Галина Петровна смахнула со лба капельку пота и выпрямилась, держась за поясницу. Грядка с клубникой была идеально прополота, ни единого сорняка, только аккуратные кустики, обещающие в этом году небывалый урожай. Она оглядела свой участок с тихой гордостью. Двадцать лет. Ровно двадцать лет ушло у них с покойным мужем Виктором, чтобы превратить этот заросший бурьяном пустырь в настоящий райский уголок.
Дом стоял крепкий, сложенный из светлого кирпича, с верандой, увитой диким виноградом. Каждое дерево здесь, каждая дощечка в заборе помнили тепло рук Виктора. Галина вздохнула, вытирая руки о передник. Жаль, что Витя не видит, как разрослась груша, которую они сажали в день серебряной свадьбы.
Тишину июньского полдня разорвал рев мотора. Галина прищурилась. К воротам, поднимая клубы пыли, подкатил черный внедорожник сына. Сердце радостно екнуло, но тут же тревожно замерло. Игорь не звонил, не предупреждал. Обычно он приезжал по выходным, и то нечасто, ссылаясь на занятость, а сегодня был вторник.
Из машины вышел Игорь, высокий, видный, в отца, а следом выпорхнула его жена Марина. Невестка, как всегда, была одета не для дачи: белые узкие брючки, босоножки на высокой платформе, огромные солнцезащитные очки. Она брезгливо оглядела грунтовую дорогу и направилась к калитке.
— Мам, привет! — Игорь обнял Галину, но как-то поспешно, суетливо, отводя глаза. — Мы к тебе. С вещами.
Галина Петровна растерянно посмотрела на открытый багажник, доверху забитый сумками и коробками.
— С вещами? Игорек, случилось что?
— Да так, временные трудности, — отмахнулся сын, таща огромный чемодан на колесиках по вымощенной плиткой дорожке. — Квартиру мы продали.
— Как продали? — Галина аж присела на скамейку под яблоней. — Трёшку в центре? Которую мы с отцом вам на свадьбу подарили?
— Ой, Галина Петровна, ну что вы сразу за сердце хватаетесь! — вступила в разговор Марина, снимая очки. Глаза у неё были холодные, цепкие, оценивающие. — Мы расширяться планируем. Вкладываемся в новый проект, плюс новостройку присмотрели, элитный жилой комплекс. Но там сдача только через полгода, а пока ремонт, то да сё... В общем, решили пока у вас перекантоваться. Воздух свежий, природа, эко-зона. Вам же веселее будет!
«Веселее» началось сразу же. Марина заняла бывшую комнату мужа на втором этаже, но тут же заявила, что там пахнет «совком» и нафталином.
— Игорь, вынеси этот ковер, — командовала она, стоя посреди комнаты и указывая наманикюренным пальцем на добротный шерстяной ковер, который Виктор привез из командировки в Среднюю Азию. — Это же ужасный пылесборник! У меня аллергия начнется.
— Мариночка, этот ковер чистый, я его каждую зиму снегом чищу, он натуральный, — робко попыталась возразить Галина Петровна, поднимаясь по лестнице.
— Галина Петровна, сейчас двадцать первый век. Ковры на стенах и полах — это дурной тон, прошлый век, — отрезала невестка. — И шторы эти тяжелые нужно снять, повесим жалюзи или римские шторы. Света мало, для селфи вообще не годится.
Игорь молча скатывал ковер, стараясь не смотреть на мать. Галина промолчала, проглотив обиду. В конце концов, детям жить, пусть обустраиваются, лишь бы им было удобно. Она спустилась на кухню готовить обед, успокаивая себя тем, что это временно. Полгода пролетят быстро.
Но дни шли, и ощущение, что она в собственном доме становится непрошенной гостьей, нарастало с пугающей скоростью. Привычный уклад жизни рушился. Галина Петровна привыкла вставать рано, с петухами, чтобы успеть полить огород до жары, потом пила чай на веранде, слушая новости по радио. Теперь же до полудня в доме должна была сохраняться гробовая тишина — молодые спали.
Как-то утром, забывшись, Галина включила блендер, чтобы взбить яйца для омлета. Через минуту на кухню ворвалась заспанная Марина, в шелковом халатике, с перекошенным от недовольства лицом.
— Галина Петровна! Вы издеваетесь? Девять утра!
— Так ведь не ночь уже, Мариша, — удивилась Галина. — Игорю на работу не надо, он в отпуске, а ты же вроде не работаешь...
— Я веду лайфстайл-блог! — возмутилась невестка. — Я вчера до трех ночи монтировала видео. Мне нужен качественный отдых. И вообще, зачем вы с утра пораньше эту жужжалку включили?
— Завтрак готовлю. Игорек любит омлет пышный.
— Игорю надо худеть, у него бока появились. И вообще, мы переходим на правильное питание. Никакого жирного, жареного и мучного. И, кстати, холодильник забит какими-то банками. Огурцы, варенье... Зачем это всё? В супермаркете можно купить свежее круглый год. Освободите пару полок под мои йогурты, авокадо и смузи.
Галина Петровна молча выключила блендер. Обида комом подступила к горлу. Этот дом всегда славился хлебосольством, ароматами выпечки и борща, а теперь ей указывают, что готовить на собственной кухне.
Вечером того же дня Игорь сидел на веранде, уткнувшись в телефон. Галина подсела рядом, поставила перед ним чашку чая с мятой.
— Сынок, поговорить надо.
— Угу, — буркнул он, не отрываясь от экрана, где мелькали какие-то цветные картинки.
— Игорь, Марине тут не нравится, я вижу. Может, вам лучше квартиру снять? Деньги-то с продажи у вас есть. Зачем мучиться? Я же вижу, тесно нам двум хозяйкам на одной кухне.
Игорь наконец отложил телефон и тяжело вздохнул, потирая переносицу.
— Мам, ну ты чего начинаешь? Денег свободных нет, всё в обороте. Бизнес требует вложений, крипта просела... В общем, сложно всё. А съем сейчас дорогой, зачем тратить, если у родной матери дом огромный простаивает? Потерпи немного. Марина просто привыкла к городскому комфорту, ей тут сложно без доставки и сервиса.
— Сложно? — горько усмехнулась Галина. — Сложно было нам с отцом, когда мы этот фундамент заливали, когда каждый кирпич на себе таскали, потому что к участку машина подъехать не могла в распутицу. А ей сложно спать до обеда?
— Мам, не начинай песню про «тяжелые времена». Мир изменился, сейчас другие ценности.
Разговор зашел в тупик. Галина поняла, что поддержки от сына ждать не стоит. Он был полностью под влиянием жены, смотрел ей в рот и боялся лишнее слово сказать.
Прошел месяц. Наступил знойный июль. В саду поспела малина, наливались соком яблоки. Галина Петровна старалась меньше бывать в доме, всё больше времени проводя в саду или уходя к соседке, Нине Сергеевне. Но однажды, вернувшись из магазина, она застала во дворе странную картину.
Двое рабочих в оранжевых жилетах ломали беседку. Ту самую резную беседку, которую Виктор строил два лета подряд, вытачивая каждый узор лобзиком. Это было любимое место Галины, там она читала, там пила вечерний чай, вспоминая мужа.
— Стойте! Что вы делаете?! — закричала она, роняя сумки с продуктами. Пакет молока лопнул, растекаясь белой лужей по плитке.
Рабочие остановились, закурили. На крыльцо вышла Марина, довольная, с планшетом в руках.
— О, Галина Петровна, вернулись? А мы тут ландшафтным дизайном занялись. Эта беседка вид портит, старомодная рухлядь. И место занимает много, никакой функциональности. Мы решили здесь зону лаунж сделать, барбекю с каменным грилем, шезлонги поставим, бассейн каркасный. Будет как в отеле.
Галина почувствовала, как темнеет в глазах. Ноги стали ватными.
— Кто решил? — тихо спросила она, хватаясь за штакетник, чтобы не упасть.
— Мы с Игорем решили. Ну, то есть я предложила концепцию, а он согласовал. Друзья к нам скоро приедут, блогеры, надо же где-то контент снимать и отдыхать цивилизованно.
— Немедленно прекратите, — голос Галины дрожал, но в нем появились стальные нотки. — Убирайтесь отсюда. Это память об отце.
— Ой, да бросьте вы этот сентиментализм! — фыркнула Марина, поправляя прическу. — Память в сердце должна быть, а не в гнилых досках. Мужики, работайте, время — деньги, у меня график.
Один из рабочих снова замахнулся кувалдой.
— Я сказала — пошли вон! — рявкнула Галина так, что вороны с березы взлетели с истошным карканьем. — Это мой участок! Я полицию вызову! Участкового приведу!
Рабочие переглянулись.
— Хозяйка, ты разберись со своими, нам заказ оплатили, — неуверенно сказал старший.
В этот момент к воротам подъехал Игорь. Увидев мать с перекошенным от гнева лицом и растерянных рабочих, он выскочил из машины.
— Что за шум? Мам, ты чего кричишь на всю улицу? Соседи же смотрят.
— Игорь, останови их! — Галина указала на полуразрушенную стенку беседки. — Марина велела снести отцову беседку!
Игорь поморщился, словно от зубной боли.
— Мам, ну мы обсуждали это. Она действительно старая, дерево уже не то, аварийное состояние. Мариша хотела как лучше, сюрприз сделать, облагородить территорию, повысить капитализацию участка...
— Сюрприз? Капитализацию? — Галина подошла к сыну вплотную. — Ты в этом доме вырос, Игорь. Ты помнишь, как отец учил тебя гвозди забивать именно в этой беседке? Помнишь, как мы там твое десятилетие отмечали?
— Мам, ну это просто доски! — вспылил Игорь. — Что ты цепляешься за старье? Мы хотим сделать современный дом. Мы, между прочим, вкладываем свои деньги в этот участок!
— А я вас просила? — тихо, почти шепотом спросила Галина.
— Мы здесь живем! И будем жить еще долго, судя по всему, с этим кризисом, — встряла Марина. — И я не собираюсь жить в музее. Галина Петровна, поймите уже, вы стареете, вам тяжело ухаживать за всем этим. Мы берем управление активом на себя. Вам же легче будет! Сидите себе в кресле-качалке, вяжите носки. А хозяйством должны заниматься молодые и прогрессивные.
Галина Петровна посмотрела на невестку, потом на сына. В глазах Игоря она не увидела ни капли стыда, только раздражение тем, что мать «устраивает сцены» на пустом месте.
— Значит, управление на себя берете? — переспросила она.
— Да, — твердо сказала Марина, скрестив руки на груди. — И кстати, раз уж мы начали этот разговор. Нам тесновато в той комнате наверху, там Wi-Fi плохо ловит. Мы подумали, будет логичнее, если вы переедете в маленькую комнату на первом этаже, а мы займем вашу спальню. Там балкон есть, она просторнее, свет лучше. А вам по лестнице бегать вредно в вашем возрасте, суставы надо беречь.
Внутри у Галины что-то оборвалось. Словно лопнула тугая струна, на которой держалось всё её безграничное терпение, вся материнская любовь и жертвенность последних лет. Она выпрямилась, расправила плечи, и вдруг исчезла сгорбленная уставшая пенсионерка. Перед ними стояла хозяйка. Та самая Галина, которая в девяностые на себе возила мешки с цементом, которая управляла отделом на заводе, когда зарплату выдавали продукцией, которая вытянула семью в самое трудное время.
Она спокойно, чеканя шаг, подошла к рабочим.
— Собрали инструмент и ушли. За ворота. Денег не будет. Кто еще раз ударит по беседке — напишу заявление о порче имущества и проникновении на частную территорию. Участковый мой бывший одноклассник, приедет быстро.
Мужики, видя, что дело пахнет керосином и скандалом, спорить не стали. Молча побросали инструменты в сумки и поспешили к выходу, бурча что-то про «сумасшедшую семейку».
— Вы что творите?! — взвизгнула Марина, топая ножкой в дорогой босоножке. — Мы им задаток дали! Пять тысяч!
— Это ваши проблемы, — отрезала Галина. — Считайте, плата за урок вежливости.
— Мама! — Игорь шагнул к ней, лицо его пошло красными пятнами. — Ты перегибаешь палку. Марина права, мы хотели как лучше. Ты ведешь себя как эгоистка. Мы семья, мы должны решать всё вместе, но с учетом потребностей молодых.
Галина Петровна посмотрела сыну прямо в глаза. Взгляд был тяжелым, свинцовым, каким смотрел на нерадивых подчиненных его отец.
— Сначала свой дом построй, а потом указывай! В моём распоряжаюсь я.
Повисла звенящая тишина. Даже ветер перестал шелестеть листвой, и соседский пес перестал лаять. Марина открыла рот, чтобы что-то возразить, но Галина подняла руку, останавливая её жестким жестом.
— Я молчала, когда вы выкинули ковер. Я молчала, когда вы превратили мою кухню в поле боя и запретили мне печь пироги. Я терпела ваши поздние подъемы и пренебрежение. Но ломать то, что строил мой муж, и выгонять меня из моей спальни я не позволю.
— Никто тебя не выгоняет, просто оптимизация пространства... — начал Игорь, но уже менее уверенно, отводя взгляд.
— Нет, сын. Это не оптимизация. Это выживание меня из собственной жизни. Вы продали квартиру, которую мы вам дали. Профукали деньги, судя по всему, потому что никакого «элитного комплекса» я не вижу, а вижу только долги и нервы. И теперь вы решили, что этот дом — ваш запасной аэродром, где можно устанавливать свои порядки?
Игорь покраснел до корней волос, опустил глаза. Видимо, мать попала в самую точку насчет денег.
— Значит так, — голос Галины звучал твердо, как приговор. — Даю вам время до завтрашнего вечера. Собирайте вещи и освобождайте помещение.
— Вы нас выгоняете? На улицу? — ахнула Марина, картинно прижав руки к груди. — Родного сына? Внуков бы пожалели, если бы они были! А так... Старость в одиночестве — это ваш выбор!
— Вот именно. Внуков нет. А вы двое — здоровые, взрослые лбы. Снимайте квартиру, комнату, угол — мне всё равно. Но здесь будет так, как я сказала. И беседка останется стоять.
— Игорь, ты слышишь, что она говорит?! — взвизгнула Марина, дергая мужа за рукав футболки. — Скажи ей! Ты мужчина или кто?
Игорь посмотрел на жену, потом на мать. Дом за спиной матери казался неприступной крепостью, а сама она — его комендантом.
— Мам, нам правда некуда идти сейчас, карты заблокированы, — тихо, почти жалобно сказал он.
— Найдете. Ты мужчина, Игорь. Решай проблемы своей семьи сам, а не за счет материнского ресурса. Я тебя вырастила, выучила, жильем обеспечила. Дальше — сам.
Галина развернулась и пошла в дом, не оглядываясь. Поднявшись в свою спальню, она закрыла дверь на ключ. Ноги больше не держали. Она тяжело опустилась на край кровати, положила руки на колени и замерла, глядя на фотографию мужа в рамке на тумбочке. Руки мелко тряслись. Было страшно. Было больно, словно отрезали кусок живой плоти. Но еще было чувство невероятного, пьянящего освобождения, будто она наконец-то сбросила тяжелый мешок, который тащила много лет.
Весь вечер в доме хлопали двери, слышались истеричные крики Марины, звон чего-то бьющегося и глухой бубнеж Игоря. Галина не вышла. Она сидела в темноте, слушая, как рушится прежний мир и на его обломках начинает прорастать что-то новое.
Где она упустила момент? Когда её добрый мальчик превратился в этого инфантильного мужчину, позволяющего жене унижать мать? Может, слишком сильно любила? Слишком оберегала? Всё лучшее — Игоречку. Сами в перелицованных пальто ходили, зато у сына — первые джинсы, лучший компьютер, платный институт. Вот и вырос потребитель, уверенный, что мир ему должен.
Утром Галина вышла на кухню как ни в чем не бывало. Молодые сидели за столом, мрачные, с темными кругами под глазами. Везде стояли коробки, заклеенные скотчем.
— Мы уезжаем, — бросил Игорь, не глядя на мать. — Друг пустил на дачу пожить пару недель, пока вопрос с жильем не решим.
— Хорошо, — спокойно ответила Галина, наливая себе кофе.
— Ты даже не спросишь, есть ли у нас деньги на еду? — ядовито спросила Марина, застегивая дорогую сумку.
— У тебя, Марина, айфон последней модели, который стоит как моя пенсия за полгода. Думаю, если прижмет, ломбард работает круглосуточно.
Невестка задохнулась от возмущения, схватила сумочку и вылетела из дома, громко хлопнув дверью так, что задрожали стекла. Игорь задержался в дверях.
— Мам... Ну ты и монстр. Я не ожидал от тебя такой черствости.
— Когда-нибудь ты мне спасибо скажешь, сынок. Когда научишься быть хозяином в своей жизни, а не приживалкой. Ключи на тумбочку положи.
Игорь бросил связку ключей, звякнувшую о деревянную поверхность, и ушел, ссутулившись.
Когда стих звук мотора, Галина Петровна обошла дом. Открыла окна настежь, впуская свежий утренний воздух и выгоняя приторный запах дорогих духов невестки. Сняла с окон на втором этаже дурацкие пластиковые жалюзи, которые Марина успела повесить, и вернула на место свои любимые шторы с васильками.
Потом она вышла в сад. Беседка стояла покосившаяся, с выломанной стенкой, как раненый боец после битвы. Галина погладила шершавое дерево.
— Ничего, Витя. Ничего, родной. Починим. Главное, фундамент цел.
Ближе к вечеру заглянула соседка Нина.
— Галя, я видела, твои уехали. Шумно как-то, с пробуксовкой. Поссорились?
— Воспитывала, — коротко ответила Галина, размешивая краску. Она решила подновить садовую скамейку.
— Ох, жесткая ты баба, Галина. Сын всё-таки, кровиночка. Не боишься, что стакан воды в старости не подаст?
Галина улыбнулась, глядя на заходящее солнце.
— Знаешь, Нин, я пока сама себе и воды налью, и вина, если захочу. А стакан воды, поданный с ненавистью и ожиданием моей смерти, чтобы наследство поскорее получить, мне не нужен. Пусть лучше живут своей жизнью, ошибки делают, шишки набивают. Тогда, глядишь, и человеком станет, и мать уважать начнет. А не станет — значит, плохо я воспитала, и некого винить, кроме себя.
Прошло три месяца. Октябрь вступил в свои права, окрасив сад в золото и багрянец, по утрам трава уже была седой от инея. Галина Петровна готовила сад к зиме. Одиночество её не тяготило, наоборот, в нем была какая-то особая, прозрачная сладость и покой.
В одну из суббот у ворот остановилась простая грузовая «Газель». Галина насторожилась, накинула теплую шаль и вышла к калитке. Из кабины выпрыгнул Игорь. Он изменился: похудел, осунулся, но плечи стали шире. Джинсы были простые, рабочие, куртка — недорогая, но теплая.
— Привет, мам.
— Здравствуй, сын.
Он помялся у калитки, снял шапку, комкая её в руках.
— Я тут... В общем, доски привез. И вагонку. Беседку починить. И крышу перекрыть там надо, я видел, подтекает.
Галина молча открыла калитку шире.
— Заезжай.
Игорь начал разгружать машину. Работал молча, споро, без лишних движений. Галина заметила, что руки у него огрубели, на пальцах ссадины, под ногтями — въевшаяся смазка.
— Чай будешь? — спросила она, когда машина уехала.
— Буду. И есть хочу зверски. Если борщ остался — буду счастлив.
За обедом Игорь ел жадно, с аппетитом, прося добавки.
— Как Марина? — спросила Галина, подливая сметану.
Игорь отложил ложку, вздохнул.
— Ушла Марина. К родителям уехала в Саратов, как только деньги совсем кончились. Сказала, что я неудачник и не могу обеспечить ей уровень жизни «люкс». Разводимся мы.
— А ты?
— А я... Знаешь, мам, я сначала злился на тебя. Сильно злился. А потом, когда на стройку устроился прорабом — образование-то инженерное пригодилось, спасибо тебе с отцом — многое понял. Живу сейчас в вагончике, зато долги закрываю сам. Смотрю на мужиков, которые пашут, чтобы семьи кормить, и стыдно стало. Я ведь жизни не знал, всё на готовом.
Он помолчал, крутя в руках чашку с чаем, глядя, как чаинки оседают на дно.
— Ты права была. Если бы не выгнала тогда, я бы так и остался... приживалкой. Думал бы, что мне все должны. А теперь я знаю цену деньгам и труду. Прости меня, мам. За ковер, за беседку... За Марину.
Галина накрыла его руку своей ладонью. Теплой, родной.
— Я простила, сынок. Еще тогда, когда ты за ворота выехал.
— Я беседку починю. За выходные управлюсь. И крыльцо там подгнило, я видел, тоже сделаю. Можно я буду приезжать? Помогать?
— Нужно, — кивнула Галина, и глаза её увлажнились. — Только делай на совесть. Как отец учил.
— Я знаю. Я помню.
Вечером Галина смотрела в окно. В беседке горел свет переноски, слышался ритмичный стук молотка и визг пилы. Игорь работал. Строил. Не воздушные замки, не чужую жизнь ради лайков в интернете, а что-то настоящее, своё.
Она знала, что теперь всё будет хорошо. Не сразу, не вдруг, но будет. Потому что урок усвоен. Дом — это не стены. Дом — это уважение к тем, кто его создал, и труд, вложенный в его сохранение. А настоящий хозяин тот, кто этот труд ценит и приумножает.
Галина Петровна выключила свет в кухне и пошла спать в свою спальню, где пахло сушеными травами и спокойствием. В своем доме она распоряжалась сама, но теперь двери этого дома снова были открыты для сына. Настоящего сына.
У меня есть другие рассказы: