Света проснулась от того, что её колотило. Не просто знобило — именно колотило, будто кто-то схватил за плечи и трясёт изо всех сил. Одеяло не спасало. Она свернулась клубком, подтянув колени к груди, но холод пробирал насквозь, добирался до костей. А кожа при этом горела.
Термометр, который она с трудом нашла в тумбочке, показал 39,6. Голова раскалывалась так, будто внутри черепа кто-то методично бил молотком. Света попыталась сглотнуть — во рту было сухо, как в пустыне. Язык прилип к нёбу.
— Дим… — прохрипела она. — Дима, воды принеси…
Из гостиной донеслось недовольное сопение. Потом шаги — медленные, нарочито тяжёлые. Дмитрий появился в дверях спальни не сразу. Сначала он натянул медицинскую маску, тщательно расправив её на носу. Только потом вошёл. Остановился в метре от кровати, глядя на жену так, будто она больна чумой.
— Опять тебе плохо? — в его голосе не было ни капли сочувствия. — Я же час назад приносил. У меня завтра презентация важная, мне нельзя заболеть.
— Пить хочу… очень, — еле выдавила Света.
Дмитрий тяжело вздохнул, развернулся и пошёл на кухню, громко шаркая тапками. Вернулся с кружкой, наполненной едва на треть. Поставил на самый край тумбочки — подальше от постели.
— На. Только сама пей, ладно? Я не хочу твои микробы подхватить.
Света смотрела на него сквозь жар и слёзы. Это был её муж. Человек, с которым она четыре года прожила. Который обещал быть рядом всегда. Видимо, грипп с высокой температурой в эту категорию «всегда» не входил.
— Дим, в аптеку надо… Таблетки кончились. И мёду купи, — её голос звучал жалко.
— Господи, опять в аптеку! — буркнул он. — Там сейчас полно заразных. Я посмотрю по работе. Может, вечером схожу.
Он ушёл. Просто развернулся и ушёл в гостиную. Света услышала, как щёлкнул замок. Он закрылся. От неё. Как от прокажённой. Через минуту из-за двери донеслись звуки компьютерной игры — выстрелы, команды, взрывы. Он надел наушники и погрузился в виртуальный мир, где не существовало больной жены.
Обида была острой, физической. Света лежала и смотрела в потолок. Слушала эти далёкие звуки войны, пока её собственное тело вело настоящую битву с инфекцией. Одиночество накрывало тяжёлой волной. Она чувствовала себя не просто одинокой — брошенной. Оставленной умирать человеком, который предпочёл игру реальности.
Время тянулось мучительно медленно. Свету проваливало то в тяжёлый сон, то выбрасывало обратно в реальность. Жар усиливался. Воды давно не осталось. В горле першило, каждый вдох давался с трудом. Реальность плыла, смешиваясь с лихорадочными кошмарами.
Её вырвало из забытья резкий телефонный звонок. Звук шёл из гостиной. Света услышала, как стихли выстрелы в игре. Дмитрий снял наушники.
— Да, мам, привет! — голос его был бодрым, заботливым. — Что случилось?
Света насторожилась. Это звонила свекровь, Алла Борисовна. Голоса той она не слышала, но по репликам Дмитрия картина складывалась сама.
— Что значит нехорошо себя чувствуешь? Давление? Сколько? Сто тридцать на восемьдесят пять? — в его голосе появилась тревога. Та самая тревога, которую Света тщетно ждала весь день. — Голова болит? Сильно? Таблетки пила? Понял. Мам, не волнуйся. Я сейчас приеду.
«Сейчас приеду». Эти слова ударили Свету, как током. Она даже приподнялась на подушке, забыв про слабость. Комната закружилась, но она удержалась.
Дверь гостиной распахнулась. Дмитрий вылетел оттуда как ошпаренный. Маску он уже сорвал и швырнул на пол. Лицо было напряжённым, сосредоточенным. Он метался по квартире, собирая что-то в пакет.
Света увидела, как он выгребает из холодильника мандарины — те самые, которые она вчера просила ему купить для себя. Йогурты, яблоки, сок. Потом он рванул к аптечке. Руки его лихорадочно перебирали упаковки. Он схватил препарат для сердца, что-то от давления. А потом его взгляд упал на последний блистер жаропонижающего. Единственный, что оставался в доме.
— Дим… — прошептала Света.
Он её не услышал. Без колебаний бросил таблетки в пакет. Он собирался увезти последнее, что могло облегчить её страдания.
Только обуваясь, он, кажется, вспомнил о её существовании. Заглянул в спальню на ходу.
— Свет, я к маме. Ей плохо, там вроде давление скачет.
— У неё сто тридцать давление, Дима, — голос Светы обрёл неожиданную силу. — Это нормально. А у меня сорок температуры. Ты забрал последние таблетки.
Он поморщился, словно она сказала что-то неуместное.
— Свет, не начинай. Маме пятьдесят шесть, у неё гипертония. А ты молодая, переболеешь. Отлежишься. Я не могу её одну оставить. Всё, побежал.
Он не стал слушать ответ. Просто развернулся и выскочил за дверь. Она услышала, как он сбегает по лестнице. Хлопнула дверь подъезда. Тишина.
Света смотрела на открытую дверь спальни. На брошенную маску. На разорённую аптечку. Он уехал. Сорвался через полгорода из-за того, что у его мамы «голова болит». А её оставил сгорать от жара. Без лекарств. Без воды. Одну.
В этот момент она поняла: её болезнь была просто тестом. И муж этот тест с треском провалил.
Время потеряло границы. Света то проваливалась в забытьё, то выныривала. Жар становился невыносимым. Во рту стоял металлический привкус. Губы потрескались. Кружка на тумбочке была пуста.
Нужна была вода. Эта мысль стала единственной ясной в тумане сознания. Света откинула влажное от пота одеяло. Попыталась встать — ноги не держали. Мышцы отказывались слушаться. Комната плыла перед глазами.
Тогда она сползла с кровати на пол. Села на четвереньки и поползла. Медленно, с трудом переставляя руки и ноги. Каждый метр давался мучительно. В коридоре она зацепилась плечом за косяк. Потеряла равновесие и рухнула набок. Колено с размаху врезалось в острый металлический порожек между коридором и кухней.
Боль пронзила насквозь. Острая, отрезвляющая. Света вскрикнула. Подтянула ногу к себе — сквозь ткань пижамных штанов проступало тёмное пятно. Кровь.
Она разбила колено. До крови. В собственной квартире. Потому что муж уехал спасать маму от «головной боли».
Этот момент стал переломным. Сидя на холодном кафеле кухни, прижимая руку к кровоточащей ране, Света смотрела на квартиру другими глазами. Это было не их семейное гнездо. Это было место её унижения.
Она дотянулась до крана, открыла холодную воду и жадно пила, захлёбываясь. Вода была лучшим, что она чувствовала за последние сутки. Немного придя в себя, она поднялась, опираясь на столешницу. Ноги дрожали. На столе лежал телефон. Она набрала номер Дмитрия.
Гудки тянулись долго. Наконец он ответил — голос бодрый, с лёгким раздражением.
— Да, Свет, что срочного? Я с мамой.
Позади шумел телевизор.
— Дима, я упала. Ползла на кухню и разбила колено. Здесь кровь. Мне очень плохо, — её голос был ровным, холодным.
Пауза. Потом тяжёлый вздох.
— Свет, ты чего как маленькая? Помажь йодом. Я не могу сейчас, понимаешь? У мамы криз серьёзный, ей внимание нужно. А ты молодая, сама справишься. Ладно, позже перезвоню.
И тут её прорвало. Холодная ярость вылилась в слова, которые она произнесла чётко и отчётливо:
— То есть пока я лежала с температурой сорок, ты мне даже воды не налил, а как твоя мама чихнула — ты через весь город помчался? Ну и оставайся там со своей мамочкой. Ко мне больше не возвращайся, предатель!
Она бросила трубку. Всё. Внутри что-то оборвалось. Последняя нить, связывавшая её с этим человеком. Она посмотрела на разбитое колено, на капли крови на светлой плитке. И не почувствовала ничего. Только ледяную пустоту. И твёрдое решение.
Прошло три дня. Температура спала, оставив слабость и странную ясность в голове. Кризис миновал. На третий день Света позвонила соседке, тёте Гале. Та пришла с судком горячего супа, обработала рану, поворчала на «нынешних мужиков» и оставила свой номер.
Эта простая забота чужого человека стала последним доводом против Дмитрия. Пока соседка возилась на кухне, Света действовала. Нашла в интернете службу замены замков. Мастер приехал через полтора часа. Короткий скрежет инструмента — и у неё в руках новый комплект ключей. Старая личинка полетела в мусорку.
Потом она принялась за вещи мужа. Без истерик, методично. Открыла шкаф и начала складывать его рубашки, джинсы, костюмы в большие чёрные мешки. Туда же отправились ботинки из прихожей. Ноутбук со стола. Игровая приставка — его святая святых. Коллекция дисков. Наушники, которые были ему дороже её стонов. Бритвенные принадлежности из ванной. Даже его любимая кружка с надписью «Лучший программист».
Она зачищала пространство. Выжигала его присутствие из квартиры. Когда четыре огромных мешка были набиты, она, превозмогая слабость, по одному вытащила их на площадку и поставила у мусоропровода.
Вечером Света сидела на кухне и пила чай с мёдом, который сама себе заварила. Не чувствовала ни злорадства, ни сожаления. Только усталость и пустоту.
Наконец она услышала знакомые шаги на лестнице. Потом скрежет ключа в замке. Раз. Другой. Приглушённое ругательство.
В дверь неуверенно постучали.
— Свет? Ты дома? Что с замком?
Света молчала, глядя в чашку.
Стук стал громче.
— Света, открой! Ключ не подходит! Что случилось?
Она продолжала молчать. Наслаждалась этим звуком — звуком его бессилия.
— Да что творится?! — он уже не стучал, а колотил кулаком. — Света! Открывай немедленно!
В этот момент из соседней квартиры выглянул дядя Коля. Оглядел мешки у мусоропровода, потом Дмитрия. На его лице появилась хитрая ухмылка. Он подошёл к мешку, развязал и с интересом вытащил почти новую куртку. Примерил. Как раз впору.
— Эй! Это моё! Положи! — заорал Дмитрий.
— А что, выкинули же, — невозмутимо ответил дядя Коля, копаясь в мешке дальше. — Бесхозное значит.
Дмитрий взвыл и снова забарабанил в дверь.
— Света, я эту дверь сейчас выбью! Ты что творишь?!
Тогда она подошла к двери. Не открывая, произнесла громко и чётко, чтобы слышали все:
— Уходи, Дмитрий. Твоего дома здесь больше нет.
— Ты спятила?! Это моя квартира тоже! Я полицию вызову!
— Вызывай, — её голос был ледяным. — Объяснишь им, как бросил больную жену с температурой сорок умирать, а сам к мамочке умчался, которой «голова болит». Расскажешь, как я ползала по полу и колени разбивала, пока ты по телефону говорил, что я «сама справлюсь». Давай, вызывай.
В его кармане зазвонил телефон. Он ответил, не отходя от двери.
— Да, мам… Нет, не могу сейчас!.. Что?! Она замки поменяла, вещи выкинула!
И тут же Света услышала из телефона визгливый голос свекрови:
— Что значит не пускает?! Да кто она такая?! Димочка, скажи ей, пусть открывает немедленно! Совесть совсем потеряла! Я тут чуть в больницу не попала, а она истерики устраивает!
Дмитрий припал к двери:
— Ты слышала?! Мать из-за тебя чуть в больницу не попала! Открывай сейчас же!
Света усмехнулась. Холодно, беззвучно.
— Передай своей маме, что теперь у неё появился шанс ухаживать за тобой круглосуточно. Можешь жить у неё. Лечить её от «головокружений» и носить ей мандарины. А мою квартиру и мои вещи больше не трогай.
— Ты ещё пожалеешь! — прорычал он. — Ты у меня ещё попляшешь!
Но его угрозы тонули в общем гуле. Соседи растаскивали вещи. Кто-то прихватил приставку, кто-то утащил мешок с одеждой. Дядя Коля уже щеголял в куртке. Это был финал. Громкий, унизительный.
Дмитрий ещё что-то кричал, свекровь визжала в телефон, но Света их уже не слушала. Отошла от двери и вернулась на кухню. Села за стол. Шум постепенно стихал. Он уходил. Побеждённый.
А она сидела в тишине своей — теперь только своей — квартиры и медленно пила остывший чай. Не чувствовала победы. Просто пустоту. И твёрдую уверенность, что поступила правильно.
Через неделю ей позвонила подруга Олеся. Поинтересовалась, как дела. Света рассказала коротко.
— Молодец, — выдохнула Олеся. — Я бы на твоём месте сделала то же самое. Муж, который бросает больную жену ради мамочки с «головной болью», — это не муж. Это мальчик, который так и не вырос.
Света улыбнулась. Впервые за эти дни.
— Знаешь, я не жалею. Болезнь показала его настоящего. Лучше узнать сейчас, чем через десять лет.
Колено заживало медленно, но верно. Слабость отступала. А вместе с ней уходила и та жизнь — фальшивая, где рядом был человек, готовый помочь только своей маме. Впереди была неизвестность. Но это была её неизвестность. Её жизнь. Её выбор.
И впервые за долгое время Света чувствовала себя по-настоящему свободной.