часть на депозит — на образование дочери. И ещё я открыла небольшой благотворительный фонд помощи пожилым людям. В память об отце.
Каждый раз, когда я прихожу на кладбище, я разговариваю с папой. Рассказываю ему, как идут дела, что нового у Поли. И благодарю его.
За то, что он был мудрым. За то, что даже уйдя, он научил нас с Максимом главному — что семья это не деньги и не кровь. Семья — это любовь и забота, которую мы дарим друг другу.
И неважно, сколько у тебя денег в банке или сколько квартир в собственности. Важно, сколько времени ты провёл с теми, кого любишь.
Это и есть настоящее наследство.