Дорога до санатория превратилась в испытание. Машина то подпрыгивала на ухабах, то проваливалась в яму. Каждый шорох, каждый порыв ветра заставлял её вздрагивать. В темноте то и дело мерещились тени — то ли ветви деревьев, то ли нечто иное, не желающее быть увиденным.
В холле было тихо. Лишь дежурная медсестра дремала за стойкой, убаюканная монотонным шумом дождя. Лачи проскользнула к лестнице, стараясь не привлекать внимания.
В номере она первым делом зажгла свечу. Пламя дрогнуло, но тут же выровнялось, отбрасывая причудливые тени на стены. Лачи достала старинный гримуар — потрёпанную книгу в кожаном переплёте, переданную ей бабушкой. Страницы шелестели под пальцами, источая запах ладана и времени.
Она нашла раздел о подчинении воли:
«Чтобы разорвать связь между повелителем и подчинённым, надобно отыскать корень зла. Воск хранит отпечаток души, полынь очищает, а кровь связывает навеки. Разбей восковую фигуру, пролей на неё отвар полыни, проговори имя истинного хозяина — и цепь падёт».
Лачи закрыла книгу, задумчиво глядя на пламя.
— Значит, нужно найти его алтарь. Его место силы.
Рассвет окрасил горы в бледно‑розовые тона. Лачи вышла из санатория, накинув на плечи плотный плащ. Воздух был свежим, напоённым ароматом хвои и мокрой земли. Где‑то вдали куковала кукушка, но её голос звучал неестественно протяжно, будто кто‑то искажал звук.
Татьяна ждала у ворот, кутаясь в вязаную шаль. Лачи сумела разговорить девушку и узнать много полезного.
— Вы всё же решили пойти? — тихо спросила она.
— Да. Вы сказали, там пещера?
— Да. За старым рудником, в ущелье. Местные обходят её стороной. Говорят, там эхо не так звучит — будто отвечает тебе, а не просто повторяет.
— Спасибо.
— Возьмите это, — Татьяна протянула ей маленький мешочек из грубой ткани. — Полынь и соль. На всякий случай. Так бабушка учила.
Лачи кивнула, пряча подарок во внутренний карман.
Путь до пещеры занял почти два часа. Тропа вилась среди скал, то поднимаясь вверх, то ныряя в заросшие папоротником ложбины. Птицы молчали — ни щебета, ни криков хищников. Только шелест дождя по листьям и отдалённый гул ручья.
Пещера открылась внезапно — тёмный зев среди серых камней, обрамлённый зарослями чертополоха. У входа лежали кости — старые, выбеленные временем, но Лачи сразу поняла: не звериные. Слишком прямые, слишком… человеческие.
Она достала из кармана горсть соли, бросила перед собой.
— Во имя света и правды, — прошептала она, — пусть откроется то, что скрыто.
Соль вспыхнула голубым пламенем, осветив на мгновение внутренность пещеры. Лачи шагнула вперёд.
Внутри было холодно. Стены покрывали странные символы — не вырезанные, а будто вплавленные в камень. Они светились тусклым зелёным светом, складываясь в узоры, от которых рябило в глазах.
В центре пещеры стоял каменный алтарь. На нём — восковая фигура, изуродованная иглами и чёрными перьями. Вокруг — чаши с засохшей кровью, пучки полыни, связки перьев.
Лачи подошла ближе, чувствуя, как воздух густеет, сопротивляясь её движению. Она достала нож, провела лезвием по ладони — капля крови упала на алтарь.
— In nomine veritatis, in nomine libertatis, — произнесла она древнее заклинание. — Solvo vincula, solvo catenas.
Восковая фигура треснула. Из трещин вырвался чёрный дым, принимая очертания псов — тех самых, что нападали на людей. Они кружили вокруг алтаря, скулили, но не могли вырваться.
— Кто ты? — крикнула Лачи в пустоту. — Покажись!
Эхо засмеялось.
Из темноты выступил человек. Невысокий, сгорбленный, в длинном плаще, скрывающем лицо. Его руки были покрыты татуировками — теми же символами, что украшали стены.
— Ты опоздала, ведьма, — прошептал он. — Связь уже укреплена. Они мои.
— Они живые существа, — ответила Лачи, поднимая нож. — Ты не имеешь права.
— Имею. Я — хранитель границ. Я слежу, чтобы тьма не вышла наружу. А они — стражи. Стражи должны быть жестокими.
— Ты убиваешь невинных!
— Я готовлю их к войне, — он шагнул вперёд, и Лачи увидела его лицо: молодое, почти детское, но глаза — старые, полные тысячелетней усталости. — Скоро придёт Он. И тогда эти псы станут последней линией обороны.
— Кого ты ждёшь?
Он не ответил. Вместо этого поднял руку — и восковые фигуры на алтаре вспыхнули чёрным огнём.
Псы завыли, превращаясь в дым. Пещера содрогнулась.
— Беги, — прошептал колдун. — Пока ещё можешь.
Лачи не стала ждать. Она бросилась к выходу, но камни уже начали осыпаться. За её спиной раздавался смех колдуна и вой собак — то ли реальных, то ли рождённых магией.
Выскочив наружу, она упала на мокрую траву. Пещера рушилась за её спиной, обломки камней вздымались в воздух, а из глубины доносился рёв — не человеческий, не звериный, а что‑то среднее.
Когда всё стихло, перед ней осталась лишь груда камней. Ни входа, ни алтаря — только свежий шрам на теле горы.
Лачи поднялась, дрожащими руками достала мешочек Татьяны. Сжала полынь и соль, прошептала:
— Это не конец. Он жив. И он знает, где меня искать.
Дождь усилился, смывая следы. Где‑то далеко, завыла собака — один раз, коротко, будто подавая знак.
Лачи затянула плащ плотнее и направилась обратно в санаторий. Впереди ждала новая ночь — и новая битва.
Лачи шла обратно в санаторий, и каждый шаг отдавался в висках глухим стуком. Дождь перестал, но воздух оставался тяжёлым, пропитанным запахом озона и чего‑то ещё — едкого, будто горелой серы. Она сжимала в кулаке мешочек с полынью и солью, чувствуя, как острые края травы колют кожу сквозь ткань.
«Он ждёт. Наблюдает. Знает, что я была в пещере», — билась в голове мысль.
**
В коридоре санатория пахло воском и лавандой — дежурная медсестра, видимо, зажгла ароматические свечи, пытаясь создать уют. Лачи проскользнула к себе, заперла дверь на ключ, затем провела ладонью по косяку, шепча защитные слова. Тонкая серебристая нить вспыхнула на мгновение и растворилась в воздухе — барьер, который предупредит её, если кто‑то попытается войти.
Она достала из сумки гримуар, раскрыла на странице с закладкой — засушенным цветком белладонны. Перечитала заклинание для разрыва связи, вслушиваясь в ритм древних слов. Но что‑то не сходилось.
«Воск хранит отпечаток души… — размышляла она. — Но тот алтарь был старым. Слишком старым. Значит, колдун использует его давно. Сколько же существ он подчинил?»
За окном раздался шорох. Лачи резко обернулась. На подоконнике сидела ворона — чёрная, с неестественно яркими глазами. Птица наклонила голову, будто изучая её, затем каркнула и улетела, оставив на стекле мокрый след от когтей.
«Предупреждение», — поняла Лачи.
Она не стала ложиться. Вместо этого зажгла все свечи в номере, расставила их по кругу, а в центр положила восковую фигурку, слепленную из остатков свечей. Это был грубый подобия того, что она видела в пещере, но для ритуала хватит.
Лачи взяла нож, провела им по ладони — капля крови упала на воск. Затем посыпала фигурку полынью, добавила щепотку соли и начала читать заклинание. Голос звучал тихо, но с каждым словом воздух сгущался, а тени в углах комнаты шевелились, словно пытались вырваться наружу.
— Solvo vincula, solvo catenas. Libera creaturas a domino maligno…
Восковая фигурка затрещала, пошла трещинами. Из разломов вырвался дым — не чёрный, как в пещере, а бледно‑голубой, почти прозрачный. В этом дыму мелькали образы: псы, бегущие сквозь туман, их глаза светились жёлтым; человек в плаще, стоящий на краю обрыва; пещера, но уже не разрушенная, а целая, с горящими факелами у входа.
Затем дым сгустился в одно лицо — то самое, что она видела в пещере. Колдун. Его губы шевельнулись, но звука не было. Только взгляд — холодный, полный презрения.
«Ты не остановишь меня», — словно прозвучало в голове.
Фигурка вспыхнула синим пламенем и рассыпалась пеплом.
Лачи откинулась на спинку кресла, чувствуя, как пот стекает по спине. Ритуал дал ответ: колдун силён, его связь с существами глубже, чем она думала. Но самое страшное — он не одинок.
«Он говорил о войне, — вспомнила она. — О том, что Он скоро придёт. Кто это? И почему колдун считает, что псы станут „последней линией обороны“?»
Рассвет окрасил горы в багровые тона — не тёплые, как обычно, а тревожные, будто кровь на снегу. Лачи вышла на террасу, вдыхая свежий воздух. Где‑то вдали, в деревне, залаяла собака — один раз, коротко, как вчера.
Татьяна подошла неслышно, держа в руках чашку горячего чая.
— Вы бледны, — сказала она, протягивая напиток. — Что вы увидели?
Лачи помедлила, затем рассказала всё: пещеру, алтарь, колдуна, его слова о грядущей войне.
Татьяна слушала молча, лишь пальцы её крепче сжали чашку. Когда Лачи закончила, она вздохнула:
— Я знала, что это не просто нападения. В горах есть места, где время течёт иначе. Там спят старые силы. И если их разбудить…
— Вы знаете, о чём он говорил? — Лачи подалась вперёд. — Кто этот Он?
— Не знаю точно. Но в легендах моего народа есть рассказ о Хранителе Границ. Он следит, чтобы тьма не вышла наружу. Но если он падёт… — Татьяна замолчала, глядя на горы. — Говорят, в глубине пещер есть врата. А за ними — то, что не должно проснуться.
— И колдун думает, что его псы смогут защитить эти врата?
— Или открыть их, — тихо добавила Татьяна. — Зависит от того, на чьей он стороне.
Лачи встала, подошла к перилам террасы. Ветер взъерошил её волосы, принёс запах хвои и далёкого дыма. Она знала: времени почти не осталось. Колдун уже начал свой ритуал, и каждое нападение — это шаг к чему‑то большему.
«Нужно найти его логово, — подумала она. — И уничтожить алтарь. Но как?»
Внезапно в голове вспыхнула идея. Она повернулась к Татьяне:
— Вы говорили, что местные избегают пещеры. А есть ли другие места, связанные с древними силами? Места, где он мог бы спрятать второй алтарь?
Татьяна задумалась, затем кивнула:
— Есть старое кладбище у подножия горы. Оно заброшено больше ста лет. Говорят, там похоронены те, кто служил Хранителю. Но я никогда не слышала, чтобы кто‑то ходил туда после заката.
— Это может быть оно, — Лачи почувствовала, как внутри разгорается огонь решимости. — Сегодня ночью я пойду туда.
— Одна? — Татьяна нахмурилась. — Это опасно.
— У меня есть защита, — Лачи коснулась мешочка с полынью. — И знание. Но мне понадобится ваша помощь.
— Что нужно сделать?
— Если я не вернусь до рассвета… — Лачи замолчала, подбирая слова. — Найдите Марка. Скажите ему, чтобы искал меня в горах. И пусть возьмёт с собой святую воду и серебро.
Татьяна кивнула, но в её глазах читалась тревога.
— Будьте осторожны. Тьма не любит, когда её тревожат.
Когда солнце коснулось вершин гор, Лачи собрала вещи: гримуар, нож, мешочек с травами, маленький флакон с родниковой водой, освящённой ещё её бабушкой. В кармане лежал серебряный крестик — не для молитвы, а как оружие.
Перед уходом она ещё раз оглядела номер. Свечи догорали, оставляя на стенах длинные тени. Где‑то в глубине дома скрипнула дверь — или это ветер?
«Он знает, что я иду», — подумала она, но страха не было. Только холодная, ясная решимость.
Выйдя на улицу, Лачи вдохнула вечерний воздух. В небе уже загорались первые звёзды, а над горами висело багровое облако, похожее на рану.
Дорога к кладбищу лежала через лес. Деревья шептались листьями, их ветви тянулись к ней, как руки. Где‑то вдалеке заухала сова, и её крик повторился трижды — дурной знак.
Но Лачи шла вперёд.
Потому что знала: если она не остановит колдуна сегодня, завтра может не наступить.
Лес сгущался. Деревья стояли так плотно, что их кроны почти полностью скрывали небо. Лишь редкие лучи лунного света пробивались сквозь листву, бросая на землю призрачные блики. Лачи шла, прислушиваясь к каждому шороху. Где‑то вдали ухала неясыть — трижды, как и сова ранее. Дурной знак повторялся.
Она достала из кармана серебряный крестик, сжала в ладони. Металл чуть потеплел, будто отвечая на её тревогу.
«Он знает, что я иду, — думала Лачи. — Но не знает, что у меня есть кое‑что, чего он не ждёт».
В кармане лежал маленький флакон с родниковой водой, освящённой ещё её бабушкой. В мешочке — полынь, зверобой и рута. А в памяти — заклинания, передаваемые в её роду из поколения в поколение.
Кладбище открылось внезапно — словно провал в иной мир. Опрокинутые надгробия, заросшие мхом склепы, ржавые ограды, искривлённые временем. В воздухе висел запах сырости и чего‑то сладковато‑гнилостного — как будто цветы, оставленные на могиле слишком надолго.
В центре кладбища стоял каменный обелиск. На его поверхности Лачи разглядела те же символы, что видела в пещере. Они светились тусклым зелёным светом, складываясь в узор, от которого рябило в глазах.
Она сделала шаг вперёд — и земля под ногами задрожала.
Из‑за надгробий выступили фигуры. Не люди — и не совсем звери. Те самые псы, но теперь без маскировки: вытянутые морды, пальцы, едва прикрытые шерстью, глаза, горящие жёлтым огнём. Они окружили её, но не нападали. Ждали.
— Вы не хотите этого делать, — тихо сказала Лачи, глядя на вожака. — Я знаю. Вы — стражи, а не убийцы.
Вожак склонил голову, будто прислушиваясь. Затем из его пасти вырвался тихий, почти человеческий стон.
Лачи достала флакон с освящённой водой, плеснула несколько капель на землю перед собой. Вода зашипела, коснувшись травы, и по воздуху разлился аромат ладана.
— In nomine lucis, in nomine veritatis, — начала она заклинание. — Libera creaturas a vinculo malefici.
Псы замерли. Их тела дрогнули, исказились — и на мгновение Лачи увидела их истинную суть: души, скованные тёмной волей.
— Ты не понимаешь, что делаешь, — раздался голос из темноты.
Колдун вышел из‑за склепа. Теперь его лицо было ясно видно: молодое, почти детское, но глаза — старые, полные тысячелетней усталости. Плащ его развевался, хотя ветра не было.
— Они — стражи. Они должны быть жестокими, чтобы остановить Его, — сказал он.
— Кого? — резко спросила Лачи. — Кто Он?
Колдун не ответил. Вместо этого поднял руку — и символы на обелиске вспыхнули ярче. Псы зарычали, их тела начали трансформироваться: спины выгнулись, челюсти удлинились, когти вонзились в землю.
— Ты опоздала, — прошептал колдун. — Ритуал почти завершён.
— Нет, — Лачи бросила на землю горсть трав. Полынь вспыхнула голубым пламенем, окутав её защитным кругом. — Ты забыл одно: стражи могут выбирать.
Она подняла крестик, направила его на вожака стаи.
— Если ты хочешь быть свободным — следуй за светом.
Вожак замер, затем медленно шагнул вперёд. Его тело затрещало, как будто разрывалось изнутри. Из пасти вырвался крик — не звериный, а человеческий.
И вдруг — вспышка.
Пёс рухнул на землю, а над ним возник силуэт человека: высокий, с седыми волосами, в потрёпанной одежде. Он поднял голову, посмотрел на Лачи — и в его глазах была благодарность.
— Спасибо, — прошептал он. — Мы ждали того, кто увидит нас.
Остальные псы начали меняться. Один за другим они сбрасывали звериную оболочку, превращаясь в людей — или в то, что когда‑то было людьми.
Колдун закричал — звук был нечеловеческим, будто вопль самой тьмы. Он вскинул руки, и символы на обелиске взорвались зелёным огнём. Земля задрожала, надгробия начали трескаться, из трещин выползали тени — бесформенные, но с горящими глазами.
— Ты разбудила их! — крикнул колдун. — Теперь они придут!
Лачи не ответила. Она достала гримуар, раскрыла на странице с кроваво‑красным заклинанием.
— Solvo vincula, solvo catenas. Omnia vincit amor et nos cedamus amori, — произнесла она, и голос её звучал как звон тысячи колокольчиков.
Обелиск треснул. Символы погасли. Тени взвыли и рассыпались пеплом.
Колдун пошатнулся. Его глаза на мгновение потеряли фокус, а затем он рухнул на колени.
— Что ты сделала? — прошептал он.
— Освободила их. И тебя тоже, — ответила Лачи. — Ты не хранитель. Ты — пленник.
Он хотел что‑то сказать, но его тело начало растворяться, как дым на ветру. Через секунду от него осталась лишь тень, которая медленно исчезла в земле.
Солнце поднялось над горами, окрасив кладбище в золотые тона. Псы — теперь уже люди — стояли вокруг Лачи. Некоторые плакали, другие просто смотрели в небо, словно впервые видя свет.
— Кто вы? — спросила Лачи.
— Мы — те, кто когда‑то охранял врата, — ответил один из них, тот самый, кто первым сбросил звериную оболочку. — Но он обманул нас. Заставил служить тьме. Убивать.
— Врата всё ещё там? — уточнила Лачи.
Мужчина кивнул.
— Да. Но теперь мы знаем: их нельзя открывать. Мы останемся здесь. Будем охранять.
Лачи посмотрела на них — измученных, но свободных.
— Будьте осторожны. Он говорил, что Он скоро придёт.
— Мы готовы, — твёрдо ответил мужчина. — Спасибо тебе, странница.
Она шла обратно через лес, и на этот раз деревья не казались зловещими. Птицы пели, ветер шелестел листьями, а в воздухе пахло свежестью.
У ворот санатория её ждала Татьяна.
— Я видела свет над кладбищем, — сказала она. — Что произошло?
— Всё закончилось, — ответила Лачи, но в голосе не было уверенности. — Или только начинается.
Татьяна кивнула, будто поняла больше, чем было сказано.
— Останешься?
Лачи взглянула на горы, на белоснежные вершины, на которые уже легли первые лучи солнца.
— Ещё ненадолго. Пока не придёт Он.
И она знала: это не последняя битва.
Продолжение истории выйдет в воскресенье в 18-00