На реке его знали все. Не по имени звали, а просто «тот дед, который не пьёт». Этого было достаточно, чтобы стать мишенью для насмешек.
Он появлялся рано, когда туман ещё стелился по воде. Садился всегда отдельно. Не лез к компаниям, не спорил за место, не смотрел по сторонам. Старый бушлат, аккуратно сложенные снасти, термос. Ни бутылки. Ни запаха табака. Обычный тихий дед.
— Опять этот, сказал как-то кто-то из молодых, кивая в его сторону. Как на поминках сидит.
— Боится, усмехнулся другой. Старость не радость.
Звали его Алексей Михайлович. Лет шестьдесят с небольшим. Лицо сухое, жёсткое, будто выточенное. Глаза спокойные, но не пустые. Такие бывают у людей, которые много видели по жизни и давно перестали объяснять самого себя окружающим. Такой, какой есть и точка.
Первые месяцы на местной реке его просто игнорировали. Потом начали предлагать выпить.
— Дед, давай по сто грамм, кричали с соседнего берега рыбаки.
Он поднимал глаза и качал головой.
— Не пью.
— Совсем?
— Совсем.
Это раздражало постоянных выпивох, которые не представляли себе иную жизнь. Почему он не пьёт никто толком объяснить не мог. Просто раздражало. Когда человек не такой, как все, особенно в мужской компании, его начинают проверять. Давить. Поддевать.
— А чё так? однажды спросил самый громкий. Закодированный, что ли?
— Нет. Просто не хочу.
— Значит, подкаблучник был?
Смех раскатывался по берегу реки.
Алексей Михайлович молчал. С каждым разом шутки становились грубее. Его начали звать «монахом», «трезвенником», «правильным». Однажды кто-то специально поставил бутылку у его ног.
— Может, созреешь, сказали.
Он поднялся, аккуратно отодвинул бутылку сапогом и сел обратно.
— Убери, сказал тихо. Я нормально попросил.
Это «попросил» прозвучало странно. Не как просьба. Но тогда никто не обратил внимания.
В тот день компания собралась большая. Пятеро молодых, самогонка, шашлык, музыка. Алексей Михайлович, как обычно, ниже по течению. Ветер тянул запах алкоголя и жареного мяса.
— Эй, дед! крикнули ему. Ты чего один опять? Иди к нам. Мужик без выпивки у нас это не мужик!
Он не ответил.
— Слышь, подошёл один, ты людей вообще уважаешь?
Алексей Михайлович медленно встал.
— Я никого не трогаю, сказал он. И вы меня не трогайте.
— А если тронем? ухмыльнулся парень.
И тут Алексей Михайлович впервые посмотрел прямо. Не зло. Не агрессивно. Просто внимательно. Так смотрят на человека, которого оценивают.
— Тогда придётся заговорить, сказал он.
— О, заговорил! — засмеялись остальные. Ну давай, расскажи, почему ты такой правильный.
Он помолчал. Долго. Потом снял кепку, провёл ладонью по седым волосам и сел обратно на бревно.
— У меня был сын, сказал он негромко. Сергей. Двадцать три года.
Смех оборвался не сразу, но стих.
— Он тоже рыбачил. Любил реку. Со мной ездил. Мы с ним часто молчали. Это было нормально.
Алексей Михайлович смотрел на воду.
— В тот день он поехал к друзьям. День рождения. Я сказал: «Если будешь пить не садись за руль». Он сказал: «Пап, да ты что». Я поверил.
Он сглотнул.
— Его сбил пьяный. На встречке. Мальчишка тоже, двадцать пять лет. Отмечали что-то. Не помнит даже что. У Сергея шансов не было.
Тишина на берегу стала плотной.
— Я приехал в на опознание, продолжил он. Там пахло спиртом и холодом. И я понял одну вещь. Алкоголь это не веселье. Это то, что делает из нормальных людей монстров.
Кто-то опустил глаза.
— Я после этого попробовал выпить, сказал Алексей Михайлович. Думал, станет легче. Не стало. Я просто понял, что если выпью ещё раз, то перестану быть отцом. Даже после гибели сына.
Он поднялся.
— Поэтому я не пью. Не потому что слабый. А потому что слишком хорошо знаю цену этому.
Он надел кепку, взял снасти и пошёл. Медленно, но ровно.
Никто его не остановил. Никто не пошутил.
Через неделю его снова увидели на реке. Сидел, как обычно. Но теперь рядом никто не шумел. А если кто-то доставал бутылку, делал это подальше.
Однажды к нему подошёл тот самый громкий парень.
— Алексей Михайлович… неловко начал он. Мы тогда… перегнули.
Старик посмотрел на него.
— Главное, сказал он, чтобы вы не перегнули в другой раз. За рулём. Или дома. Где дети.
Парень кивнул. С того дня на берегу его больше не называли трусом. А иногда, когда кто-то отказывался пить, другие молча кивали.... без смеха, без давления.
Потому что река всё помнит. И те, кто сидит у неё молча, часто знают о жизни больше, чем самые громкие заголовки газет.... Оставляйте лайк и еще почитайте статьи мои по ссылке ниже: