Сегодня исполняется ровно 200 лет с момента восстания декабристов. Сюжет всем нам более или менее известный ещё со школы. Да к тому же в 2019 г. вышел широко разрекламированный фильм «Союз спасения», который немного подогрел интерес публики к тем событиям.
И пусть многие из нас плохо помнят, чего же на самом деле хотели декабристы, но зато мы помним, что многих из них сослали в Сибирь. Ещё мы помним, что за некоторыми декабристами в Сибирь последовали их жёны. Эта добровольная ссылка самих себя на каторгу вслед за мужьями получила в печати название «подвиг жён декабристов». Что ж, и впрямь подвиг. Одна лишь дорога в Сибирь была немалым испытанием. Жизнь там также была тяжёлой. И не потому, что Сибирь была плохим местом для жительства (напротив, например, Прасковья Анненкова немало восхищается в своих воспоминаниях и природой, и плодородием местной земли, и зажиточностью крестьян), а потому, что жёнам пришлось добровольно отказаться от дворянского статуса и своих капиталов (брать с собой дозволялось небольшую сумму, да и расходование тех средств контролировалось чиновниками на местах), быт нужно было выстраивать с нуля, порой терпеть издёвки от окружения («Ты прежде была княгиня, а теперь ты что?») и т. п.
Я не специалист по той эпохе и не собираюсь много писать на эту тему. Я лишь хочу поделиться некоторыми деталями, которые я вычитал в книге «Воспоминания Полины Анненковой».
Как видите, книжка старая. Можно найти и более свежие издания, но именно это сообщит нам всю полноту примечательных подробностей о подвиге(ах) жён декабристов.
Однако сначала чуть-чуть расскажу о Прасковье (или Полине) Анненковой. Разночтения в отношении имени проистекают из того неожиданного факта, что жена декабриста Ивана Анненкова была француженкой, урождённой Полиной Гёбль (1800, Лотарингия — 1876, Нижний Новгород). Происходила она из обедневшей аристократической семьи, по благополучию которой нанесла мощный удар Великая французская революция. Ей рано пришлось начать зарабатывать (шитьём и вышиванием), в 1823 г. она приехала в Россию, заключив контракт с коммерческом домом (фирмой) Дюманси, который, как она пишет, «в то время делал блестящие дела в Москве».
Вскоре её заприметил молодой аристократ и офицер Иван Анненков. Полина забеременела вне брака. И тут наступил роковой день 14 (26) декабря 1825 года. Иван Анненков, хоть и состоял в тайном обществе, но в день восстания оставался с правительственными войсками. Казалось бы, и придраться было не к чему. Но его вина оказалась в том, что он не донёс властям о разрабатывавшихся планах цареубийства. И вот Анненков отправляется на каторгу, а Полина ждёт ребёнка и мечтает последовать за любимым и выйти за него замуж.
Она долго и упорно добивается разрешения выехать в Сибирь, для чего подаёт прошение императору, оставляет на попечение матери Ивана Анненкова родившуюся за это время дочь (брать детей в Сибирь было запрещено) и в 1827 г., наконец, отправляется в Сибирь, а в 1828 г. венчается с возлюбленным.
На этом завершу свой краткий пересказ их биографий. Кому хочется узнать больше, почитайте мемуары Полины.
Однако следует сказать, что француженка оказалась подготовлена к жизни в Сибири лучше многих россиянок, поскольку с детства была приучена к труду, а вот знатные и богатые жёны прочих декабристов оказались в совершенно незнакомых им реалиях. Вот, что она пишет:
Когда я переехала в свой дом в октябре месяце, то там была уже устроена плита, и дамы наши часто приходили посмотреть, как я приготовляю обед, и просили научить их то сварить суп, то состряпать пирог. Но, когда дело доходило до того, что надо было взять в руки сырую говядину или вычистить курицу, то не могли преодолеть отвращения к такой работе, несмотря на все усилия, какие делали над собой. Тогда наши дамы со слезами сознавались, что завидуют моему умению всё сделать, и горько жаловались на самих себя за то, что не умели ни за что взяться, но в этом была не их вина, конечно. Воспитанием они не были приготовлены к такой жизни, какая выпала на их долю, а меня с ранних лет приучила ко всему нужда.
Впрочем, она умела не только готовить.
Местоположение в Чите восхитительное, климат самый благодатный, земля чрезвычайно плодородная. Между тем когда мы туда приехали, никто из жителей не думал пользоваться всеми этими дарами природы, никто не сеял, не садил и не имел даже малейшего понятия о каких бы то ни было овощах. Это заставило меня заняться огородом, который я развела около своего домика. Тут неподалеку была река, и с северной стороны огород был защищен горой. При таких условиях овощи мои достигли изумительных размеров. Растительность по всей Сибири поистине удивительная, и особенно это нас поражало в Чите. Когда настала осень и овощи созрели, я послала солдата, который служил у меня и находился при огороде, принести мне кочан капусты. Он срубил два и не мог их донести, так они были тяжелы, пришлось привезти эти два кочана в телеге. Я из любопытства приказала свесить их, и оказалось в двух кочанах 2 пуда 1 фунт весу. Мне некуда было девать всё, что собрали в огороде, и я завалила овощами целую комнату в моём новом доме. Трудно себе представить, каких размеров были эти овощи: свекла была по 20 фунтов, репа — по 18 ф., картофель — по 9 ф., морковь — по 8 ф., (редька — 32 ф.). Конечно, мы выбирали самые крупные, но всё-таки я уверена, что нигде никогда не росло ничего подобного. Овощи всем нам очень пригодились в продолжение зимы. Потом и другие занялись огородами.
Но всё же, пожалуй, самую интересную (и пикантную) подробность мы найдём в одном из комментариев составителей к тексту Полины Анненковой. Вот он.
Надо сказать, что в статье М. М. Попова (который был чиновником Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, т. е. работал «в органах»), опубликованной в сборнике О минувшем: Ист. сб. — Санкт-Петербург: тип. Б.М. Вольфа, 1909 (С. 110-121) пикантные подробности вымараны цензурой.
Да и в советском переиздании «Воспоминаний Полины Анненковой» 1977 г. этот комментарий приведён в несколько усечённом виде:
Жёны долго думали, как бы помочь этому горю. Анненкова наняла здоровую девку, подкупила водовоза, который поставлял воду в острог, подкупила часовых. Под вечер девку посадили в пустую бочку, часовой растворил ворота острога, и, выпущенная на двор, девка проведена была другим часовым в арестантские комнаты. Тем же порядком на следующее утро девку вывезли из острога.
В общем, общая картина несколько смягчена. Да и понятно. Всё-таки герои-декабристы, чистый романтичный образ... А тут чёрт знает что! Согласитесь, если бы в каком-то кино показали такой эпизод, общественность бы стала возмущаться. В комментариях в интернете писали бы что-то вроде «О времена, о нравы! Сценаристы, дети развращённого XXI века, наполнили фильм своими больными фантазиями. Фильм антиисторичен и потакает вкусам сегодняшней публики, которая так падка на клубничку».
В общем, подвиг жён декабристов обретает какие-то новые краски. Мы видим, что о мужьях они заботились так, что сегодня даже сложно в это поверить.
Зачем же я пишу об этом? Нет, не для потакания вкусам сегодняшней публики (полагаю, моя узкая аудитория в целом отличается от широкой публики), а для того, чтобы продемонстрировать, как наши обобщённые представления о какой-то эпохе и присущих ей особенностях, например, о морали той поры, легко могут идти вразрез с реалиями, отражёнными в исторических источниках. Это ещё раз иллюстрирует мой фирменный тезис: историю нельзя знать, её можно лишь изучать. И процесс её изучения никогда не заканчивается. Даже год издания источника может влиять на то, какой объём информации мы из него получим. Вот в этом и заключается мораль моей сегодняшней статьи.