Бывшая жена моего мужа вышла из своей новенькой красной иномарки, демонстративно поправила дорогую шубу и сунула мне в руку мятую сторублевку.
— На, держи, Ленка. На проезд. А то смотришь на тебя — плакать хочется.
Зря она это сделала. Ох, зря.
Я стояла на остановке, ежась от пронизывающего ноябрьского ветра. Мой пуховик, честно говоря, и правда видел лучшие времена — ему шел четвертый сезон, молния заедала, а цвет из «небесно-голубого» превратился в неопределенно-серый. В руках у меня были тяжелые пакеты с продуктами из оптового дискаунтера. Мы с Сергеем, моим мужем, закупались там раз в две недели: макароны, гречка, замороженная курица. Никаких деликатесов, никаких излишеств.
Вика, бывшая жена Сергея, выглядела как королева, случайно спустившаяся в мир простых смертных. Она только что припарковала свою «Тойоту» прямо у знака «Остановка запрещена», включила аварийку и направилась ко мне, цокая каблуками по наледи. От нее пахло дорогим парфюмом, кожей и успехом.
— Ну чего ты замерла? — Вика брезгливо поморщилась, глядя на мои варежки. — Бери, не стесняйся. Я же понимаю, Сережа тебя совсем в черном теле держит. Небось, опять зарплату задержали? Или он снова все деньги в свой старый гараж спустил?
Она говорила громко, специально, чтобы слышали люди на остановке. Несколько пенсионерок и усталый мужчина с портфелем с интересом повернули головы. Мне стало жарко, несмотря на мороз.
— Привет, Вика, — спокойно ответила я, не делая попытки взять купюру. — У нас все в порядке. Мне не нужны твои деньги.
— Ой, да ладно тебе гордую строить! — она рассмеялась, и этот смех прозвучал как скрежет металла по стеклу. — Я же видела Сережу на днях. Едет на своей развалюхе, в одной и той же куртке третий год. Мне его даже жалко стало, честное слово. Я ведь помню времена, когда мы жили... У нас каждый год — Турция, шубы, рестораны. А с тобой он что видит? Макароны по акции?
Вика картинно вздохнула и насильно впихнула сторублевку мне в карман пуховика.
— Купи себе хоть шоколадку, утешься. А мужу передай, что я алименты за прошлый месяц получила, но там смешная сумма. Пусть крутится лучше, а то стыдно перед людьми. Бывший муж — и такой неудачник.
Она развернулась, взмахнув полами шубы, села в теплую машину и рванула с места, обдав меня облаком выхлопных газов и брызгами грязной жижи из-под колес.
Я достала сторублевку из кармана. Обычная бумажка. Но жгла она пальцы так, словно была раскаленным углем.
— Ишь, фифа какая, — пробурчала одна из бабушек на остановке. — Не слушай её, дочка. Главное — душа, а не тряпки.
Я улыбнулась бабушке. Если бы она знала. Если бы только Вика знала, что лежит во внутреннем кармане этого старого, поношенного пуховика. Там, в плотном файле, лежал предварительный договор купли-продажи, который мы с Сергеем подписали буквально час назад.
Автобус наконец подошел. Я села у окна, глядя на серые улицы. И пока автобус полз по пробкам, я сжимала в кармане эту проклятую купюру и вспоминала, как всё начиналось.
Пять лет назад Сергей был не просто разведенным мужчиной. Он был руиной. Финансовой и эмоциональной.
Я помню наше третье свидание. Он пригласил меня в кафе, но когда принесли счет, он побледнел. Его карта не сработала.
— Лен, прости, — он тогда чуть не плакал от стыда. — Приставы... Опять списали все под ноль. Вика подала на перерасчет алиментов, плюс кредит за ее «Мерседес», который был оформлен на меня...
Тогда я заплатила за кофе. А вечером мы сидели у него на кухне, где из мебели был только табурет и старый матрас на полу. Вика забрала при разводе всё. Даже шторы. Она сказала: «Ты неудачник, тебе уют ни к чему».
— У меня долгов на три миллиона, — признался он тогда, глядя в стену. — Я буду расплачиваться лет десять. Лен, беги от меня. Зачем тебе это?
Но я не убежала. Я достала блокнот.
— Три миллиона? — переспросила я. — А если мы продадим твою дачу? Ту, заброшенную?
— Она копейки стоит.
— А если я возьму подработки? А если мы перестанем снимать эту квартиру и переедем в «хрущевку» к моей бабушке, которая стоит пустая? Да, там ремонт 1970 года, но зато бесплатно.
— А чего ты хочешь на самом деле? — спросила я тогда. — Не для Вики, не для друзей, а для себя?
Он посмотрел на меня усталыми глазами и тихо сказал:
— Я хочу просыпаться и видеть море. Я хочу свой дом. С садом. Где тепло. И чтобы никаких кредитов. Никогда больше.
Именно тогда родился «Проект Маяк». Мы сидели до утра, считая каждую копейку. Мы высчитали, что если жить на прожиточный минимум, питаться сезонными овощами и крупами, одеваться в секонд-хендах и пахать по 14 часов в сутки, мы закроем долги за два года. А за следующие три — накопим на мечту.
Но никто не знал, как это трудно. Самым страшным был не голод (гречка с тушенкой — это вкусно), а социальное давление.
На работе меня называли «Плюшкиным».
— Ленка, скидываемся по тысяче на день рождения главбуха! — кричала секретарша.
— Я не могу, — тихо отвечала я, чувствуя, как горят уши. — У меня... бюджет расписан.
— Ой, ну и жмоты вы с мужем, — фыркали коллеги за спиной. — Молодые же, а живете как пенсионеры в блокаде.
Они не знали, что вчера мы перевели на валютный счет очередные 50 тысяч. Мы были подпольщиками в тылу врага. И каждый такой косой взгляд был кирпичиком в стене нашего будущего дома.
Самым тяжелым испытанием всегда были семейные праздники. Особенно юбилеи Нины Петровны, мамы Сергея.
Свекровь меня не любила. Она считала, что именно я тяну ее сына на дно. Ведь при Вике Сергей «выглядел человеком» (читай: был в долгах, но в дорогом костюме), а со мной он ходил в одной куртке.
За месяц до нашей встречи с Викой на остановке Нина Петровна отмечала 65-летие.
— Только не позорьте меня, — сказала она Сергею по телефону. — Будет тетя Валя, будут мои подруги из администрации. Вика тоже придет, она мне как дочь.
Мы долго думали, что подарить. Бюджет был закрыт — все ушло на подготовку к сделке. Лишних денег не было совсем.
— Я испеку ее любимый «Наполеон», — решила я. — И свяжу ей красивый пуховый платок. Я умею, получится лучше магазинного.
Когда мы пришли в ресторан (Нина Петровна гуляла на широкую ногу), я сразу почувствовала себя лишней. Дамы в бархате и золоте, мужчины в пиджаках. И мы с Сергеем: он в чистой, но старой рубашке, я в платье, которое перешила из маминого запаса.
Вика уже была там. Она сидела по правую руку от именинницы, сияя бриллиантами (скорее всего, фианитами, но кто разберет).
— А вот и наши... аскеты! — громко объявила Вика, когда мы вошли. Гости захихикали.
Мы подошли поздравить. Сергей вручил цветы (скромный букет хризантем), а я протянула коробку с тортом и пакет с платком.
— С днем рождения, Нина Петровна. Это ручная работа, шерсть ангорской козы...
Свекровь взяла пакет двумя пальцами, словно там была дохлая крыса.
— Спасибо, Леночка, — процедила она. — Положи вон там, к остальным подаркам.
Рядом с горой коробок от бытовой техники и брендовых пакетов мой сверток выглядел жалко.
— А теперь мой подарок! — вскочила Вика.
Она картинно хлопнула в ладоши, и официанты внесли огромную коробку.
— Нина Петровна! Вы жаловались, что у вас спина болит на даче. Вот вам массажное кресло «Ямагучи»! Последняя модель!
Зал ахнул. Свекровь прослезилась.
— Викуся! Доченька! Ну зачем же так тратиться! — она обняла бывшую невестку, демонстративно игнорируя родного сына. — Вот это я понимаю — забота. Не то что некоторые... носки вязаные дарят.
Сергей сжал кулаки так, что побелели костяшки. Я накрыла его руку своей под столом.
— Терпи, — шепнула я. — Еще немного. Просто терпи.
Весь вечер Вика солировала. Она рассказывала, как они с Артуром (ее новым мужем) летали на Мальдивы, как выбирали плитку из Италии. Она то и дело обращалась ко мне:
— Лен, а вы-то куда летом? Ах да, на дачу к бабушке, картошку копать? Ну ничего, труд облагораживает. А то Сережа совсем похудел, смотреть страшно. Ты его хоть мясом кормишь? Или только макаронами по акции?
В тот вечер я плакала в туалете ресторана. В туалет вошла Вика. Она поправляла макияж, глядя на меня в зеркало с торжествующей ухмылкой.
— Знаешь, Ленка, я даже рада, что Сережа на тебе женился.
— Почему?
— Потому что на твоем фоне я выгляжу богиней. Он, небось, каждую ночь мои фотки смотрит и локти кусает. Ну ничего, живите. Нищета — она сближает, говорят. Пока вши не заведутся.
Но судьба словно проверяла нас на прочность до последнего. За две недели до сделки случилась беда.
Сначала у Сергея сломалась машина — полетела коробка передач. Ремонт стоил 80 тысяч. Машина была нужна ему для работы (он таксовал по вечерам).
А на следующий день у меня разболелся зуб. Дикая, стреляющая боль.
Мы сидели на кухне. На столе лежала калькуляция.
— Если мы чиним машину и лечим твой зуб в нормальной клинике, нам не хватает на оформление сделки, — глухо сказал Сергей. — Придется залезать в «неприкосновенный запас». А это значит — откладывать покупку дома еще на полгода. Цены растут. Мы можем упустить этот вариант в Сочи.
— Я пойду в государственную поликлинику, — сказала я. — По полису.
— Лен, там очередь. И материалы...
— Я потерплю. Пойду с острой болью, примут.
— А машина?
— Продай ее, — сказала я. — Ты же все равно увольняешься через две недели. Зачем она нам здесь? Там купим новую.
— Продать сломанную? Это копейки.
— Пусть копейки. Зато не будем тратиться на ремонт.
Это было страшное время. Я лечила зуб с самой дешевой анестезией, закрывая глаза в кресле и представляя: вот я выхожу на террасу, в руках бокал вина, а впереди — море. И эта мысль работала лучше обезболивающего.
Сергей продал машину перекупам за бесценок. Вика, узнав об этом (город маленький), прислала ему сообщение: «Слышала, ты уже пешком ходишь? Совсем дела плохи? Могу устроить тебя к Артуру на стройку, разнорабочим. Ему нужны дешевые кадры».
Сергей просто удалил сообщение.
— Знаешь, — сказал он мне тем вечером, — отказ от всего лишнего дает такую ясность ума. Я вижу, кто есть кто. Они любят не меня. Они любят мой «успешный образ». А ты... ты лечишь зубы в бесплатной клинике ради нашей мечты. Ленка, я тебе этот зуб золотым сделаю. Нет, платиновым!
Мы смеялись, доедая пустую кашу. Мы были безумцами. Но мы были вместе.
И вот, день настал. Сделка была закрыта сегодня утром. Ключи от дома в Сочи лежали у Сергея в кармане, грея душу.
Вечером, после той встречи на остановке, я накрыла на стол. Жареная картошка с солеными огурцами — наш прощальный ужин.
— Сереж, а давай устроим прощальную вечеринку? — предложила я.
— Вечеринку? У нас же каждая копейка на счету.
— Не большую. Просто позовем... Вику.
— Вику? — он поперхнулся чаем. — Зачем?
— Я хочу вернуть ей долг.
Я достала из кармана ту самую сторублевку.
— Она дала мне это сегодня «на проезд». Я хочу вернуть. Но сделать это красиво.
На следующий день квартира была завалена коробками. Мы создали идеальную декорацию «краха». Оставили на столе пустую кастрюлю, одели самые старые домашние футболки.
Я позвонила Вике и сказала, что мы «переезжаем» и хотим отдать кое-какие старые документы. Голос я сделала максимально жалобным. Она согласилась приехать мгновенно — пропустить такое зрелище она не могла.
Ровно в шесть вечера она вошла в квартиру, не разуваясь. За ней семенил её нынешний муж, Артур — тучный мужчина с бегающими глазами. Он выглядел странно нервным, постоянно проверял телефон.
— Боже, какой кошмар, — провозгласила Вика, оглядывая коробки. — Ну что, доигрались в экономию? Я же говорила, Сережа! Выселяют? За долги? К маме в деревню поедете, навоз кидать?
— В Сочи, — коротко ответил Сергей.
— В Сочи? — Вика расхохоталась. — Автостопом? Жить будете в палатке дикарями? Романтика нищих! Артур, ты слышал?
Артур дернулся от звука своего имени, но промолчал.
— Мы купили там недвижимость, — спокойно сказала я.
— Комнату в гараже?
— Дом. И землю.
Я подошла к столу, взяла глянцевую папку с документами и протянула ей. А сверху положила ту самую сторублевку.
— Забери, Вика. Нам это не нужно. Там, куда мы едем, у нас свой транспорт.
Когда Вика открыла папку и увидела фото белого дома с террасой и выписку из банка с остатком на счете, которого хватало на три таких «Тойоты» как у неё, в комнате стало так тихо, что было слышно, как гудит холодильник.
— Восемнадцать миллионов... — прошептала она. — Это... это фотошоп. Вы врете. Откуда у вас деньги? Вы же ели одни макароны! Вы ходили в рванье!
— Именно поэтому, — спокойно ответил Сергей. — Пока ты меняла айфоны каждый год и брала кредиты на шубы, чтобы пустить пыль в глаза подругам, мы откладывали 70% дохода. Мы инвестировали. Мы шли к цели. Мы не хотели казаться богатыми, Вика. Мы хотели ими стать.
Лицо Вики пошло красными пятнами. Она перевела взгляд на мужа, ища поддержки.
— Артур, скажи им! Это же бред!
И тут у Артура зазвонил телефон. Он вздрогнул, и из его кармана на пол выпала пачка писем. Я узнала эти конверты. «Судебное уведомление».
Артур побледнел и начал пятиться к двери.
— Вик, я не хотел расстраивать... тут такое дело... Банк подал на банкротство моей фирмы. Имущество арестовано. Нам... нам нужно освободить квартиру до конца недели. И машину твою, скорее всего, заберут. Она в залоге.
Картина была маслом. Мы, в старых футболках, владельцы виллы у моря. И они, в брендах и золоте, стоящие на пороге полного краха.
— Ты врал мне? — прошипела Вика. — Ты сказал, что у тебя временные трудности! Ты купил мне массажное кресло!
— В кредит! — заорал Артур, срываясь. — Я взял микрозайм на это чертово кресло, чтобы ты похвасталась перед подругами!
— Уходите, — тихо, но твердо сказал Сергей. — Нам нужно собираться. У нас самолет рано утром.
Когда они уходили, Вика обернулась. В ее глазах больше не было спеси. Там был животный ужас. Она вдруг поняла, что завтра она проснется в том мире, из которого мы только что сбежали. В мире долгов, коллекторов и безнадеги.
— Сереж... — тихо сказала она. — Может... может, нам поговорить?
— Прощай, Вика.
Дверь захлопнулась.
Мы остались в тишине. Сто рублей так и остались лежать на тумбочке в прихожей — Вика в шоке забыла их забрать.
— Ну что? — спросил Сергей.
— Ну что, — ответила я, обнимая его. — Пора вызывать такси. Но не эконом.
— Давай бизнес-класс, — подмигнул он. — Мы можем себе это позволить.
Прошло полгода.
Я сидела на террасе, подставляя лицо теплому морскому бризу. Внизу, в саду, где уже поспевала хурма, Сергей возился с мангалом. Пахло жареным мясом, можжевельником и солью.
Наша жизнь изменилась кардинально. Вместо серой девятиэтажки — собственный дом. Вместо постоянного напряжения — спокойная уверенность. Сергей расцвел, у него разгладились морщины. Он нашел работу по душе — консультирует удаленно, а в свободное время мастерит мебель.
О прошлом мы вспоминали редко. Но слухи доходили. Артур обанкротился, их «роскошную» квартиру забрал банк. Вика работает администратором в салоне красоты и снимает жилье на окраине. Она пыталась судиться с Сергеем, утверждая, что он украл деньги, но адвокаты только посмеялись.
— Знаешь, — крикнул мне муж снизу. — Я тут подумал... Тот день на остановке. Это был лучший день. Именно тогда я понял, что всё было не зря.
Я спустилась в сад. В кармане моего льняного платья лежала та самая сторублевка. Я привезла её с собой. Не как сувенир, а как топливо.
— Что ты делаешь? — спросил Сергей, увидев купюру в моей руке.
— Закрываю гештальт.
Я поднесла зажигалку к краю бумажки. Огонек лизнул банкноту. Она вспыхнула быстро и ярко. Я бросила её в мангал, и она смешалась с углями, превратившись в серый пепел.
Символ нашей прошлой бедности, символ унижения, символ чужой глупости сгорел.
Вечером, когда стемнело, мы сидели на берегу.
— О чем думаешь? — спросил муж.
— Думаю о том, что у каждого свой путь. Вика выбрала казаться. Мы выбрали быть.
— И что, мы теперь просто будем жить? Без великой цели? — усмехнулся он.
— Почему же? Я видела тут неподалеку продается заброшенный виноградник. Совсем недорого, но работы там — непочатый край. Как ты смотришь на то, чтобы запустить своё вино?
Он застонал, но глаза его загорелись.
— Опять экономить? Опять вкладывать всё в дело?
— Ну, мы же умеем. Только теперь мы стартуем не с нуля.
Мы рассмеялись. Впереди была целая жизнь. И ни одна «бывшая» на иномарке больше никогда не сможет заставить нас почувствовать себя маленькими людьми. Потому что величие человека измеряется не брендом шубы, а размером мечты, которую он смог воплотить.
