Алиса: город, судьба, любовь.
Город на Неве хранит множество историй. Одни высечены в граните его набережных и площадей, другие живут в тихом шепоте парадных, в отсветах речной воды на потолках, в памяти деревьев, переживших войну. Есть истории, которые становятся частью самого городского воздуха, его культурного кода, его души. Имя Алисы Фрейндлих — из таких. Оно звучит не просто как имя знаменитой актрисы, а как один из чистых и стойких духовных маяков этого города, как воплощение его достоинства, его выстраданной красоты, его интеллигентности, которая не сломалась ни под обстрелами, ни под ветрами перемен. Поговорить о ней — это не перечислить роли и награды, коих не счесть. Это попытаться понять, как в одной хрупкой женщине, чей рост едва превышает полтора метра, смогли уместиться такая несгибаемая сила, такая бездна таланта и такая всеобъемлющая, тихая человечность.
Всё начиналось здесь, в самом сердце имперского Петербурга, на Исаакиевской площади. Девочка, родившаяся зимой 1934 года, с балкона своей квартиры видела золотой купол собора, а в пяти минутах ходьбы стоял Медный всадник. Эта «сверхкрасота», как она сама позже скажет, с детства вошла в душу и околдовала на всю жизнь. Казалось, сама судьба прописала её в этом величественном пейзаже. Но детство, предначертанное для сказок и кукол, очень быстро сменилось другой, жестокой реальностью. Война. Блокада. Это главное, неизгладимое впечатление, которое навсегда отпечаталось в памяти ребёнка. Она, шестилетняя, часами смотрела на стрелку часов, ожидая, когда можно будет отщипнуть крошечную, строго отмеренную бабушкой долю от пайки хлеба. Бабушка, регулировавшая еду с немецкой, а может, просто с человеческой, спасительной педантичностью, спасла семью от голодной смерти. Они ели студень из столярного клея, жгли мебель, а мама ходила через весь вымирающий город на работу к Волкову кладбищу.
Но в этих страшных «предлагаемых обстоятельствах», как сказал бы театральный педагог, происходило не только физическое, но и душевное взросление. Вспоминая то время, Алиса Бруновна говорила удивительную вещь: блокадники, по её ощущению, были сосредоточены на себе, и эта созерцательность внутреннего состояния не только помогала выжить, но и позволяла всё запомнить. Уже тогда, в ребёнке, формировался тот самый внутренний стержень, способность к глубинному самонаблюдению, которое позже станет основой её актёрского метода. И ещё — острая потребность в улыбке. Улыбка как психотерапия, как физическая защита. Может быть, отсюда, из этого детского открытия, родится потом та самая, неповторимая улыбка Фрейндлих — не всегда весёлая, но всегда одухотворённая, светящаяся изнутри пониманием, что жизнь, вопреки всему, — «благодать».
После войны были три года в Таллине, возвращение в Ленинград, школа. И судьбоносный драматический кружок под руководством актрисы БДТ Марии Призван-Соколовой. Именно она разглядела в подростке не просто артистичность, а настоящий талант. Дома всегда звучала музыка — мамина сестра и её муж были певцами, бабушка играла на скрипке. Девочка мечтала об опере, у неё было сильное меццо-сопрано. Но отец, актёр Бруно Фрейндлих, мудро отговорил: «Ты же кроха, а там фактура нужна». Он же и направил: «Если пойдёшь в театральный институт, то сможешь всё — играть, петь, танцевать». Так был сделан выбор. Поступление в Ленинградский театральный институт им. Островского, учёба у легендарного Бориса Зона, который разглядел в ней острохарактерную актрису и травести. Никто тогда не предполагал, какие драматические высоты ей предстоит взять. Она и сама, наверное, не думала.
Театр им. Комиссаржевской стал первой, суровой школой. Молодая актриса получала роли, от которых отказывалась прима Эмма Попова. Это была школа смирения, терпения и ежевечерней работы на износ. «Огонь, вода и медные трубы», — так она сама вспоминала те годы. Но именно там ковался характер, оттачивалось мастерство, закалялась воля. А потом в её жизнь вошёл Игорь Владимиров. Режиссёр, художник, человек-эпоха. Он стал для неё всем: учителем, режиссёром, мужем. Переход в Театр им. Ленсовета под его начало открыл новую страницу. Владимиров, с его безупречным чувством формы и музыкальностью (он, по словам Фрейндлих, был «болен» музыкой), создал для неё уникальный творческий полигон. Здесь расцвел её талант. Она пела и танцевала в «Соломенной шляпке», поражала драматизмом в «Трёхгрошовой опере», была трогательной и смешной в «Малыше и Карлсоне». Владимиров «развернул её судьбу». В этом браке родилась дочь Варвара — новый, бесконечно важный смысл жизни.
Именно в ленсоветовский период пришла и всесоюзная слава в кино. Кажется, сама судьба вела её к встрече с Эльдаром Рязановым. Людмила Прокофьевна Калугина из «Служебного романа» — роль, которую, казалось, писали с неё. Но какого труда это стоило! Превратиться из «мышки», «упыря» в элегантную, раскрывшуюся женщину — это была гениальная работа не только гримёров, но прежде всего души актрисы. Она не играла ходульную метаморфозу, она показывала, как из-под панциря служебного романа (в прямом и переносном смысле) пробивается к свету забитая, но не сломленная женственность. А потом была блистательная, ироничная и печальная баронесса де Шампеньи, пропевшая гимн благодарности «каждой погоде». Была Анна Австрийская в «Д’Артаньяне…» — величественная, страдающая, прекрасная. И — отдельная вселенная — жена Писателя в «Сталкере» Андрея Тарковского. Маленькая роль, почти без слов, но какой вселенский масштаб отчаяния, усталости и любви в её молчаливом присутствии!
Но ничто не вечно под луной. Творческий и семейный союз с Владимировым дал трещину. Разрыв был мучительным и для театра, и для них самих. Фрейндлих поклялась доигрывать свои спектакли, но режиссёр считал, что её присутствие будет «помехой», ностальгией по прошлому. Она ушла, оставив часть сердца на той сцене. В 1983 году она пришла в Большой драматический театр к Георгию Товстоногову. Это был смелый шаг в зрелом возрасте, новая школа, новый круг высочайших требований. И она выдержала. Леди Макбет, Шарлотта из «Вишнёвого сада», Аманда Уингфилд в «Стеклянном зверинец»… Каждая роль — глубокое философское высказывание. Театр стал её храмом, лабораторией души. Она говорила, что кино — это воля режиссёра и монтажёра, а театр — это живое, сиюминутное таинство, где ты отдаёшь себя без остатка.
Личная жизнь после развода с Владимировым сложилась не сразу. Короткий брак с актёром Юрием Соловьём не принёс гармонии. Главной опорой стала семья: дочь Варвара, внуки. Трагическая гибель зятя, политика Сергея Тарасова, в теракте «Невского экспресса» в 2009 году стала для неё страшным ударом. Она отказалась от пышного празднования своего юбилея. Жизнь вновь преподала жестокий урок, но не сломила.
Секрет её творческого и человеческого долголетия — в удивительной философии, выстраданной и сформулированной с афористичной точностью. Её цитаты — это не просто остроумные фразы, это свод жизненных правил человека, прошедшего через ад и сохранившего свет.
- О ценности жизни: «У меня до сих пор сохранилась блокадная привычка: я не могу ничего оставлять на тарелке». Для неё это не про еду, а про отношение ко всему дарованному — времени, любви, таланту.
- О совести: «Я не испытываю удовольствия, видя, что люди вместе с прочими свободами обрели свободу от совести». Совесть для неё — внутренний, неподкупный компас.
- О глубине людей: «Есть люди-океаны… А есть лужи — мелкие и неглубокие». Она ценила глубину, а не блеск поверхности.
- О сути счастья: «Счастье — это любить… гораздо важнее любить, а не быть любимой». И ещё: «счастливы люди только в тот момент, когда могут делиться и отдавать». Вся её актёрская жизнь — подтверждение этому.
- Об одиночестве: Даёт самое пронзительное определение: «Одиночество — это когда некому себя отдать».
- О душе и детстве: «Чтобы отдавать самого себя, нужно сначала обзавестись душой. Но она… приобретается с годами, взращивается». И ключ к творческому долголетию: «Чем дольше человек хранит в себе детство, тем дольше сохраняется данное ему от природы дарование».
Вот она, формула Алисы Фрейндлих. Девочка, пережившая блокаду, взрастила в себе огромную, щедрую душу-океан. И всю жизнь щедро отдавала её нам — со сцены и с экрана. Она играла королев и «упырей», травести и трагических героинь, оставаясь при этом удивительно цельной, настоящей. Её путь — не гладкая дорога к славе, а трудное, честное восхождение, где каждая роль была не просто работой, а этапом познания жизни и себя.
Сегодня, глядя на её поздние работы — будь то спектакль «Война и мир Толстого» в БДТ или роль в «Полутора комнатах…», — видишь не стареющую актрису, а мудреца. Человека, который говорит с нами «о жизни, смерти, о смысле этого самого земного бытия — с высот её духовного опыта». Её голос, её присутствие стали для Петербурга и всей русской культуры тем же, чем для её героини была «каждая погода» — благодатью. Напоминанием о том, что достоинство, интеллигентность, верность совести и безоглядная любовь к своему делу — это и есть та самая, настоящая, неумирающая красота. Красота, которая, как она сама верила, «воспитывает людей» и является «самым серьёзным способом нравственного воздействия».
Алиса Фрейндлих — это не страница истории. Это живая, дышащая страница нашей современности, написанная с той самой, фирменной, ленинградско-петербургской твердостью духа и нежностью сердца. И пока звучит её голос, пока светится её улыбка на сцене, есть надежда, что город, который она так любит, и люди, которые в нём живут, не разучатся отличать океаны от луж и ценить хлеб — и духовный, и насущный.