Ноябрьский вечер опускался на город медленно, нехотя, словно старое серое одеяло. Мелкая изморось превращала асфальт в черное зеркало, в котором мутно отражались огни фонарей и спешащих машин. Алина стояла на остановке, ежась от пронизывающего ветра, который, казалось, находил малейшую щель в ее простом, но теплом пальто. Она только что закончила смену в областном архиве, и голова гудела от дат, имен и переплетения чужих судеб, застывших на пожелтевших страницах. В руках она держала книгу в мягкой обложке — ее верный спутник в общественном транспорте.
Она не любила эту пору года. Серость проникала повсюду: в небо, в лица прохожих, в мысли. Алина перевела взгляд на подъезжающий трамвай, переполненный усталыми людьми, и вздохнула. Еще один вечер, похожий на сотни других. Она не жаловалась, нет. Ей нравилась ее тихая, размеренная жизнь, ее работа, где она чувствовала себя хранителем времени, ее маленькая уютная квартира с огромной библиотекой. Но иногда, в такие вот промозглые вечера, на нее накатывала легкая тоска.
Рядом с остановкой с визгом затормозил ярко-красный кроссовер. Дверь распахнулась, и на тротуар ступила нога в изящном замшевом ботфорте на головокружительной шпильке. Алина невольно проследила взглядом за обладательницей дорогой обуви и замерла. Из машины вышла Кристина, ее бывшая одноклассница. Даже в сумерках было видно, как тщательно она была «собрана»: кашемировое пальто цвета кэмел, идеально уложенные светлые волосы, яркий макияж и презрительная ухмылка на пухлых губах.
— Алинка? Ты что ли? — голос Кристины был таким же, как и в школе: громким, самоуверенным и полным снисхождения. — Я уж думала, показалось. Неужели это ты, стоишь тут, мерзнешь?
Алина заставила себя улыбнуться. — Привет, Кристина. Да, я. Жду свой трамвай.
Кристина окинула ее с ног до головы оценивающим взглядом, который не сулил ничего хорошего. Она задержалась на простом пальто Алины, на ее ботинках без каблука, на тканевой сумке, из которой торчал уголок книги.
— Надо же, ничего не меняется, — протянула она с плохо скрытым злорадством. — Я тебя лет десять не видела, а ты всё такая же серая мышка. Ждешь принца на трамвае?
Колкая фраза ударила точно в цель. В школе Кристина была королевой, а Алина — тихой отличницей, которую та любила задирать. Кристина всегда считала, что главное в жизни — это яркая обертка: дорогая одежда, богатые поклонники, эффектная внешность. Алина же ценила внутреннее содержание, что Кристине казалось несусветной глупостью.
— У каждого свои принцы, Кристина, — спокойно ответила Алина, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Ей не хотелось вступать в этот бессмысленный спор.
— Ой, да ладно тебе философствовать, — отмахнулась Кристина, доставая из сумочки тонкую сигарету. — Мой «принц», например, ждет меня в ресторане. А потом мы летим на выходные в Дубай. Снова. Устала уже от этого песка, если честно. А ты где работаешь? Все в пыльных книжках копаешься?
— В архиве, — коротко ответила Алина.
— Архивист! — Кристина рассмеялась. — Ну точно. Самая подходящая для тебя работа. Скучная, пыльная и никому не нужная. Как и ты сама. Слушай, мне тебя даже жаль как-то. Может, подвезти? А то замерзнешь тут, пока свой трамвай дождешься. Хотя куда мне тебя везти? В твою хрущевку на окраине?
Алина уже открыла рот, чтобы ответить что-то резкое, но в этот момент произошло нечто, заставившее Кристину замолчать на полуслове.
Из-за поворота, плавно и бесшумно, выехала целая вереница машин. Не просто дорогих машин — это был кортеж. Впереди шел черный гелендваген с охраной, за ним — представительский Mercedes-Maybach, отполированный до зеркального блеска, а замыкал процессию еще один внедорожник. Весь этот кортеж, игнорируя правила, медленно подкатил прямо к остановке и замер, заблокировав полосу для общественного транспорта.
Люди на остановке замерли, с любопытством глядя на невиданное зрелище. Водитель трамвая, который как раз подъезжал, растерянно затормозил в нескольких метрах.
Кристина выронила сигарету. Ее лицо вытянулось от изумления. Она, как и все, ожидала увидеть выходящего из машины депутата или местного олигарха.
Из переднего внедорожника вышли двое крепких мужчин в строгих костюмах и осмотрелись по сторонам. Затем один из них подошел и открыл заднюю дверь «Майбаха».
Из машины вышел мужчина. Высокий, в идеально сшитом темном пальто, из-под которого виднелся воротник белоснежной рубашки. Его движения были спокойными и уверенными. Он не обращал внимания на зевак, его взгляд был устремлен только на одну точку — на Алину.
Он подошел к ней, и на его губах появилась теплая, нежная улыбка.
— Прости, милая, задержался на совещании. Ты замерзла?
Алина улыбнулась в ответ, и вся серость мира для нее вмиг исчезла. — Все в порядке, Дима. Я недолго ждала.
Дмитрий Воронцов, один из самых влиятельных и непубличных бизнесменов страны, человек, чье имя произносили шепотом в самых высоких кругах, аккуратно взял ее под руку. Он заметил ее книгу.
— Что читаешь сегодня? — спросил он так, будто они стояли не посреди шумной улицы, а в своей гостиной у камина.
— Ремарк, — ответила она.
Он кивнул, а затем его взгляд скользнул по застывшей фигуре Кристины. Он не удостоил ее даже кивком, лишь чуть заметно нахмурился, словно увидел назойливое насекомое. Затем он повернулся к Алине, бережно приобнял ее за плечи и повел к машине. Охранник уже держал дверь открытой.
— Поехали домой, — мягко сказал он. — У повара сегодня твой любимый тыквенный суп.
Алина села в роскошный салон, утопая в мягкой бежевой коже. Дверь за ней бесшумно закрылась, отсекая уличный шум, холод и… прошлое. Когда машина плавно тронулась, Алина бросила последний взгляд в окно.
На остановке, под моросящим дождем, так и осталась стоять Кристина. Ее идеальный макияж, кажется, потек. Она смотрела вслед уезжающему кортежу с открытым ртом, и в ее глазах читалось не просто удивление, а полное, сокрушительное фиаско. Принц приехал. Но не на трамвае. И не за ней.
Тишина внутри «Майбаха» была почти оглушающей после рева городского трафика. Пахло дорогой кожей, тонким парфюмом Дмитрия и чем-то еще, неуловимо уютным. Алина откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Напряжение последних минут медленно отпускало ее.
— Тяжелый день? — спросил Дмитрий, накрыв ее ладонь своей. Его рука была теплой и сильной.
— Не то чтобы, — Алина открыла глаза и посмотрела на него. Даже в полумраке салона его лицо выглядело безупречно. Четко очерченные скулы, серьезный взгляд серых глаз, который теплел, когда он смотрел на нее. — Просто встретила одну… знакомую. Из прошлого.
— Ту самую, что смотрела на нас так, будто увидела привидение? — он усмехнулся. — Она тебя обидела?
— Пыталась, — уклончиво ответила Алина. Ей не хотелось пересказывать Кристинины язвительные реплики. Это казалось таким мелким и незначительным здесь, в этом мире, где она оказалась благодаря Диме. — Просто напомнила о школьных годах. Не самый приятный период.
— Понимаю, — кивнул он. — Если она еще раз посмеет тебя расстроить, просто скажи мне.
Его тон был спокойным, но Алина знала, что за этим спокойствием скрывается стальная воля. Один его звонок мог разрушить карьеру мужа Кристины и всю ее «сладкую жизнь» в Дубае. Но Алина никогда бы об этом не попросила. Это было не в ее правилах.
Она посмотрела в окно на проносящиеся мимо огни. Их встреча до сих пор казалась ей какой-то волшебной сказкой. Это произошло полгода назад на закрытой выставке редких рукописей, которую спонсировал фонд Дмитрия. Алину пригласили как молодого специалиста-архивиста из областного центра. Она стояла у стенда с письмами XVIII века и с упоением рассказывала о них какому-то скучающему господину, когда к ней подошел он. Дмитрий Воронцов. Он не стал перебивать, а просто слушал, и в его глазах она увидела неподдельный интерес.
Потом они говорили несколько часов подряд. О истории, о литературе, о смысле жизни, затерянном в старых документах. Он был поражен ее эрудицией и тем, как горели ее глаза, когда она говорила о любимом деле. А она была очарована его умом, его спокойной силой и тем, что он, владелец заводов, газет, пароходов, видел в ней не «серую мышку», а интересную, глубокую личность.
Их роман развивался стремительно. Он прилетал к ней в ее маленький город на своем частном самолете, они гуляли по старым улочкам, и никто из прохожих не догадывался, кто идет рядом с обычной девушкой-архивистом. А потом он просто сказал: «Переезжай ко мне, Алина. Я не могу больше вот так, урывками».
Она согласилась. Уволилась с работы, собрала два чемодана, большую часть из которых занимали книги, и шагнула в новую жизнь. В жизнь, где были загородные резиденции, ужины с министрами и полеты на частных джетах. Но для нее главным в этой жизни был он — Дима. Человек, который полюбил ее такой, какая она есть.
Машина въехала в ворота элитного поселка и остановилась у огромного дома в современном стиле, с панорамными окнами и минималистичным ландшафтным дизайном. Их дом.
Внутри было тепло и светло. Их встретила домработница, а из кухни доносился божественный аромат тыквенного супа с имбирем. Все, как он и обещал.
— Иди переодевайся, я пока распоряжусь насчет ужина, — сказал Дмитрий, целуя ее в висок.
Алина поднялась в их спальню на втором этаже. Комната была огромной, с выходом на террасу, откуда открывался вид на сосновый лес. На одной стене висела плазменная панель, а на другой — полки. Книжные полки, которые Дима заказал специально для нее, и которые сейчас были заполнены ее любимыми томами.
Она подошла к гардеробной, которая была размером с ее прежнюю гостиную. Здесь висели платья от кутюр, кашемировые свитера и деловые костюмы, которые Дима покупал для нее. Он хотел, чтобы она чувствовала себя уверенно на светских раутах, куда им иногда приходилось ходить. Алина достала простой домашний костюм из мягкого трикотажа — ее любимый.
Переодевшись, она села на край огромной кровати. Встреча с Кристиной всколыхнула в ней те сомнения, которые она так старательно прятала в глубине души. Она смотрела на свои руки, на свои простые, не знавшие дорогого маникюра пальцы. Кто она в этом мире роскоши? Соответствует ли она ему?
Да, Дима ее любит. Но что о ней думают другие? Его друзья, партнеры, его семья? Для них она, наверное, просто очередная «Золушка», вытащившая счастливый билет. Девушка из провинции, без имени, без состояния. Та самая «серая мышь», как сказала Кристина. И пусть принц оказался настоящим, и карета — «Майбахом», но не превратится ли все это в тыкву в полночь?
Она вспомнила, как на одном из ужинов жена партнера Дмитрия с вежливой улыбкой спросила ее, какой университет она заканчивала. Услышав название ее скромного провинциального вуза, дама лишь понимающе кивнула и тут же перевела разговор на обучение своих детей в Оксфорде. В тот момент Алина почувствовала себя маленькой и ничтожной.
Из размышлений ее вывел голос Дмитрия:
— Алина, все готово. Ты идешь?
Она встряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Она любит его, и он любит ее. Это главное. Все остальное — лишь досадные мелочи.
— Иду, — ответила она и, заставив себя улыбнуться, спустилась вниз.
За ужином Дмитрий был немногословен, но очень внимателен. Он рассказывал о своих делах, о новом проекте, но постоянно смотрел на нее, словно пытаясь заглянуть в душу.
— Алин, — сказал он, когда они уже пили чай. — В субботу мы едем к моим родителям. Мама очень хочет с тобой наконец-то познакомиться.
Сердце Алины ухнуло куда-то вниз. Знакомство с родителями. Семья Воронцовых — это не просто богатые люди. Это династия. Старая московская интеллигенция, сумевшая не только сохранить, но и многократно приумножить свое влияние и состояние после распада Союза. Его отец — известный академик, а мать, Елизавета Павловна, — настоящая светская львица старой закалки, женщина с безупречной репутацией и железным характером. Слухи о ее требовательности ходили легендарные.
Алина поняла, что встреча с Кристиной на остановке была лишь детской шалостью. Настоящее испытание ждало ее впереди.
Родовое гнездо Воронцовых располагалось в стародачном месте под Москвой, скрытое от посторонних глаз за высоким кирпичным забором и вековыми соснами. Это был не современный особняк, как у Дмитрия, а старинная усадьба, построенная еще в начале XX века, с колоннами, лепниной и огромным садом, который даже в ноябре выглядел величественно и строго.
Когда их «Майбах» медленно прокатился по усыпанной гравием аллее и остановился у парадного входа, Алина почувствовала, как ее ладони стали влажными. На ней было элегантное, но скромное шерстяное платье глубокого синего цвета и нитка жемчуга — подарок Димы. Он сказал, что его матери понравится классика.
— Не волнуйся, — сжал ее руку Дмитрий. — Просто будь собой. Я рядом.
«Просто будь собой», — мысленно повторила Алина. Но кем «собой»? Провинциальной архивисткой, случайно попавшей в высший свет? Или новой версией себя, хозяйкой роскошного дома и невестой одного из самых завидных женихов страны?
Двери усадьбы распахнул дворецкий в ливрее — пожилой и строгий, как персонаж из английского романа. В просторном холле с высоким потолком, дубовыми панелями и картинами в тяжелых рамах их уже ждали.
Елизавета Павловна Воронцова оказалась именно такой, какой ее представляла Алина. Высокая, худощавая женщина с идеальной осанкой и прической, где ни один волосок не выбивался из общего строя. На ней был строгий костюм от Chanel и фамильные драгоценности, которые не кричали о своей цене, а говорили о статусе. Ее взгляд был пронзительным и оценивающим. Рядом с ней стоял отец Дмитрия, Андрей Николаевич, — седовласый мужчина с профессорской бородкой и усталыми, но добрыми глазами.
— Дмитрий, наконец-то, — голос Елизаветы Павловны был холодным и мелодичным. — А это, я полагаю, Алина? Здравствуйте.
— Здравствуйте, Елизавета Павловна, Андрей Николаевич, — голос Алины прозвучал на удивление ровно. — Очень приятно познакомиться.
Она протянула хозяйке дома букет редких орхидей, который они привезли с собой. Елизавета Павловна приняла цветы, едва взглянув на них, и тут же передала их дворецкому.
— Пройдемте в гостиную, — скомандовала она.
Разговор за чаем напоминал допрос. Елизавета Павловна с обезоруживающей вежливостью задавала вопросы о ее семье («Ваш отец — инженер на заводе? Как интересно»), об образовании, о планах на будущее. Каждый вопрос был как укол тонкой иглой. Алина чувствовала себя бабочкой под микроскопом. Она отвечала честно и спокойно, понимая, что любая попытка приукрасить действительность будет немедленно раскрыта.
Дмитрий пытался перевести разговор на другие темы, но его мать искусно возвращала его в нужное ей русло. Андрей Николаевич большей частью молчал, с интересом наблюдая за Алиной поверх очков.
— Значит, вы работали в архиве, — протянула Елизавета Павловна, делая маленький глоток чая из фарфоровой чашки. — Должно быть, это очень… умиротворяющее занятие. Но скажите, Алина, чем вы планируете заниматься теперь? Ведь вы не будете всю жизнь просто сидеть дома и ждать мужа с работы? В нашей семье женщины всегда были деятельными.
Это был прямой удар. Намек на то, что она — лишь красивая бездельница, приложение к ее сыну.
В этот момент Алина почувствовала не страх, а внезапно нахлынувшее спокойствие. Она вспомнила Кристину на остановке, ее жалкие попытки унизить. И поняла, что Елизавета Павловна, при всем ее лоске и статусе, делает то же самое. Они обе пытались загнать ее в рамки своих представлений о мире.
— Вы правы, Елизавета Павловна, сидеть дома я не собираюсь, — твердо сказала Алина, посмотрев прямо в глаза своей будущей свекрови. — Последние месяцы я работала над одним проектом. Я составляю и оцифровываю частный семейный архив. Это очень кропотливая работа, требующая знаний в палеографии и источниковедении.
— Частный архив? — с легким презрением переспросила хозяйка дома. — И чей же, если не секрет? Какого-нибудь нувориша, который внезапно решил обзавестись «историей»?
— Нет, — улыбнулась Алина. — Это архив семьи Воронцовых. Я начала с документов вашего прадеда, промышленника Алексея Игнатьевича. У него была совершенно фантастическая переписка с профессором Вернадским. Кстати, Андрей Николаевич, я нашла там упоминание о вашем деде. Оказывается, он в юности писал стихи, и очень неплохие. Хотите, я покажу вам при следующей встрече?
В гостиной повисла тишина. Дмитрий смотрел на Алину с нескрываемым восхищением. Елизавета Павловна замерла с чашкой в руке. А Андрей Николаевич снял очки, и его глаза загорелись живым интересом.
— Стихи? Мой дед? — переспросил он. — Но нам никто никогда об этом не рассказывал! Конечно, хочу! Алина, деточка, это же поразительно! Дима мне говорил, что вы увлеклись нашими старыми бумагами, но я не думал, что настолько серьезно!
Весь оставшийся вечер Андрей Николаевич не отходил от Алины, расспрашивая ее о находках в семейном архиве. Она с упоением рассказывала ему о забытых фактах, о людях, чьи портреты висели на стенах, возвращая им жизнь и голос. Она говорила о том, что знала и любила, и в этом была ее сила.
Елизавета Павловна больше не задавала колких вопросов. Она молча наблюдала за невесткой, и в ее холодном взгляде появилось что-то новое. Возможно, уважение. Она увидела не «серую мышку» из провинции, а умную, образованную и увлеченную женщину, которая нашла свое место в их семье не через дорогие наряды, а через уважение к ее истории.
Когда они уезжали, на прощание Елизавета Павловна неожиданно коснулась руки Алины.
— Жду вас в следующую субботу, — сказала она. — И не забудьте привезти стихи.
В машине Дмитрий взял Алину за руку.
— Ты была великолепна, — сказал он. — Я тобой горжусь.
Алина посмотрела на него, потом на свои руки, лежащие в его ладони, и улыбнулась. Все сомнения исчезли. Она нашла свое место. Ее мир был не в роскошных домах и дорогих машинах. Ее мир был в любви этого человека, в шорохе старых страниц, в возможности быть собой. И она поняла, что ее так называемая «серость» была на самом деле глубиной. Той самой глубиной, которую не разглядела Кристина на трамвайной остановке, но которую смог увидеть и полюбить ее принц.
Прошел месяц. Снег окончательно укрыл город, превратив серые улицы в нарядные белые аллеи, но для Кристины эта зима обещала быть самой холодной в жизни.
Она сидела в своей кухне, обставленной дорогой итальянской мебелью, и нервно крутила в руках бокал с остатками вина. На столе лежала газета, открытая на светской хронике. С размытого снимка, сделанного папарацци, на нее смотрела Алина. Она выходила из театра под руку с Дмитрием Воронцовым. На Алине была норковая шуба, о которой Кристина могла только мечтать, а на лице — спокойная, уверенная улыбка женщины, которую любят.
— Ты опять пьешь? — в кухню вошел Игорь, муж Кристины.
В последнее время он выглядел скверно: осунувшийся, с красными глазами и вечным запахом табака. Его строительный бизнес, которым Кристина так кичилась перед одноклассницами, трещал по швам. Тендеры срывались один за другим, а кредиторы уже не просто звонили, а начали караулить у подъезда. Тот самый «Дубай», о котором она врала Алине на остановке, накрылся медным тазом еще полгода назад.
— А что мне делать? — огрызнулась Кристина. — Смотреть на то, как ты проматываешь последние деньги?
Игорь выхватил у нее газету.
— Воронцов... — прошипел он, глядя на фото. — Вот кто мне нужен. Если я получу субподряд на его новом объекте в Сибири, мы спасены. Иначе... — он многозначительно замолчал. — Иначе, Крис, ты свои ботфорты будешь на Авито продавать, чтобы нам было что жрать.
Кристина побледнела. Перспектива нищеты пугала ее больше смерти.
— При чем тут я?
— При том! — рявкнул Игорь. — Ты же говорила, что училась с его новой пассией. С этой... Алиной.
Кристина фыркнула.
— Училась. Серая мышь. Ничтожество. Я не понимаю, что он в ней нашел.
— Мне плевать, что он нашел! — Игорь ударил ладонью по столу. — Мне нужно, чтобы ты с ней встретилась. Наладила контакт. Втерлась в доверие. Пусть она замолвит за меня словечко перед Воронцовым.
— Ты с ума сошел? — Кристина вскочила. — Я унижала ее в школе! Я посмеялась над ней месяц назад на остановке! Она даже слушать меня не станет.
— Значит, придумай что-то! — Игорь схватил ее за плечи, больно сжав пальцы. — Ползай на коленях, ври, плачь. Мне все равно. Но если ты не договоришься о встрече, я подаю на развод и вышвыриваю тебя из этой квартиры. И поверь, без меня ты — ноль.
Игорь вышел, хлопнув дверью, а Кристина бессильно опустилась на стул. Слезы обиды и злости катились по ее щекам, размывая макияж. Она ненавидела Алину. Ненавидела за то, что той все досталось просто так: без интриг, без пластических операций, без унижений перед богатыми папиками. Просто стояла на остановке с книжкой — и получила принца. А ей, Кристине, теперь придется унижаться перед этой «мышью».
На следующий день Кристина разработала план. Она знала, что Алина, несмотря ни на что, всегда была жалостливой дурочкой.
Алина выходила из здания благотворительного фонда, который курировала семья Воронцовых. Она чувствовала себя прекрасно. Работа с архивами увлекла ее, а Елизавета Павловна, сменив гнев на милость, теперь активно вводила невестку в курс дел по меценатству.
— Алина! Алина, подожди!
Алина обернулась и увидела бегущую к ней Кристину. Выглядела бывшая одноклассница странно: на ней не было привычного вызывающего лоска, волосы были собраны в небрежный пучок, а в глазах стояли слезы.
— Кристина? Что-то случилось? — Алина остановилась, жестом показав охране не вмешиваться.
Кристина подбежала и, словно в плохом театре, схватила Алину за руки.
— Алинка, прости меня! Прости меня, дуру грешную! Я тогда на остановке... я была сама не своя. У меня жизнь рушится, нервы ни к черту, вот я и сорвалась на тебе.
Алина мягко высвободила руки. Она не верила ни единому слову, но воспитание не позволяло ей просто развернуться и уйти.
— Бог простит, Кристина. Я не держу зла.
— Ты не понимаешь! — зарыдала Кристина, и в этот раз слезы были настоящими — от страха перед мужем. — У меня все плохо. Игорь... мой муж... он болен. Серьезно. Нужны деньги на операцию, бизнес встал, нас выселяют. Я не знаю, к кому идти. Ты единственная, кого я знаю из... из людей, кто может помочь.
Алина внимательно посмотрела на нее. В ее взгляде не было торжества, которого так боялась Кристина. Там была лишь спокойная проницательность, которую Алина переняла у Дмитрия.
— Ты хочешь денег? — прямо спросила она.
— Нет! То есть... не просто денег, — Кристина замялась. — Игорь гордый, он не возьмет подачку. Но если бы твой Дмитрий мог дать ему работу... Какой-нибудь заказ. Игорь отличный строитель! Это спасло бы нас. Пожалуйста, Алина! Вспомни, мы же за одной партой сидели!
Алина вспомнила. Вспомнила, как Кристина приклеила жвачку ей на волосы в седьмом классе. Как высмеивала ее старые ботинки. Как месяц назад назвала «серой мышью». Но Алина также видела перед собой глубоко несчастную женщину, загнанную в угол.
— Я не вмешиваюсь в дела Дмитрия, — твердо сказала Алина. — Но я могу передать ему резюме твоего мужа. Если он действительно профессионал, его рассмотрят на общих основаниях. Это все, что я могу сделать.
Глаза Кристины хищно блеснули, но она тут же опустила ресницы.
— Спасибо! Ты святая, Алина! Просто святая! Я передам папку завтра?
— Передай через секретаря в офисе, — сухо ответила Алина и направилась к машине.
Сев в салон, она почувствовала странную тяжесть. Интуиция подсказывала ей, что эта встреча — начало больших проблем. Но она не могла предположить, насколько далеко готова зайти Кристина ради спасения своей шкуры.
Неделю спустя в доме Воронцовых царила напряженная атмосфера. Дмитрий вернулся домой поздно, его лицо было мрачнее тучи. Он даже не поцеловал Алину, а сразу прошел в кабинет, налив себе виски.
Алина тихо вошла следом.
— Дима, что случилось?
Он молча бросил на стол папку с документами.
— Твоя школьная подруга... Ее мужа проверила служба безопасности. Игорь Власов. Вор, мошенник и бракодел. На нем три уголовных дела, которые он замял взятками. И ты просила за этого человека?
Алина похолодела.
— Я не знала... Она сказала, что он болен, что им нечего есть. Я просто сказала, чтобы его проверили на общих основаниях.
— Проблема не в нем, Алина, — Дмитрий устало потер виски. — Проблема в том, что сегодня утром в желтой прессе вышла статья. С заголовком: «Невеста олигарха Воронцова лоббирует интересы криминальных авторитетов». И там твои фото с этой Кристиной. Как она держит тебя за руки, как вы мило беседуете.
Алина закрыла рот рукой.
— Это она... Она подстроила встречу? Специально?
— Похоже на то. Кто-то сделал фото и слил их журналистам вместе с "инсайдом", что ты давишь на меня, чтобы я дал подряд ее мужу. Это удар по репутации компании перед важным слиянием. Партнеры в бешенстве. Мама в бешенстве.
В этот момент дверь кабинета распахнулась, и вошла Елизавета Павловна. Она выглядела воинственно. В руках у нее был планшет.
— Ты видел это, Дмитрий? — ее голос звенел сталью.
— Видел, мама. Мы уже обсуждаем.
Елизавета Павловна повернулась к Алине. Алина сжалась, ожидая сейчас услышать: «Я же говорила! Провинциальная простушка нас погубит!».
Но свекровь подошла к ней и неожиданно положила руку на плечо.
— Бедная девочка, — сказала она, и в ее голосе не было иронии. — Тебя использовали как пешку. Эта вульгарная девица... Я навела справки. Она продала эти фото журналистам за триста тысяч рублей. Видимо, муж совсем прижал.
Алина подняла глаза, полные слез.
— Елизавета Павловна, я клянусь, я хотела только помочь...
— Я знаю, — жестко оборвала ее свекровь. — Доброта — это твой дар и твое проклятие. Но в нашем мире нельзя быть просто доброй. Нужно быть зубастой. Дмитрий, что ты собираешься делать?
— Юристы уже готовят иск о клевете, — ответил Дмитрий. — Но слухи уже поползли. Акции просели на два процента.
— Ерунда, — отмахнулась Елизавета Павловна. — Акции отыграют. А вот репутацию Алины нужно отмыть. И я знаю как.
Она подошла к столу и выложила перед сыном старую, потрепанную тетрадь.
— Алина нашла это вчера в дальнем ящике архива. Это дневники твоего прадеда. Там есть записи о том, как он в 1920-м году спрятал часть активов за границей, оформив их на подставной фонд, чтобы большевики не отобрали все. Мы считали эти деньги потерянными или мифом. Но Алина расшифровала его шифр.
Дмитрий удивленно посмотрел на жену, потом на тетрадь.
— Ты серьезно?
— Да, — тихо сказала Алина. — Там указаны номера счетов в швейцарском банке и кодовые слова. Если эти счета еще активны...
— Они активны, — перебила Елизавета Павловна. — Юристы проверили сегодня утром. Там сумма, которая покрывает все убытки от падения акций в десятикратном размере. И самое главное — эти деньги по праву принадлежат фонду, который занимается реставрацией памятников.
Дмитрий смотрел на Алину уже не с укором, а с восхищением.
— Ты нашла клад?
— Я просто делала свою работу, — пожала плечами Алина.
— Вот именно, — кивнула Елизавета Павловна. — Завтра мы даем пресс-конференцию. Официально объявляем о находке. Алина будет представлена не как «невеста», а как главный историк-архивист семьи, сделавший открытие века. Это перекроет любые сплетни. А что касается этой Кристины... — глаза Елизаветы Павловны сузились. — Оставь ее мне, Дмитрий. Это уже женские игры.
На следующий день Кристина праздновала победу. Она получила гонорар от журналистов, Игорь на радостях даже не стал ее бить за то, что контракт не выгорел. «Хоть шерсти клок с паршивой овцы», — сказал он. Она сидела в кафе, листая ленту новостей, ожидая увидеть заголовки о крахе репутации Воронцова и позоре Алины.
Но вместо этого все новостные ленты пестрели другим.
«Сенсация в мире истории! Невеста миллиардера Воронцова нашла утраченное золото Российской Империи».
«Алина Смирнова: скромный архивист, вернувшая миллионы в благотворительный фонд».
И фото. Алина в строгом, безупречном костюме стоит рядом с Елизаветой Павловной. Свекровь смотрит на нее с гордостью. Дмитрий держит ее за руку. Они выглядят как королевская семья.
Кристина выронила телефон. Комментарии под статьей о «взятках» исчезли, зато под новыми постами люди писали: «Какая умница!», «Вот это женщина, не то что нынешние куклы!», «Повезло Воронцову».
В этот момент телефон Кристины зазвонил. Номер был скрыт.
— Алло? — дрожащим голосом ответила она.
— Кристина Власова? — ледяной голос Елизаветы Павловны невозможно было спутать ни с чем. — Это Елизавета Воронцова. Я знаю, что вы сделали. И знаю про ваши долги, про махинации вашего мужа и про то, что ваша квартира заложена банку, который принадлежит моему сыну.
Кристина перестала дышать.
— У вас есть 24 часа, чтобы собрать вещи, — продолжила Елизавета Павловна спокойным, светским тоном. — Банк инициирует процедуру отчуждения имущества завтра. А материалы по вашему мужу уже переданы в прокуратуру. Не стоит играть с хищниками, милочка, если вы всего лишь... как там вы назвали Алину? Серая мышь? Нет. Вы — крыса.
Гудки в трубке звучали как приговор.
Канун Нового года. Ежегодный благотворительный бал семьи Воронцовых был главным событием светской Москвы. В огромном зале старинного особняка в центре столицы собрались сливки общества: политики, бизнесмены, звезды эстрады. Играл живой оркестр, сверкали бриллианты, шампанское лилось рекой.
Алина стояла на верхней площадке мраморной лестницы. На ней было платье цвета ночного неба, усыпанное мельчайшими кристаллами, которые мерцали при каждом движении. Волосы были уложены в сложную прическу, открывающую тонкую шею, на которой сияло колье из сапфиров — подарок Елизаветы Павловны из личной коллекции.
Дмитрий подошел сзади и обнял ее за талию.
— Ты самая красивая здесь, — шепнул он ей на ухо. — Боишься?
— Немного, — призналась Алина. — Столько людей... И все смотрят.
— Пусть смотрят. Им есть чему завидовать. Ты не просто красивая, Алина. Ты настоящая. После истории с архивом тебя здесь уважают больше, чем меня.
Они начали спускаться. Зал затих. Сотни глаз устремились на пару. Алина чувствовала себя героиней фильма, того самого, сцену из которого она когда-то воображала на остановке. Только теперь это была реальность.
Внизу их встретила Елизавета Павловна. Она выглядела величественно в бархатном платье.
— Держись уверенно, — тихо сказала она Алине. — И улыбайся. Сегодня твой триумф. Кстати, я пригласила одного человека... думаю, тебе будет интересно увидеть финал этой пьесы.
Алина вопросительно посмотрела на нее, но свекровь лишь загадочно улыбнулась и указала веером в сторону входа для персонала.
Там, в тени колонны, стояла женщина в униформе официантки. Она держала поднос с пустыми бокалами и старалась быть незаметной. Но Алина узнала этот профиль. Это была Кристина.
Без макияжа, с потухшим взглядом, с убранными под чепчик волосами она выглядела на десять лет старше. Игоря посадили. Квартиру и машину забрал банк. От былой роскоши не осталось и следа. Единственная работа, которую она смогла найти с такой репутацией и без образования, — в кейтеринговой службе, обслуживающей банкеты.
Кристина подняла глаза и встретилась взглядом с Алиной. В этот момент время словно остановилось. Алина стояла на вершине мира, в сапфирах и шелке, под руку с любимым мужчиной. Кристина стояла с грязной посудой, раздавленная собственной злобой и завистью.
Кристина вздрогнула и опустила глаза, готовая провалиться сквозь землю. Она ожидала, что Алина сейчас подойдет, рассмеется ей в лицо, укажет на нее пальцем, как это делала сама Кристина в школе. Или прикажет охране вышвырнуть ее.
Алина сделала шаг вперед. Дмитрий вопросительно сжал ее руку, но она мягко высвободилась.
— Одну минуту, Дима.
Она подошла к Кристине. Та вжала голову в плечи, поднос в ее руках предательски задребезжал. Вокруг образовалась небольшая пустота — гости чувствовали напряжение, хотя и не понимали его причины.
— Алина... — прошептала Кристина одними губами. — Не надо. Пожалуйста. Я уйду.
Алина смотрела на нее. Она не чувствовала ни злорадства, ни гнева. Только жалость. Глубокую, спокойную жалость к человеку, который потратил жизнь на погоню за фантиками и потерял саму себя.
— Не уходи, — тихо сказала Алина. — Тебе нужна эта работа. Отработай смену достойно.
Кристина замерла, не веря своим ушам.
— Ты... ты не выгонишь меня? После всего?
Алина улыбнулась — той самой улыбкой, которой улыбалась на остановке, читая Ремарка. Улыбкой человека, который выше мести.
— У каждого свои принцы, Кристина. И свои трамваи. Ты свой выбор сделала. А я — свой. Живи с этим.
Алина развернулась, шлейф ее платья мягко прошуршал по паркету, и она вернулась к Дмитрию.
— Что ты ей сказала? — спросил он, когда они закружились в вальсе.
— Пожелала удачи, — ответила Алина. — Знаешь, я поняла одну вещь.
— Какую?
— Серость — это не цвет пальто и не отсутствие денег. Серость — это когда внутри пусто. А я... я теперь точно знаю, что моя жизнь полна красок.
Музыка гремела, свет люстр отражался в сапфирах, и Алина кружилась в танце, чувствуя себя абсолютно, бесконечно счастливой. А где-то в углу зала бывшая королева школы убирала со стола салфетки, усваивая самый горький урок в своей жизни: истинное благородство нельзя купить, его нельзя сыграть, его можно только воспитать в себе. Или не воспитать.
Когда часы пробили двенадцать, Дмитрий вывел Алину на балкон. Внизу шумела праздничная Москва, взрывались фейерверки.
— У меня есть для тебя еще один подарок, — сказал он, доставая из кармана маленькую бархатную коробочку. — Я хотел сделать это на остановке, полгода назад, но решил, что здесь будет теплее.
Он открыл коробочку. Там сверкало кольцо с бриллиантом чистой воды.
— Алина, ты станешь моей женой? По-настоящему, официально, навсегда?
Алина посмотрела на кольцо, потом на падающий снег, и наконец — в его любимые серые глаза.
— Да, — прошептала она. — Даже если бы ты был водителем того трамвая.
Дмитрий рассмеялся и надел кольцо на ее палец.
— Ну уж нет. Трамваи — это слишком долго. Я предпочитаю скорость.
Он поцеловал ее, и этот поцелуй был слаще любого шампанского. История Золушки закончилась, но история сильной, мудрой женщины Алины Воронцовой только начиналась.
