– Неужели она может так с нами поступить? – голос Веры дрожал, обрываясь на полуслове. – Это же подло! Мама, скажи что-нибудь!
Мать девушки, Лидия, медленно обвела взглядом стены маленькой, но такой родной комнаты, где каждая дырочка на обоях, каждая скрипучий половица были частью её жизни. От этих стен, от этого запаха старого дерева и воска веяло таким спокойствием, такой надёжностью, что мысль о скором изгнании казалась чудовищным абсурдом. По спине пробежали ледяные мурашки.
– У Зои есть на это полное право, – наконец выдохнула Лидия, и слова прозвучали как приговор. – Документы в порядке. А нам… нам остаётся только собрать вещи и уйти.
Крошечная искорка надежды в глазах Веры погасла, словно её задули. Она опустила длинные, пушистые ресницы, сгорбилась, вжавшись в спинку дивана, и замолчала. Не по годам серьёзная и вдумчивая, Вера готовилась к выпускному классу, строила планы поступать в институт в областном центре, мечтала не повторить судьбу матери и остаться жить в глухой деревне без особых перспектив.
Её горячность, с которой она пыталась оспорить неизбежное, была наигранной: Вера-то понимала, что мама говорит сущую правду и спорить с законами и бумагами бесполезно. Но принять это – значило признать, что мир рухнул. Всё ещё казалось, что это дурной, затянувшийся сон, от которого вот-вот проснешься в своей уютной кровати под лоскутным одеялом.
Взглянув на мать, Вера с тоской отметила, как та за последние дни осунулась. С тех пор как из потрёпанной папки выпал тот злополучный лист, Лидия двигалась как автомат, без интереса к происходящему вокруг.
– Зачем дед так сделал? – в сердцах выкрикнула Вера, сжимая кулаки. – Неужели он не подумал о нас? О тебе!
– Какая теперь разница, Верка? – Лидия вздохнула, и её губы растянулись в безрадостной, усталой улыбке. – Собирай узлы. Только, чур, много не бери – не потащим. Чужим людям навязываться с поклажей неудобно.
Медленно поднявшись, она подошла к столу и стала аккуратно складывать разбросанные бумаги в потрёпанную картонную папку. В руках снова оказался тот лист, что разделил их жизнь на «до» и «после». Лида ещё раз пробежалась глазами по ровным строчкам, убедилась, что ошибки нет и быть не может, резко согнула его пополам и сунула подальше, на дно папки.
Лидия родилась в деревне Заречье, затерявшейся среди таких же маленьких, медленно умирающих сёл, рассыпанных по карте района. Край свой она любила всей душой, знала всех жителей, и детство её могло бы быть счастливым, если бы не мать – Анфиса. Властная, вечно недовольная женщина, она держала в ежовых рукавицах и молчаливого мужа Степана, и двух дочерей – Зою и Лиду. Разница между сёстрами была пять лет, и характерами они различались кардинально.
Зоя, старшая, унаследовала материнский нрав – упрямый, колючий. В доме то и дело гремели скандалы, которые не в силах был остановить даже тихий Степан. Как только представилась возможность, Зоя, едва окончив школу, выскочила замуж за парня из соседнего райцентра и укатила от матери подальше.
Лида же осталась. Была послушной, старалась угодить, вымолить хоть каплю материнской ласки, но тщетно. Вышла замуж за спокойного, неконфликтного Виктора, родила Верочку.
Жить под одной крышей с Анфисой молодой семье было невмоготу, а на свой дом денег не накопили. В итоге Виктор, устав от вечных придирок тёщи, предложил Лиде махнуть на край света, к его дальнему родственнику в Сибирь, где, якобы, работы непочатый край.
– Что мы там будем делать, если твой дядя нас не пустит? – в сотый раз спрашивала Лида, когда муж заводил разговор о переезде. – Работу найдём? И мама… она ни за что не отпустит.
– А на кой ляд её спрашивать? – злился Витя. – Поехали, и всё! Твоя сестра правильно сделала когда смоталась отсюда. Живёт и не тужит. А мы тут терпим.
– Я не могу вот так… взять и бросить всё…
– Или едешь со мной, или я один уезжаю! – сухо отрезал он. – Мы с тобой, Лида, поторопились. Любви между нами нет, ты и сама это знаешь. Оставаться здесь из-за дочки и терпеть твою мамашу я не готов. Работы тут нет, перспектив никаких. Решай. Только запомни мои слова: покоя тебе с ней не будет, пока она жива.
Признание в отсутствии любви ударило Лиду, хоть она и догадывалась об этом. Глядя на брак родителей, она понимала, что отец несчастлив, но связан по рукам и ногам. Витя чем-то походил на отца – такой же негромкий, терпеливый. Но в отличие от тестя, он не боялся начать с нуля.
Оставив растерянную жену и дочь, Виктор собрал котомку и ушёл ночевать к приятелю, дав Лиде пару дней на раздумье. Неизвестно, хотел ли он на самом деле, чтобы они поехали с ним, или предложил это из чувства долга, но получив отказ, он молча собрал нехитрый скарб и исчез из Заречья навсегда.
Первое время Лида тосковала. Без Вити в доме стало невыносимо пусто. Но уйти от родителей с малолетней Веркой на руках было некуда, да и адреса мужа она не знала.
С того дня, как уехал зять, Анфиса взяла Лиду в оборот по-полной. Не давала прохода, осыпала упрёками, называла никчёмной мамашей и дурой. Лиде оставалось лишь стиснуть зубы и терпеть. Поэтому, как только Верка пошла в садик, она устроилась на местный сырзавод, лишь бы поменьше бывать дома.
Когда Верочке исполнилось девять, Анфисы не стало. И как ни цинично это звучало, Лида, поплакав положенное, ощутила странное облегчение. Отец тоже недолго горевал и вскоре сошёлся с вдовой с соседней улицы, переехал к ней, оставив Лиду с Веркой полноправными хозяйками в родительском доме. Вот тогда-то и началась по-настоящему спокойная жизнь. Дочка училась, Лида, поменяв за годы несколько работ, устроилась техничкой в сельсовет. Работа не пыльная, да и начальство доброе.
Беда пришла откуда не ждали. Спустя несколько лет Степан неожиданно занемог. Месяцами его таскали по врачам, которые лишь разводили руками. Когда диагноз наконец поставили, было уже поздно. Женщина, жившая с ним не захотела ухаживать за умирающим и лежачий мужчина вернулся в дом дочери. Лида ухаживала за папой до последнего его вздоха.
Она тяжело переживала уход папы. В отличие от матери, отец всегда к ней тепло относился, интересовался её жизнью. Казалось, хуже быть не может. Но она ошибалась.
Спустя пару недель после похорон, когда душа чуть успокоилась, Лида полезла в старый комод, чтобы достать фотоальбом, полистать пожелтевшие снимки. Вытаскивая тяжёлую альбом в потёртом синем переплёте, она увидела уголок и вытянула на свет неприметный пыльный конверт, завалявшийся в самом дальнем углу ящика. Развернув листок, выпавший из конверта, Лида выронила из рук альбом. На грохот прибежала Вера.
– Мам! Ты в порядке? Что случилось?
Подойдя ближе, Вера испугалась не на шутку. Мать стояла бледная как полотно, беззвучно шевеля губами, уставившись в одну точку.
– Как он посмел… – прошептала Лида.
– Кто? Мама, присядь, я воды принесу!
– Ничего не надо! – Лида отшатнулась, будто её обожгли. – Что теперь с нами будет? Верка, доченька моя…
Бросив конверт и злосчастную бумагу на комод, она закрыла лицо руками и зарыдала – тихо, безнадёжно. Вера, не дожидаясь разрешения, схватила листок и стала читать. Глаза её расширились.
– Не может быть… Значит, наш дом…
– Принадлежит Зое. Он всё на неё переписал! – выкрикнула Лида и рухнула на диван, уткнувшись лицом в подушку.
– Но у тёти Зои же свой дом в городе! Мам, ну не плачь, пожалуйста! Она же не выгонит нас на улицу… Мы же родня. И зачем ей эта развалюха?
Лида молчала. Она не хотела пугать дочку раньше времени, и сама до конца не верила в происходящее. Как он мог? Человек, о котором она заботилась до последнего вздоха… Они никогда не говорили о наследстве – Лида боялась обидеть отца. Но дата на бумаге стояла чёткая, и от этого становилось вдвойне больно: завещание было подписано за несколько лет до его болезни.
– Может, съездим к тёте, поговорим? – робко предложила Вера, гладя мать по волосам. – Хочешь, я с тобой? Дедушка же всегда говорил, что Зоя добрая, просто жизнь у неё сложилась непросто…
Утирая слёзы, Лида с трудом взяла себя в руки.
– Нет, дочка, не надо… Я сама. Мы с ней столько лет не виделись, будет о чём поговорить.
В поездку Лида собиралась обстоятельно. Дорога до райцентра, где обосновалась сестра, была неблизкой. Самые важные слова она отрепетировала десятки раз, но всё равно не была уверена, как Зоя отреагирует.
Они не виделись больше двенадцати лет, столкнувшись в последний раз случайно в очереди в сберкассе. Зоя держалась холодно и отстранённо, бросила пару ничего не значащих фраз, похвасталась новой машиной мужа и ремонтом в квартире, и быстро ретировалась. На похороны родителей она не приезжала, не интересовалась жизнью сестры, жила своей жизнью.
Найти нужный дом в спальном районе городка оказалось легко. Кирпичная пятиэтажка, подъезд с новенькой дверью. Лида позвонила. Дверь открыла Зоя. Увидев сестру, она не выразила ни удивления, ни радости, а лишь брезгливо поморщилась и, не приглашая войти, сама вышла на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь.
Время, казалось, обошло Зою стороной. Всё такая же подтянутая, с тёмными, резко очерченными бровями и высокомерным взглядом, она была вылитой Анфисой с её старых фотографий.
– Чего припёрлась? – спросила она без предисловий.
– Здравствуй, Зоя. Хорошо выглядишь, – искренне отметила Лида.
– Я знаю. Говори быстрее, мне некогда.
Глядя на надменное лицо сестры, Лида почувствовала, как внутри всё закипает.
– Почему ты не приехала к отцу? Он тебя ждал, Зоя! До самого конца надеялся увидеться…
– Ты только ради этого приперлась? – скривила губы Зоя.
– Я же звонила тебе, говорила… Ты обещала приехать.
– Ну и что? Не приехала – значит, не смогла. Всё? У меня обед на плите.
Лида сделала глубокий вдох и выложила всё как есть. По мере её рассказа лицо Зои вытягивалось, а затем на нём появилось странное, торжествующее выражение.
– Вот! – фыркнула она. – Значит, справедливость на свете всё-таки есть!
– Я не понимаю, почему он всё оставил тебе? Мы ведь обе его дочери… Может, ошибка какая?
Зоя сдвинула брови.
– О, заверещала! Решила моё наследство присвоить? Пожила в родительском доме, пока я по углам мыкалась, а теперь возмущаешься? Нет, сестрёнка! Коли папанька на меня всё записал, значит, так надо. Давай, поживее вещи собирай, дом на продажу пойдёт. Много за него не выручу, но на ремонт в квартире хватит.
– Погоди! Куда же мы денемся? У меня денег снимать жильё нет! Где в Заречье пустующий дом найдёшь? Вере ещё год доучиваться… Если продавать собралась, дай нам хотя бы до следующего лета пожить, а там делай что хочешь!
– Вот еще! – вспылила Зоя. – У тебя своя семья, у меня своя. Деньги мне нужны, дети растут, их одеть, обуть надо! Собирайте свои пожитки и валите. Месяц даю, не больше.
Развернувшись, она скрылась за дверью, громко щёлкнув замком. Лида стояла на холодной лестничной площадке, чувствуя, как пустота и холод разливаются внутри. Она шла назад к автобусной станции, не замечая ничего вокруг, с горьким осознанием, что сестры у неё больше нет.
Домой Лида вернулась затемно и, не рассказывая дочери подробностей, сразу легла спать. Несколько дней молчала, а потом вывалила правду.
Собирая вещи в картонные коробки, Лида ничего не чувствовала. Казалось, ей всё равно. И так бы оно и было, если бы не Вера. Дочь металась, придумывала немыслимые варианты: пожить у подруги, устроиться ночным сторожем в школу, уехать к знакомым в райцентр.
Отмахиваясь от этих нереальных планов, Лида понемногу стала приходить в себя. Что же это она? Дочь, почти ребёнок, голову ломает, а она, взрослая женщина, ноет как малое дитя? От этой мысли внутри закипело негодование. Бросив на диван полную сумку, она резко выпрямилась.
– Вер, ставь чайник, ладно? А я сбегаю в магазин.
– Зачем?
– Куплю чего-нибудь к чаю. Давно мы себе ничем не баловали, – Лида попыталась улыбнуться, глядя в окно. – Погода-то какая хорошая, выходной.
Вера долго молчала, наблюдая, как мать натягивает куртку, а потом тихо, с мольбой в голосе, попросила:
– Мам, не ходи.
– Что такое?
– Не уходи, пожалуйста… – прошептала дочь. – У Надьки Фоминой отец как-то вышел в гараж машину чинить и не вернулся… Сказали, сердце. Он с утра был какой-то необычный, весёлый… Как ты сейчас... Не надо, мам! Как я одна-то? Папы у меня нет, он нас и не искал никогда… У меня же больше никого, кроме тебя…
Вера всхлипнула и, рванувшись вперёд, вцепилась в мамину руку так сильно, что та не могла бы высвободиться, даже если бы захотела. Глаза девушки были полны слёз. Лида никогда не видела дочь в таком состоянии. Она и подумать не могла, что в голове у Веры могут родиться такие страшные мысли.
– Верка! Да что ты! Сплюнь, перекрестись! Куда я денусь? Ты что, правда думаешь, я тебя брошу? Никогда! Ты у меня одна, самая родная… Глупышка, я просто хотела отвлечься от этих коробок. Да и к тётке Кате зайти думала. Она всех здесь знает, может, что посоветует. А дом – дело наживное! Главное – мы вместе, живы-здоровы!
Она крепко обняла дочь, вдохнув запах шампуня с ромашкой от ее волос.
– Ладно, чёрт с ним, с чаем! Пойдём вместе. Торт сама выберешь.
Вера кивнула, но ещё долго не отпускала мать. Только сейчас Лида поняла, какая огромная тяжесть лежала на плечах у ее, казалось бы, неунывающей девочки.
На улице стояла чудесная, по-настоящему весенняя погода. Тёплый ветерок, журчание ручейков, яркое солнце. Погода словно смеялось над их бедой. Болтая о чём-то постороннем, они не заметили, как дошли до единственного в Заречье магазина «У Марфы» – небольшой пристройки к дому самой предприимчивой жительницы села.
Внутри, несмотря на день, горела люминесцентная лампа, отбрасывая мертвенно-белый свет на прилавки. За стойкой, облокотившись на локти, сидела сама Марфа Игнатьевна, оживлённо беседуя с покупательницей – Анной Петровной, бывшей медсестрой, а ныне пенсионеркой.
– Лидочка, здравствуй! – обрадовалась Марфа. – Думала, ты ко мне совсем забыла дорогу!
– Да нет, просто нужды не было, – смутилась Лида.
– Это хорошо, когда запасы есть, – улыбнулась Анна Петровна, укладывая в сумку хлеб и молоко. – Нынче завоз хороший. Я вот набрала, теперь не знаю, как донесу.
– Мы вам поможем, – сразу предложила Лида. – Вместе веселее.
– Ой, неудобно…
– Да бросьте, Анна Петровна! – вмешалась Марфа. – Ты всем помогаешь, умей и принимать помощь!
Пока Вера выбирала торт, Лида, собравшись с духом, спросила:
– Марфа, не знаешь, не нужно ли кому в посёлке помощницу по хозяйству? Только с проживанием.
Марфа Игнатьевна округлила глаза.
– Ты подработать хочешь? А зачем с проживанием-то?
– Нам с Верой скоро негде будет жить. Хоть до конца учебного года, а там видно будет…
– Как это негде? – всплеснула руками Марфа. – А твой дом?
Нехотя, сбивчиво, Лида объяснила ситуацию. Дослушав, Марфа громко хмыкнула.
– Ну и сестрица! Совести, видать, сроду не было. Вот беда-то… У нас люди сами ютятся, кто пустующие дома бросает – так те развалюхи, да и хозяев не сыщешь… Я бы вас к себе взяла, да места нет – дети, внуки…
– Лида, переезжайте ко мне, – неожиданно тихо сказала Анна Петровна. – Я одна в доме, не считая кота. Места много, скучно не будет.
– Правда? – не поверила Лида.
– Конечно. Вы для меня как родные.
– Молодец, Аннушка! – оживилась Марфа. – А ты Лида, сестре своей подлой передай, чтобы в мой магазин носа не казала! Берите торт, конфеты, – она сунула в пакет пачку шоколадных конфет. – Я угощаю!
– Нет, что вы…
– Лида, не спорь! Я не обеднею. Вот же сестра... вот дает...
Вышли из магазина втроём. Лида несла тяжёлую сумку Анны Петровны, Вера пакет с гостинцами.
– Приходите завтра с утра, я комнату приготовлю, – сказала Анна Петровна, когда подошли к её аккуратному дому с резными наличниками. - Николая, шофера попрошу, он на машине ваши вещи перевезёт. И ни о чём не беспокойтесь.
– Спасибо вам огромное, – голос Лиды дрогнул. – Мы ненадолго, как только найдём варианты…
– Даже не думай! Живите, пока Вера школу не окончит. – Анна Петровна взяла сумку и несколько секунд молча смотрела на Лиду, будто хотела что-то сказать, но не решалась. – Ладно, бегите чай пить. Хоть и весна, ветер еще холодный.
По дороге домой Вера тихо сказала:
– Мам, прости, что я тебе наговорила…
– Всё в порядке. Видишь, стоило нам выйти из дома, и решение нашлось. Анна Петровна добрая, а мы ей поможем по хозяйству.
– Она мне всегда нравилась. Помню, у неё всегда в вазочке конфеты были для гостей. Ты будешь работать, а я буду помогать!
– А как же уроки?
– Так я же после школы!
Ближе к вечеру позвонила Анна Петровна.
– Лидочка, загляни ко мне на минутку. Только одна, без Верочки.
– Хорошо. Что-то случилось?
– Нет-нет… Просто кое-что обсудить нужно насчёт переезда. Да и помочь надо, по мелочи.