Вместо эпиграфа
Один товарищ мне сказал о погибшем аквалангисте: "Кто-то должен был рискнуть и он рискнул."
Рава Рэй и ее тихоокеанские танцы
Фотографа я встретил в Мюнхенском аэропорту, в баре ресторана Airbräu. Там можно недорого попробовать баварские колбаски с домашним пивом. Я направлялся в Испанию, на Майорку. А ему, немцу, оставалась пересадка на Франкфурт и там всего один час до дома.
Мы познакомились когда я спросил разрешения сфотографировать момент, когда фотограф смотрит в баре свои работы. Он засмеялся, – я представился собирателем сюжетов, – и он стал показывать снимки фотомодели из Муреа, которую он снимал под водой, в океане. Он как раз прилетел рейсом "Мюнхен – Муреа".
...Рава Рэй, двадцать семь лет. Она без страха и упрека плавала с дельфинами, китами, скатами и акулами. Черепахи с их древними, ничего не выражающими глазами скользили мимо её бёдер, как призраки.
Глубокая вода была прозрачной от чистоты и солнца. Были снимки на мелководье, где солнце легче пробивалось на дно, и делало кожу девушки мраморной. Снимки с огромным скатом, чьи тёмные крылья застилали кадр, как тень огромной тучи. Она не улыбалась. Она смотрела в объектив, а может, сквозь него — туда, где стоял фотограф на лодке. Взгляд был спокойным и твёрдым. В нём не было вызова. Было принятие.
Он хотел поделиться своей удачей. Мы смотрели эти снимки, и он рассказал, что это искусство, что дорого продаст это журналу. А я спросил, как она была защищена от нападения акул? И дальше мы просто молчали. И он все понял.
«Она не пострадала на съемке?» – на всякий случай задал я второй вопрос.
Он встал и ушел и больше я его не видел.
Он понял, что меня интересовала не красота изображения, а то, что за кадром...
Невидимое насилие кадра, которое легко читалось, цинизм холодного объектива, выхватывающего полуобнаженное тело из стихии, а еще жажда наживы того мужичка на лодке, который командовал: «Нет! Надо еще раз. Плыви ближе к нему. Развернись. Ныряй!».
За пару сотен долларов она была тем Ихтиандром, которого посадили в бочку Тихого океана, и заставили там существовать несколько долгих, как полярная ночь, часов. Они хотели ее видеть жертвой океана, они не видели доверия между девушкой и морем, между песчинкой и космосом. Они видели жертву и хищника. Они проецировали на её тело свои собственные страхи, страхи оказаться беззащитным, обнажённым, укушенным, использованным и выброшенным, как пустая ракушка.
Она стала известной. Она стала частью глубокого дна, синевы, стаи рыб, течений и тишины под водой.
У нее контракты не с фотографами, пуст не обольщаются. Она заключила договор с океаном. Он обязуется дать ей уникальность, красоту и свободу, а она отдает ему своё тело. Таков честный обмен.
Текст у меня выходит корявым. Но как бы описали снимок, где она плывет вертикально в толще воды, руки по швам. Над ней, почти касаясь её головы, зависла большая белая акула. Живот хищника светлый-светлый, почти белый на фоне тёмной глубины. Её тело направлено наверх. тело акулы куда-то в глубину. Два совершенных существа в своём совершенном мире. Без злобы. Без страха. Без наших опасений.
А что тот фотограф? Он конечно видел кадры экстремальных съемок, где модели Элена Калис и Сиара Антоски...
Но что он вспоминает, когда смотрит на море и на горизонт? Когда слышит об острове Муреа? Может, наконец, он увидел другое, то что было спрятано на глубине, во время его съемки? Увидел, как хрупкая маленькая девушка по имени Рава продолжает свой тихий, бесконечный водный танец. Без фотографов. Без зрителей. Без вопросов. Просто она и океан. Потому что у океана есть душа.
Мой вопрос был не о том, пострадала ли она? Вопрос был о том, сможем ли мы когда-нибудь понять, что значит — страдать от бездушия тех, кто рядом с тобой.
А еще она, наверное, узнала что не одна, что есть Элена в окружении скатов смотрит на фотографию и Сиара, за которой безуспешно крадется кессонная болезнь с той 50-метровой глубины.
Элена Калис
Сиара Антоски
Моя студентка Алина написала интересные мысли о работе фотографа Стивена Хайнинга с моделью Сиарой Антоски на глубине 50 метров: "Представить, что девушка в белом платье и черных ботинках без гидрокостюма погружается на такую глубину – это почти нереально. Даже с командой профессионалов и всем оборудованием риск всё равно огромный: давление, холод, медузы… Честно, я бы никогда на такое не решилась.
С одной стороны, понятно, почему Стивен Хайнинг хотел сделать это – океан, рекордная глубина, мифологический образ шелки. Фотографии сами по себе выглядят невероятно, они одновременно красивые и загадочные. Но с другой стороны, я не могу полностью согласиться с тем, что ради кадра можно подвергать человека почти смертельной опасности.
Иногда я думаю: а где проходит грань между искусством и безрассудством? "