Нотариус повторила свой вопрос третий раз, и только тогда я смогла оторвать взгляд от документов.
— Светлана Павловна, вы понимаете, что подписываете?
Я кивнула, хотя понимала плохо. В голове звучало только одно: как я могла быть настолько слепой?
Полчаса назад мы втроём — я, муж Олег и его мать Людмила Фёдоровна — вошли в эту контору. Я думала, мы пришли оформлять наследство после смерти свёкра. Стандартная процедура: документы, печати, подписи. Квартира, в которой мы с Олегом жили пять лет, должна была официально стать нашей.
Вот только всё оказалось совсем не так.
— Согласно завещанию покойного Фёдора Дмитриевича, — нотариус зачитывала монотонно, но каждое слово било как молотом, — вся недвижимость переходит супруге Людмиле Фёдоровне. Трёхкомнатная квартира по адресу...
Дальше я не слушала. Кровь стучала в висках. Я обернулась к мужу.
Олег сидел, скрестив руки на груди, и смотрел в окно. Лицо каменное. Челюсть сжата. Но в глазах — ничего. Ни шока, ни возмущения. Будто он уже всё знал.
— Олег, — позвала я тихо. — Ты слышал?
Он медленно повернул голову. Посмотрел на меня так, будто я спросила что-то очевидное.
— Слышал.
— И что это значит?
Свекровь сидела напротив, выпрямив спину, сложив руки на дорогой кожаной сумке. На ней был строгий бордовый костюм, золотые серьги, укладка свежая. Людмила Фёдоровна всегда выглядела безупречно. И сейчас смотрела на меня с таким спокойствием, будто мы обсуждали погоду.
— Это значит, Светочка, — начала она мягко, почти ласково, — что квартира принадлежит мне. По закону. Фёдор так решил.
Я попыталась собрать мысли.
— Но... мы же вкладывали деньги. В ремонт. Я оплачивала половину расходов. Мебель, технику...
— Дорогая моя, — свекровь улыбнулась, и в этой улыбке не было ни капли тепла, — это не делает тебя собственницей. Ты просто помогала обустроить квартиру. Спасибо, конечно. Но юридически это ничего не меняет.
Нотариус кашлянула.
— Если нет вопросов к документам, давайте завершим процедуру.
Я снова посмотрела на Олега. Он молчал. Просто молчал и избегал моего взгляда.
Когда мы вышли на улицу, я остановилась.
— Объясни мне, — сказала я, хватая мужа за рукав. — Ты знал? Знал, что квартира записана на отца?
Олег вздохнул, высвобождая руку.
— Знал.
— Почему ты мне не сказал?
— А какая разница? Мы там жили, нам хватало.
— Разница в том, что я вложила в эту квартиру все свои сбережения! Я думала, это наш дом!
Свекровь прошла мимо нас к машине. Обернулась.
— Дети, хватит выяснять отношения на улице. Поехали домой, поговорим спокойно.
Я села на заднее сиденье и всю дорогу смотрела в окно. Олег вёл машину молча. Людмила Фёдоровна что-то говорила ему вполголоса, он кивал. Меня будто не существовало.
Дома свекровь первым делом прошла на кухню. Поставила чайник, достала чашки. Я стояла в дверях и смотрела, как она хозяйничает в моём пространстве. Открывает мои шкафы, берёт мою заварку, раскладывает печенье на моей тарелке.
— Садитесь, — скомандовала она.
Мы сели за стол. Людмила Фёдоровна налила чай, придвинула мне чашку.
— Светочка, я понимаю, ты расстроена. Но давай говорить честно.
Я молчала. Она продолжила:
— Квартира моя. Я вдова, мне нужна поддержка сына. И эта квартира мне нужна.
— Для чего? — наконец выдавила я.
— Для жизни, — свекровь пожала плечами. — Я продаю свою двушку на окраине. Там шумно, неудобно, старый дом. А здесь центр, всё рядом. Я сюда переезжаю.
У меня перехватило дыхание.
— Переезжаете? Сюда?
— Именно, — кивнула она, отпивая чай. — А вы с Олегом молодые, найдёте себе другое жильё. Снимете что-нибудь.
Я повернулась к мужу. Он смотрел в свою чашку.
— Олег, — голос дрожал, но я держалась, — скажи мне, что это какая-то ошибка.
Он поднял глаза. И в них я увидела не поддержку. Я увидела безразличие.
— Мама одна. Ей действительно тяжело.
— А мне не тяжело?!
— Не кричи, — одёрнул он меня.
Свекровь поставила чашку на блюдце с мягким звоном.
— Светлана, милая. Ты, конечно, вложилась в ремонт. Но не будем забывать — ты здесь невестка. Временная, так сказать, фигура. Пять лет прошло, а детей нет. О чём это говорит?
Удар пришёлся точно в цель. Мы с Олегом не планировали детей пока. Хотели встать на ноги, накопить денег, пожить для себя. Об этом договаривались. Но сейчас это использовали против меня.
— Мы не готовы к детям, — сказала я тихо. — Мы так решили.
— Ты так решила, — поправила свекровь. — Олег хотел. Но ты тянула время. И вот результат — пять лет впустую.
Я посмотрела на мужа. Он отвёл взгляд.
— Людмила Фёдоровна, — я попыталась говорить спокойно, — даже если вам нужна эта квартира, мы можем что-то придумать. Выкупить долю, договориться...
Она рассмеялась. Коротко, сухо.
— Выкупить? На какие деньги, детка? У вас нет денег. Все ваши сбережения ушли на этот ремонт, как ты сама сказала. Так что выкупать нечем. И договариваться не о чем. Я даю вам три недели. За это время найдёте жильё и освободите квартиру.
— Три недели?! — я вскочила. — Это же...
— Это моя квартира, — перебила свекровь жёстко. — И я решаю. Можешь считать, что тебе повезло — я могла дать и неделю. Но я человек добрый.
Я стояла посреди кухни, и мир плыл перед глазами. Пять лет жизни. Пять лет я просыпалась в этих стенах, готовила на этой плите, мыла эти полы. Я вкладывала сюда не только деньги — я вкладывала себя. Каждую мелочь выбирала, каждый угол обустраивала. Это был мой дом.
А теперь мне говорят: освободи. Ты здесь временная.
— Олег, — я последний раз попыталась достучаться до него, — неужели ты согласен с этим?
Он наконец поднялся из-за стола. Подошёл ко мне.
— Жить будем на съёмной квартире. Ничего страшного. Многие так живут.
— Но это была наша квартира!
— Нет, — он покачал головой. — Это была квартира отца. Мы просто жили здесь.
В этот момент я поняла — он никогда не считал это нашим. Для него это всегда было родительское жильё, где ему позволили поселиться с женой. Он никогда не воспринимал меня как равного партнёра. Я была приложением к его жизни.
Людмила Фёдоровна встала, оправила юбку.
— Ну вот и славно, что всё обсудили. Я завтра начну привозить вещи. Постепенно. К концу месяца въеду окончательно. Светочка, не грусти. Ты молодая, красивая. Найдёшь себе кого-нибудь получше.
Она прошла в комнату осматривать "свою" квартиру. Я осталась на кухне с мужем.
— Ты предал меня, — сказала я тихо.
Олег вздохнул.
— Не драматизируй. Просто переедем.
— На какие деньги? Ты же слышал — у нас ничего не осталось!
— Ну, заработаем. Как-нибудь устроимся.
— Как-нибудь, — повторила я и усмехнулась. — Пять лет мы строили этот "как-нибудь". А твоя мама разрушила за полчаса.
— Хватит. Мать права — квартира её. Закон на её стороне.
— А на чьей стороне ты?
Он не ответил. И этот ответ сказал всё.
Следующие три недели я жила как в тумане. Свекровь приезжала каждый день. Привозила коробки, мебель, вешала свои фотографии на стены. Я смотрела, как моё пространство медленно превращается в чужое. Олег помогал матери разгружать машину, передвигать шкафы. Ко мне даже не подходил.
Однажды я вернулась с работы и увидела, что в гостиной стоит огромный новый диван. Наш старый, который мы выбирали вместе, выброшен на лестничную площадку.
— Это ещё что? — спросила я.
Свекровь вышла из комнаты с рулеткой в руках.
— А, Светочка, пришла. Я решила обновить интерьер. Тот диван был ужасный, весь просиженный. Вот новый заказала — итальянский, кожаный. Красиво же?
Я подошла к выброшенному дивану. На нём мы с Олегом смотрели фильмы, читали книги, засыпали по вечерам. Он был потёртый, но удобный. Наш.
Теперь он валялся на площадке, ненужный.
Как и я.
К концу третьей недели я упаковала все свои вещи. Олег нашёл однокомнатную квартиру на окраине. Маленькую, тёмную, с видом на промзону. Снимали за треть его зарплаты.
— Ничего, — говорил он, таская коробки, — привыкнем. Главное — крыша над головой.
Людмила Фёдоровна наблюдала за нашими сборами, попивая кофе на новом кожаном диване.
— Олежек, ты не забудь, по четвергам я всегда готовлю пельмени. Приходи на ужин.
— Приду, мам.
— А вы, Светочка, не обижайтесь. Жизнь такая. Кому-то везёт, кому-то нет.
Я взяла последнюю коробку. Оглянулась. Эта квартира была моей мечтой. Я так старалась сделать её уютной. Выбирала каждую деталь с любовью. Вкладывала душу.
А теперь мне говорят — ты здесь никто. Уходи.
— Олег, — позвала я мужа. Он обернулся. — Я подам на развод.
Он замер.
— Что?
— Я подаю на развод, — повторила я спокойно. — Сегодня же.
Свекровь вскочила с дивана.
— Что за глупости?! Светлана, не валяй дурака!
Но я смотрела только на Олега. Он стоял с коробкой в руках, и на лице его медленно проступало понимание.
— Жень... Света... Давай поговорим...
— Говорить не о чем, — я покачала головой. — Ты сделал выбор. Мать важнее жены. Хорошо. Живи с мамой.
— Но мы же любим друг друга! — он поставил коробку, шагнул ко мне.
— Ты любишь мать. А я была удобным дополнением. Пока это было выгодно. Теперь я не нужна — значит, пора уходить.
Людмила Фёдоровна схватила меня за руку.
— Ты совершаешь ошибку! Думаешь, кто-то другой тебя возьмёт? В твоём возрасте, без жилья, без денег?
Я высвободила руку.
— Может, никто и не возьмёт. Но лучше быть одной, чем жить с людьми, которые относятся ко мне как к пустому месту.
Я вышла из квартиры. Олег догнал меня на лестнице.
— Света, постой! Мы всё решим! Я поговорю с мамой, мы что-нибудь придумаем!
— Поздно, — сказала я, не оборачиваясь. — Пять лет было время придумать. Ты не придумал.
Дверь за мной закрылась. И вместе с ней закрылась целая глава моей жизни.
Съёмная однушка встретила меня запахом сырости и гулким эхом. Пустые стены, старая мебель. Но она была моя. Только моя.
Я расставила коробки, повесила занавески, поставила чайник. Первая ночь прошла в тишине. Я лежала на узком диване и думала о том, что пять лет потратила на человека, который даже не попытался за меня постоять.
Утром подала документы на развод.
Олег звонил каждый день. Просил вернуться, обещал всё исправить, говорил, что скучает. Я не отвечала. Людмила Фёдоровна тоже выходила на связь — писала длинные сообщения о том, какая я неблагодарная, что пожалею, что совершаю роковую ошибку.
Я заблокировала их обоих.
Через месяц меня повысили на работе. Новая должность, прибавка к зарплате. Я начала откладывать деньги на своё жильё. Не квартиру пока — на первоначальный взнос для ипотеки.
Записалась на курсы по дизайну интерьеров — давно мечтала. Познакомилась с новыми людьми. Начала ходить в бассейн.
Жизнь постепенно наполнялась смыслом.
Через три месяца Олег пришёл ко мне. Стоял у двери с букетом роз.
— Света, прости. Я был идиотом. Давай начнём сначала.
Я посмотрела на него. Он постарел. Под глазами тёмные круги, плечи ссутулились.
— Как мама? — спросила я.
Он поморщился.
— Мы поругались. Она хотела, чтобы я к ней переехал. Я отказался. Теперь она обижается.
— Понятно, — кивнула я. — Значит, остался один и вспомнил про меня.
— Нет! Я понял, что натворил! Ты была права — я тебя предал. Но я исправлюсь. Клянусь.
Я взяла букет. Посмотрела на розы.
— Знаешь, Олег, я тебе верю. Может, ты и правда понял. Но мне уже всё равно.
— Как это? — он растерялся.
— Очень просто. Я потратила на тебя пять лет. Потеряла дом, деньги, веру в людей. Теперь я восстанавливаю себя. И в этой жизни тебе нет места.
Он попытался возразить, но я закрыла дверь.
Розы отправились в мусорное ведро.
Развод оформили быстро. Делить было нечего — квартира осталась у свекрови, общих накоплений не было. Я получила свободу и чистый лист.
От общих знакомых узнала, что Людмила Фёдоровна живёт в той квартире одна. Олег к ней так и не вернулся — снимает студию на другом конце города. Говорят, они почти не общаются. Свекровь обиделась на сына, считает, что он её бросил.
Мне было всё равно.
Прошёл год. Я накопила на первоначальный взнос. Взяла ипотеку на скромную двушку в новостройке. Не центр, но и не окраина. Мой выбор. Мои деньги. Моё решение.
Делала ремонт сама — вечерами после работы клеила обои, красила стены, выбирала плитку. Каждый квадратный метр был пропитан моим трудом. Но теперь я знала — это моё. По-настоящему моё.
Никто не отнимет.
Когда переехала в новую квартиру, устроила маленькое новоселье. Позвала подруг, коллег с работы, соседей. Мы сидели на полу, потому что мебели ещё не было, ели пиццу из коробок и пили вино из пластиковых стаканов.
И я была счастлива. По-настоящему.
Потому что это пространство принадлежало мне. Не условно, не на время, не "пока позволяют". А полностью и безоговорочно.
Иногда вспоминаю те пять лет. Но не с болью. С пониманием.
Я была удобной. Тихой. Готовой подстраиваться под чужие правила. И меня использовали, пока это было выгодно. Потом выбросили, как тот старый диван на площадке.
Но я не сломалась.
Я взяла свою жизнь в свои руки. И построила её заново. С нуля. Без чьей-то помощи, без чьих-то разрешений.
Людмила Фёдоровна получила квартиру. Олег получил урок. А я получила нечто большее — я получила себя.
И это единственное, что имеет настоящую цену.