После больницы мир не встал на место. Он лишь раскалывался на всё более мелкие, нестыкующиеся осколки. Я пыталась вернуться к рутине, как к спасательному кругу — что-то знакомое, что могло бы удержать меня на плаву в этом море странностей. Бюро переводов, где я работала удалённо, моя тихая квартира с видом на серые крыши, вечерний чай у окна. Казалось, стоит лишь погрузиться в привычный ритм, как тревога отступит, а все необъяснимые события сотрутся, как дурной сон.
Но реальность упрямо демонстрировала обратное. Она будто давала мелкие, но оттого ещё более противные сбои. Первым стал интернет. В самый разгар работы над срочным техническим текстом соединение просто исчезло. Не «зависло», не «упала скорость» — оно отключилось полностью на ровном месте. Роутер мигал зловещим красным глазком. Я позвонила провайдеру, и уставший голос на том конце провода заверил, что в нашем районе «всё идеально, заявок нет». Ровно через час, как ни в чём не бывало, связь восстановилась сама собой. Словно кто-то щёлкнул невидимым выключателем. Я списала это на техническую случайность, но чувство лёгкого, леденящего недоумения осталось.
Вторым «сбоем» стало моё единственное комнатное растение — большой, пышный папоротник в глиняном горшке. Он стоял у меня года три, пережил и мою забывчивость, и отъезды. Я поливала его вечером, перед сном, как обычно. А утром подошла к окну и застыла в оцепенении. Папоротник, ещё вчера зелёный и жизнестойкий, лежал в горшке как тряпка. Листья поникли, потеряли тургор, стали серо-бурыми, безжизненными. Он завял не постепенно, а словно за одну ночь в нём отключили источник жизни. Я тронула почву — она была влажной. Ни сквозняков, ни изменений в уходе. Просто ещё одна маленькая смерть в моём личном пространстве. Иррациональный страх шепнул: следующей могу быть я.
Именно тогда мне отчаянно захотелось услышать голос нормальности. Голос из прошлого, которое я помнила. Я набрала номер Максима. Максим был не просто другом, он был частью моего детства, моим личным архивом в плоти. Мы вместе бегали по дворам, списывали друг у друга домашку, он смеялся над моими первыми стихами. Да, в последние годы мы виделись реже — жизнь, работа, другие заботы. Но мы оставались на связи. Я помнила нашу последнюю встречу. Месяц назад, в ноябре. Мы пили кофе в том самом антикафе, говорили о его новых проектах и о моём вечном поиске себя. Он пожаловался на боль в спине от долгой работы за компьютером. Я прекрасно это помнила.
Трубку взяли почти сразу. «Лизка?» — его голос прозвучал удивлённо, но тепло.
«Привет, Макс. Как ты?» — я старалась, чтобы мой голос не дрожал.
«Да нормально, работаю. А ты-то как? Звонок-то какой неожиданный».
«Да вот… Соскучилась, — соврала я. — Давно не виделись. Со встречи в ноябре».
На том конце провода повисла пауза. Затянувшаяся. «Лиза, — осторожно начал Максим, — мы с тобой в ноябре не виделись. Мы вообще… Господи, наверное, года два как не виделись толком. Ты тогда уезжала куда-то, потом всё как-то…»
У меня похолодели пальцы, сжимающие телефон. «Что ты говоришь, Макс? Мы же встречались у «Берёзки», в антикафе. Ты рассказывал про новый заказ на логотипы. У тебя тогда спина болела».
Ещё более долгое молчание. Я слышала его ровное дыхание. «Лиз, — он говорил теперь мягко, как больному ребёнку. — Я год как переехал в другой район. Я в том антикафе не был с тех пор, как мы там отмечали твой день рождения, это было три года назад. И со спиной у меня всё в порядке, слава богу. Ты в порядке? Может, переутомилась?»
Мир вокруг поплыл. Я стояла посреди кухни, глядя на увядший папоротник, и слушала, как моя собственная память, казавшаяся такой реальной и детальной, рассыпалась в прах под спокойными словами друга. Я не сомневалась в его искренности. Максим никогда не был тем, кто играет в такие жестокие шутки. Значит, ошиблась я. Но как можно так детально, так ярко помнить то, чего никогда не было? Запах кофе в той чашке. Оттенок его синей куртки. Звук его смеха.
«Да… Наверное, перепутала, — выдавила я из себя. — Извини, что побеспокоила».
«Да ладно тебе, не извиняйся. Слушай, если что — звони, всегда рад. Может, правда встретимся как-нибудь?» — в его голосе звучала неподдельная забота и лёгкая тревога.
Я что-то пробормотала в ответ и положила трубку. Телефон выскользнул из влажных ладоней. Я опустилась на стул. Теперь у меня было не два, а три разлома. Дневник матери с пророческими словами. Моя собственная зияющая пустота в памяти о прошлом годе. И теперь вот это — живое, осязаемое свидетельство того, что мои воспоминания врут. Что я могу помнить целые куски жизни, которых по факту не существовало.
Это было страшнее всего. Если я не могу доверять своему прошлому, то на что опереться в настоящем? Как отличить правду от вымысла, реальность от мифа, который мой собственный разум услужливо подсовывает мне вместо утраченных фактов? Я посмотрела на экран ноутбука, на открытый рабочий файл. Безобидный текст о свойствах нового полимера. Но буквы вдруг поплыли перед глазами, потеряли смысл. Вся моя жизнь — работа, дом, воспоминания — начала казаться хрупкой декорацией, за которой кто-то или что-то ведёт свою непонятную игру.
И я поняла одну простую и ужасную вещь. Я больше не могу быть пассивной наблюдательницей этих «сбоев». Если моя память — ненадёжный союзник, мне нужны улики. Осязаемые, материальные доказательства того, что было, а чего не было. Начинать нужно с самого большого белого пятна. С того самого потерянного года, который начался с Нового года, которого я не помню. Пора превратиться из жертвы странных обстоятельств в следователя по своему собственному делу.
И первым пунктом в моём расследовании станет цифровая жизнь. Фотографии, переписки, чеки — всё, что может хранить отпечатки реальности, которой я не доверяю, но которая, возможно, единственно верна.
💗 Затронула ли эта история вас? Поставьте, пожалуйста, лайк и подпишитесь на «Различия с привкусом любви». Ваша поддержка вдохновляет нас на новые главы о самых сокровенных чувствах. Спасибо, что остаетесь с нами.
📖 Все главы произведения ищите здесь:
👉 https://dzen.ru/id/6730abcc537380720d26084e