Жизнь Марины и Дениса была похожа на идеальную. У них все было расписано по минутам.
Пять лет брака. Уютная двухкомнатная квартира в новом районе, ипотека, выплачиваемая по графику, совместные походы в кино по пятницам и воскресные завтраки с круассанами.
Все изменилось вечером в четверг. Денис пришел с работы хмурый, скинул портфель и, не здороваясь, прошел на кухню, где Марина заканчивала мыть посуду после ужина.
— Опять Максим с Катей звали на дачу. На шашлыки, — сказал он, открывая холодильник и бесцельно глядя на полки.
— Ну и? — осторожно спросила Марина, вытирая руки. — Почему опять? Они же милые.
— Милые, — передразнил ее Денис, хлопая дверцей. — Милые, когда все на пятнадцатой рюмке, а ты сидишь с бокалом морса и делаешь вид, что тебе тоже весело. Макс вчера прямо спросил: "Чего твоя не идет? Боится, что я ей коньяк в компот подолью?" Слышишь? Твоя не идет! Как будто ты не человек, а капризный питомец, которого нельзя брать с собой в гости.
Марина вздохнула. Она слышала это сотни раз. Ее желание пить было хронической темой, фоновым шумом их совместной жизни, который иногда набирал громкость до крика.
— Денис, я не делаю вид. Мне может быть весело и без алкоголя. И я не запрещаю тебе пить.
— Да не в этом дело! — он взорвался, повернувшись к ней. Его лицо, обычно спокойное, было искажено раздражением. — Дело в атмосфере! Ты как белая ворона. Все расслабляются, дурачатся, говорят на одном языке, а ты — как инспектор из санэпидстанции на веселой вечеринке. Ты одним своим видом, этим осуждающим молчаливым взглядом, всех напрягаешь! Из-за тебя у нас нет друзей, Марина! Никаких! Только приятели по работе, да и те сторонятся!
Слова мужа ударили, как пощечина. Она никогда никого не осуждала, а просто наблюдала, как после третьего бокала разговоры становятся громче и глупее, как исчезает содержательность, а на смену ей приходит пьяная сентиментальность или, что хуже, агрессия.
Марина видела, как на прошлых посиделках у Макса его коллега разбил дорогую вазу, а наутро ничего не помнил.
Видела, как Катя, обычно умная и ироничная, начинала плакать в подушку о несбывшихся мечтах.
Ей было неловко и грустно за них. А самое главное, страшно было смотреть на Дениса, который, выпив, превращался из любящего мужа в громкого, навязчивого незнакомца с пустым взглядом.
— У меня есть друзья, — тихо сказала она. — Лена, Света...
— Подруги! — парировал Денис. — Это не в счет. Речь о паре, о компании! О людях, с которыми можно в баню, на рыбалку, на футбол сходить! У меня такого нет! И знаешь почему? Потому что моя жена — трезвенница-пуританка, которая портит всем настроение!
Марина прислонилась к столешнице, почувствовала, как сжалось ее сердце. Она любила Дениса, любила его ум, его нежность по утрам, их общие мечты о путешествиях.
Но эта пропасть между ними, эта стена из бутылок и бокалов, казалась непреодолимой.
Может, он прав? Может, это она — проблема? Ненормальная, не умеющая расслабиться, зажатая?
— Что ты хочешь, Денис? — спросила она, и в ее голосе прозвучала усталая капитуляция. — Чтобы я начала пить?
— Я хочу, чтобы ты была нормальной! — выкрикнул он. — Чтобы ты могла расслабиться, повеселиться, не думать о вреде для печени и моральном облике! Хотя бы раз! Давай устроим вечеринку здесь. Пригласим Макса, Катю, ребят с моего старого футбола, ну, Олега и Женю. Я куплю вина, пива, закусок. И ты… ты попробуешь. Хотя бы бокал вина, для компании, чтобы показать, что ты своя. Что мы — нормальная, веселая пара.
Идея мужа показалась ей кошмарной. Однако она устала быть причиной его недовольства.
Может, один раз можно переступить через себя? Ради него? Ради иллюзии "нормальности"?
— Хорошо, — выдохнула она, не веря своим словам. — Давай устроим вечеринку в субботу. Но, Денис… только давай без обещаний, что я буду пить. Я просто… буду там. Буду стараться.
Лицо Дениса тут же просияло. Он подошел и обнял жену, крепко прижав к себе.
— Спасибо, родная! Увидишь, все будет отлично! Мы классно проведем время! Я все организую!
Он все "организовал" с энтузиазмом человека, выпущенного на волю. В пятницу мужчина притащил домой три коробки пива, несколько бутылок виски, водки, красного и белого вина.
Закуски состояли из чипсов, соленых орешков, вонючего сыра и какого-то непонятного мяса в маринаде.
Марина, глядя на это изобилие, с грустью подумала о своих домашних тимбалах с овощами и мини-тарталетках, которые она так и не стала готовить.
— Неформат, — сказал Денис.
В субботу в семь вечера гости начали прибывать. Максим и Катя — милые, как всегда, но с явным предвкушением "оторваться".
Олег, бывший однокурсник Дениса, грузный, громкий, с хриплым смехом, и его жена Женя, худая, нервная женщина, которая сразу потребовала бокал белого.
Появились еще двое: Слава, коллега Дениса, фанат анекдотов про "новых русских", и его дама Ира, в сверкающем платье, которая с порога заявила:
— Ой, какая милая квартирка! У вас, наверное, ипотека?
Марина, в простых джинсах и блузке, чувствовала себя так, будто надела костюм клоуна на дипломатический прием.
Она пыталась улыбаться, разносить закуски, поддерживать разговор. Денис, как радушный хозяин, сразу налил всем "по старту", поднял тост "за встречу!" и осушил рюмку водки залпом.
Его глаза сразу стали влажными и веселыми. Первые полчаса прошли относительно мирно.
Они говорили о работе, о курсе доллара и вспоминали студенческие годы. Марина молчала.
Ее попытки вставить что-то о новой выставке в музее или прочитанной книге разбивались о стену непонимающих улыбок.
— Да ну, Марин, брось ты свою интеллигентщину, давай лучше про жизнь! — хлопнул ее по плечу Олег, и от него пахло уже смесью пива и чего-то крепкого.
К девяти вечеру атмосфера накалилась. Музыка (громкий поп, выбранный Денисом) заглушала попытки говорить.
Олег и Слава о чем-то горячо спорили, переходя на крик. Речь шла о футболе. Олег яростно защищал "Спартак", Слава, уже изрядно выпивший, поливал грязью всю российскую премьер-лигу.
— Да вы, "спартачи", слепые! Ваша команда — позор! — орал Слава, размахивая рукой и чуть не опрокинув вазу.
— Ты сам позор! — вскочил Олег, его лицо стало багровым.
— Мужики, ребята, успокойтесь! — попытался встрять Денис, но его голос потонул в общем гуле.
Он был уже сильно пьян, держался за стул для равновесия, но сиял: вот она, настоящая, мужская жизнь: шум, гам, споры!
Марина сидела на кухне с Катей и Женей. Катя, выпив вина, жаловалась на свекровь.
Женя, осушив уже третий бокал, молча курила, глядя в одну точку. Вдруг из гостиной раздался грохот.
Все повскакивали. Олег и Слава стояли нос к носу. Между ними валялся опрокинутый столик, орешки и чипсы.
— Повтори, что ты сказал про моего отца! — зарычал Олег, сжимая кулаки.
— А что, разве не так? Он же у тебя алкаш был, вот и ты по той же дорожке пошел! — выкрикнул Слава.
Все произошло мгновенно. Олег рванулся вперед. Неуклюжий, пьяный удар скользнул по плечу Славы, но тот, теряя равновесие, отшатнулся и врезался в Дениса, который как раз пытался их растащить.
Денис, не ожидая толчка, полетел назад и ударился виском о острый угол стеллажа с книгами.
Раздался глухой, страшный звук. На секунду воцарилась тишина. Все замерли. Денис медленно сполз на пол, прижимая руку к виску.
Из-под пальцев сочилась кровь. И тут же начало раздуваться, на глазах превращаясь в огромный, синюшно-багровый фингал вокруг левого глаза.
— Боже мой! Денис! — вскрикнула Марина, бросившись к нему.
Паника протрезвила всех мгновенно. Олег и Слава, бледные и растерянные, отступили назад.
— Я… я не хотел… — пробормотал Олег.
— Он первый полез! — визгливо крикнула Ира.
— Всем молчать! — рявкнула Марина таким голосом, которого от нее никто не ждал. — Аптечка в ванной. Катя, помоги!
Следующие полчаса были суетливыми. Марина дрожащими руками обработала ссадину, приложила лед, завернутый в полотенце, к набухающему фингалу.
Денис сидел на полу, прислонившись к дивану, молчал и смотрел в одну точку. В его мутном от алкоголя и шока взгляде читался ужас.
Гости, притихшие, как провинившиеся школьники, быстро собрались, бормоча невнятные извинения. Максим пытался шутить:
— Ну, Ден, теперь точно тему для разговора имеешь!
Однако его тут же осадила Катя. Наконец, дверь закрылась за последним другом.
В квартире воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием Дениса.
Запах стоял ужасный: смесь алкоголя, пота и табака. Марина села на пол рядом с мужем.
— Они… они из-за ерунды, — хрипло произнес Денис, не глядя на нее. — Из-за какого-то дурацкого футбола.
— Они были пьяны, Ден, — тихо сказала Марина. — Ты был пьян. Ты не видел, как твой друг Олег за минуту до драки чуть не уронил наш телевизор, швырнув пульт. Ты не слышал, как Женя плакала в туалете, потому что Слава при всех назвал ее старой истрепанной клушей. А я слышала все и видела.
Он наконец поднял на нее взгляд. Его единственный открытый глаз смотрел с болью и мучительным прозрением.
— И ты все это видела… трезвой, как на спектакле.
— Как в кошмаре, — поправила она. — Потому что я люблю тебя. И мне было страшно и стыдно за тебя. Ты кричал, ты спорил, ты был не моим умным, ироничным мужем, а… этим пьяным человеком, которому плевать на все, кроме громкости собственного голоса.
Денис закрыл глаз и зажмурился от боли — и физической, и душевной.
— Этот фингал… он будто открыл мне второй глаз, — прошептал он. — Я видел их лица в драке. Это были не лица друзей, а злые, перекошенные, отвратительные рожи. И я… я был одним из них. Я так хотел этой "атмосферы", а получил это.
Он потянулся и взял ее руку. Его ладонь была холодной и влажной.
— Прости меня за все эти слова и за то, что заставлял тебя пить, — его голос сорвался. — У нас нет друзей не потому что ты не пьешь, Марина, а потому что я пытался дружить с кем попало, лишь бы они пили. Лишь бы чувствовать себя своим, а ты… ты всегда была выше этого. И я, дурак, пытался тебя в эту грязь стащить.
Марина прижала его руку к своей щеке. Сердце сжалось от жалости и любви.
— Никогда больше, — сказал Денис твердо, глядя на нее. — Никаких гостей. Никаких пьяных посиделок. Если наши друзья не могут просто поговорить за чаем, если им для веселья нужен мордобой и разгромленная квартира… то они нам не друзья.
Он помолчал, глядя на осколки бокала в углу и масляное пятно от чипсов на светлом диване.
— А ты… ты моя единственная настоящая подруга. И я, кажется, только сейчас это понял.
На следующее утро, сквозь пульсирующую боль во лбу и дикий похмельный синдром, Денис первым делом, под насмешливо-сочувствующим взглядом Марины, начал уборку. Он выносил пустые бутылки, вытряхивал пепел и оттирал пятна.
Через неделю, когда фингал пожелтел и стал сходить, они вдвоем, без всяких компаний, пошли в тот самый музей на выставку, о которой Марина пыталась рассказывать.
Денис слушал ее тихие, вдохновенные объяснения у картин и думал, что настоящая, живая атмосфера — это тишина залов, тепло ее руки в его руке, ясность мысли и спокойная радость от того, что они вместе.