Драма-хроника “Звук падения” – это второй полнометражный фильм немецкого режиссера Маши Шилински (Mascha Schilinski). Причем “Звук падения” – это англоязычный вариант названия, Sound of Falling. В оригинале фильм называется In die Sonne schauen – “Взглянуть на солнце” (глаза начинают болеть при взгляде на солнце или просто на прямой яркий свет, и это ощущение болезненного дискомфорта идет сквозным мотивом, объединяющим каждую из основных героинь фильма).
Первый полнометражный фильм Шилински – драма “Дочь” (Die Tochter) 2017 года – получила номинацию в категории “Лучший дебют” на Берлинале; а вот драма “Звук падения” оказалась более впечатляющей для критиков, которые поспешили окрестить Шилински “новым голосом поколения”.
Но сама Маша Шилински для себя считает дебютным проектом именно “Звук падения”, потому что фильм “Дочь” был сделан на третьем курсе киноакадемии и не планировался как полнометражный.
Драма “Звук падения” вошла в основную программу Каннского кинофестиваля 2025 года. Критики пришли в восторг от работы Шилински, назвав драму изысканной, эмоциональной, трогательной и амбициозной. Тем не менее, высшую награду ей не присудили, а отметили “Призом жюри” (Jury Prize), который достался и Оливеру Лаше за “Сират”. Причем оба фильма были выдвинуты на соискание Oscar-2026 в категории “Лучший фильм на иностранном языке”: “Сират” – от Испании, “Звук падения” – от Германии.
Оба фильма по-своему сбивают с толку: “Сират” – звенящей жестокостью, “Звук падения” – стилем словно придирчиво выверенной ленты в Инстаграм*, но прекрасно транслирующей межпоколенческие травмы.
Сюжет
В том-то и фишка – в фильме мало, что происходит. И упоминание Инстаграм* вполне справедливо, потому что это череда эстетичных планов, каждый из которых выхватывает какой-либо момент из жизни женщины, девочки, девушки. Визуальным вдохновением для оператора Фабиана Гампера стали фотоработы Франчески Вудман (Francesca Woodman), которая исследовала образ тела, отчуждение, изоляцию и двусмысленность в отношении личной идентичности.
По структуре драма Шилински напоминает “Сны поездов” Клинта Бентли. Бентли на первый план выдвигает историю человека (лесоруба Роберта Грейниера), который был свидетелем многих мировых событий. У Маши Шилински временной отрезок масштабнее – у нее показаны женские истории из 1910х, 1940х, 1980х и когда-то из современности, когда уже существуют смартфоны и беспроводные наушники.
Главной героиней 10х является семилетняя девочка Альма, наблюдающая со своей неопытной точки зрения за жизнью матери, старших родственников и прислуги. Альму завораживает полка с фотографиями умерших родственников. На одной из фотографий запечатлена девочка-близнец Альмы; однажды девочка решает повторить сюжет фото сама.
Альма становится свидетельницей жестокости и смертей, которые она и не воспринимала как потерю или трагедию, потому что не знала, что это такое (например, потеря ноги или принудительная стерилизация женщин).
Героиней 40х стала девушка Эрика, потомок Альмы. Эрика перевязывает веревкой свою ногу, чтобы понять, каково это, передвигаться на одной ноге с костылями. На такое размышление ее натолкнул дядя Фриц с ампутированной ногой, изнывающий от фантомной боли в закрытой комнате, окно которой выходит во двор.
Героиней 80х стала девочка-подросток Ангелика из ГДР, которая является дочерью Ирм, сестры Эрики из 40х. Ангелика попадает в поле зрения своего дяди Уве и его сына Райнера, одному она позволяла пользоваться собой, второго держала на расстоянии.
Героинями наших дней стали две девочки – подросток Ленка, возжелавшая стать такой же как ее новая знакомая Кайя, потерявшая мать, и Нелли, младшая сестра Ленки, которая испытывала необъяснимую тягу к смерти.
Объединяет все эти поколения одна ферма, расположенная в историческом регионе Альтмарк на западном берегу реки Эльбы, потому что в разные временные отрезки выше названные девочки проводили свои детство/юность на одной и той же ферме.
Вдохновение для сценария
Маша Шилински и сценаристка Луиз Питер (Louise Peter) проводили лето в Альтмарке (между Берлином и Гамбургом), где случайно обнаружили старую ферму, и им показалось, что “время там остановилось”, потому что это место пустовало пятьдесят лет. Шилински и Питер нашли там фотографию, датированную 1920 годом. На фотографии были запечатлены три женщины, смотрящие прямо в объектив. Маша Шилински и Луиз Питер развили мысль, которая появилась у них при взгляде на фото – они представили, что здесь произошло, какова история этих женщин. Машу Шилински фотография заставила задуматься “об идее синхронности времени”.
В итоге Шилински и Питер совместно написали сценарий в форме потока сознания о месте женщин в жестком мире, которое не так сильно меняется от десятилетия к десятилетию, но зато они понимают, что то, что “их не убивает, делает их более осторожными”.
Мысли и впечатления после просмотра
До просмотра я знала, как приняли критики “Звук падения” в Каннах. Собственно, непосредственно за просмотр принималась с некоторыми ожиданиями (как перед “Сиратом” или “Битвой за битвой”). В итоге я опять осталась в недоумении – очень длинный (два с половиной часа), очень медлительный, исключительно созерцательный и визуально красивый фильм. Не скажу, что при просмотре не надо думать, но и утверждать, что в фильме содержится ранее не озвученная мысль, было бы странно. Это исключительно фестивальная история, созданная с пафосом для музеев и знатоков. Это не та история, когда события последовательно развиваются, это поле с метафорами. И осилить подобный фильм – это прямо-таки достижение.
Выше в тексте я упомянула “Сны поездов” Клинта Бентли как фильм, который схож с этим по структуре. Но Бентли сделал более человеческий фильм, им проще проникнуться, его главный герой кажется ближе и более настоящим с его отчужденностью и неуклюжестью, но что важно – Бентли оказался много лаконичнее, хотя его герой переживает не меньшие потери. Маша Шилински как будто оказалась чрезмерно загадочной, ее героини словно намеренно отстранены от зрителя.
Возвращаясь к метафорам, то к ним тут относится старая кирпичная ферма с прямоугольным двором. Все это – мир в миниатюре, населенный людьми разных возрастов. Одни только начинают свой путь, другие его уже завершают, но среди всех них живут призраки предыдущих поколений. Повествование выстроено так, что в сюжетных линиях 10х, 40х, 80х и наших дней так или иначе витают воспоминания предыдущих жильцов. Эти воспоминания вселяются в людей через истории, впечатления, через буйное сознание детей.
Маша Шилински показывает, что времена похожи между собой, как на них ни посмотри – прямо или вверх ногами, от этого плохое не станет хорошим, боль никогда не превратится в удовольствие. Через метафору старой фермы Шилински будто говорит, что мир – это огромный дом с привидениями, в котором каждый человек связан невидимыми (неочевидными) нитями – пусть не сплошь родственными, но через общие травмы и переживания. Маша Шилински таким образом заявляет, что людей родственниками делают видимые и невидимые социально-политические силы, которые соединяют целые поколения. Собственно, чтобы укрепить невидимые соединяющие силы, в фильме временные скачки происходят без предупреждения, бесшовно, но с использованием одинаковых жестов или каких-то схожих действий.
Что интересно, но это уже третий фильм 2025 года, когда на первый план выдвигается обычный человек, а фоном пускаются неспокойные времена, то есть главного героя не погружают в само историческое событие, но он справляется с жестокостью и “на окраине”. В криминальной драме “Вдохновитель” Келли Райхардт история Джеймса Блейна Муни развивалась на фоне нарастающих протестов граждан против призыва во Вьетнaм; в той же драме “Сны поездов” Роберт пережил гражданскую и Первую мировую вoйны. У Шилински фоном для ее героинь идут тоже Первая и Вторая мировые.
Меня этот фильм оставил равнодушной как история, но понравились три момента. Первый – это визуальный стиль, все же при всей хаотичности последовательность получилась стильной. Второй – героиня Ангелика, ее история выбилась из всего повествования, став самой живой. Третий – своеобразное чувство юмора. Каким бы серьезным, высокопарным ни был этот фильм, один символ выдает то, что его все же создавал настоящий человек. Речь о сцене, когда Криста прикладывает ко лбу орган своего мужа. На какой-то короткий миг вся сила принадлежит ей, она ложится в ее руки. Но это возможно только на короткий миг, в темноте, когда никто не видит. Но только когда мало, это можно оценить сполна. Символ странный, но в рамках этого фильма вполне уместный.
***
*Инстаграм – соцсеть запрещена у нас, признана экстремистской.