Стая кружила в сумеречной мгле, словно тёмный вихрь, не решаясь напасть. Ветер, пронизывающий до костей, шелестел высохшей травой на пустыре, поднимал клубы пыли и разносил тревожный запах — смесь городской гари, прелой листвы и звериного духа. Вожак, огромный пёс с сединой на морде и шрамом через левый глаз, молча перешёл в наступление, плавно перетекая из тени в тень. За ним, как по незримому сигналу, двинулись остальные — десять или двенадцать силуэтов, сливающихся с вечерним полумраком.
Испуганная женщина застыла, прижав к груди сумку с покупками. Из неё торчал уголок батона, пахнущего домашней выпечкой, — последний штрих обыденной жизни, которая вот‑вот оборвётся. Она хотела закричать, позвать на помощь, но горло сдавило ледяными пальцами ужаса. Звук застрял где‑то внутри, превратившись в безмолвный вопль.
Стая окружила её плотным кольцом, двигаясь с пугающей слаженностью. Всё происходило в абсолютной тишине — ни рыка, ни лая, только шуршание лап по щебню и прерывистое дыхание жертвы. Даже ветер притих, словно затаил дыхание вместе с ней.
Этот пустырь — заброшенный участок между новостройками и старым складом — давно служил кратчайшим путём для местных. Выщербленный асфальт тропинок, островки бурьяна, ржавые остовы брошенных машин… Обычное место, где дети иногда играли в прятки, а пенсионеры кормили бездомных кошек. Но теперь оно превратилось в ловушку. Неделю назад кто‑то видел эту стаю — говорили, что их отловили, увезли в приют. Слух успокоил людей, и они снова стали ходить здесь после заката.
А через пару дней в этом же районе на девушку напали собаки. Никто не слышал лая или криков — только глухой стук упавшей сумки да шорох разлетевшихся продуктов. Нашли её поздно ночью, когда луна уже висела над крышами, холодная и безучастная. Было поздно. Собак и след простыл — лишь тёмные пятна на земле да оборванный шарф напоминали о случившемся.
И вот теперь она — ещё одна жертва, решившая сократить путь «на свою голову».
Женщина на мгновение встретилась с вожаком взглядом. Это напугало её ещё сильнее. В его глазах не было звериной ярости — только холодная, почти человеческая осмысленность. Умный, проницательный взгляд, в котором читалась древняя, первобытная хитрость. Взгляд человека, запертого в звериной шкуре. Взгляд хищника, знающего цену страха.
Тишина стала почти осязаемой — будто сам воздух сгустился, пропитанный ожиданием беды. И вдруг собаки замерли, словно прислушиваясь к чему‑то за пределами человеческого слуха. Уши настороженно приподнялись, носы втянули воздух, а тела напряглись, как пружины. А через секунду — бросок.
Они напали не из‑за голода и не из‑за страха. В их движениях была странная, жуткая грация, будто они разыгрывали заранее продуманный ритуал. Клыки сверкали в лунном свете, лапы взбивали пыль, а женщина… она даже не успела понять, когда всё закончилось.
Когда последний пёс скрылся во тьме, пустырь снова стал обычным местом — заброшенным, тихим, почти мирным. Лишь рваный край шарфа трепетал на ветру, да где‑то вдали завыла одинокая сирена, нарушая ночную тишину. Стая ушла, не оглядываясь, растворяясь в лабиринте дворов, словно сама тьма породила их и теперь втянула обратно в свои недра.
· · · ·
Санаторий «Волчий пик» уютно расположился в горной долине, зажатой между величественными хребтами. Над ним, словно страж, возвышалась одноимённая гора с заснеженной вершиной, пронзающей лазурное небо. Место было живописным и на редкость уединённым — ни шумных трасс, ни толп туристов. Только шелест ветра в кронах, журчание горных ручьёв и тишина, которую изредка нарушали крики птиц.
Для оздоровительного отдыха это было идеально: свежий, кристально чистый воздух, напоённый ароматом хвои и горных трав; панорамные виды, от которых замирало сердце; добротная еда из местных продуктов — душистый хлеб, мёд с альпийских лугов, сыры ручной работы. Санаторий принимал гостей круглый год: зимой — любителей заснеженных пейзажей и лыжных прогулок, летом — тех, кто искал прохлады и покоя в горах.
В трёх километрах от санатория приютилась небольшая деревня. Когда‑то здесь кипела жизнь: работали шахты, добывали руду, а в деревянных домиках с дымящимися трубами жили рабочие с семьями. Теперь шахты давно заброшены — то ли истощились запасы, то ли стало невыгодно добывать. Но деревня не вымерла: несколько десятков домов всё ещё обитаемы, а по узким улочкам бегают дети, гоняют кур и собак.
Много лет назад в деревню приехал врач с семьёй. Его дочь страдала от тяжёлого заболевания лёгких — в городских больницах ей не могли помочь. Но горный воздух, покой и натуральные продукты сотворили чудо: девочка поправилась. Вдохновлённый успехом, врач открыл небольшой лечебный пункт, а позже на его основе вырос санаторий для людей с заболеваниями дыхательной системы. Сейчас сюда приезжали не только больные — многие просто искали тишины и уединения, желая сбежать от суеты мегаполисов.
До ближайшего города почти тридцать километров, три раза в день ходит автобус от остановки, так что при необходимости можно уехать.
Лачи сидела на открытой террасе санатория, укутавшись в тёплый плед. В руках — чашка ароматного кофе, а перед глазами — заснеженные вершины, отливающие розовым в лучах утреннего солнца. Первая неделя отдыха пролетела незаметно.
Ей было непривычно: телефон молчал, не сыпал уведомлениями, не требовал решений. Вместо городского гула — тишина гор, вместо бешеной гонки — неторопливые прогулки по тропам, где каждый шаг сопровождался шорохом опавшей листвы. Лачи не привыкла просто отдыхать. Всю жизнь она находила приключения — то распутывала чужие тайны, то помогала тем, кто не мог обратиться в официальные инстанции. И вот, кажется, впервые за долгие годы она действительно отдыхала.
Но одно назойливое ощущение не давало ей полностью погрузиться в покой. Где‑то на периферии сознания шевелилось предчувствие — словно тень, скользящая по краю зрения. Что‑то надвигалось. Что‑то нехорошее.
— А почему такое странное название у горы? — как‑то спросила она администратора Татьяну, приятную молодую женщину с тёплыми карими глазами и лёгкой улыбкой.
— Бабушка говорила, что место это охраняют волки, стражи,— с улыбкой ответила Таня. — Поэтому сюда никто не придёт с дурными намерениями. Но я думаю, раньше волков здесь было много. Потом на них охотились, популяция уменьшилась, и охоту запретили. Волки ушли глубже в горы. Зато в городе появились стаи собак.
— Да? А мне показалось, что прошлой ночью я слышала волчий вой, — удивилась Лачи. Уж волчий вой она не перепутает — в её роду были те, кто умел слушать голоса зверей.
— Ну, может быть. Сюда они не приходят, да и не слышала я, чтобы волки у нас нападали.
— Вы меня успокоили.
В тот же день, прогуливаясь по знакомой тропе, Лачи заметила следы. Волчьи. Чёткие отпечатки лап на подмёрзшей земле, ведущие в сторону леса. Она ухмыльнулась, достала из кармана небольшой кожаный мешочек, высыпала на ладонь горсть сушёных трав и быстро прошептала короткое заклинание, очерчивая вокруг себя невидимый круг защиты.
— А что, если это не простой волк? — вслух подумала она.
Догадку нужно было проверить. Лачи развернулась и поспешила обратно в санаторий.
— Вас там ждут, — сказала Таня, указывая на крытую террасу, где сквозь стеклянные двери виднелся силуэт мужчины.
Он сидел в кресле, уставившись на горы. Лицо усталое, гладко выбритое, но в глазах — тревога, которую не скрыть. Он не заметил, как вошла Лачи, продолжая смотреть вдаль.
— Хм. Добрый день. Вы хотели меня видеть? — Лачи подошла бесшумно. При звуке её голоса мужчина вздрогнул.
— А, да. Здравствуйте, — немного смутившись, он встал. — Меня зовут Марк. Я работал с Евой. Как вы знаете, она временно не работает. Ева посоветовала обратиться к вам, когда узнала о нашем странном деле.
— Деле? — сердце цыганки встрепенулось.
— Предупреждаю сразу — я скептик и не верю во все эти штуки.
— Какие штуки?
— Ну, типа шар хрустальный, что там у вас ещё? Карты? Лягушачьи лапки? — фыркнул он.
— Сейчас не сезон лягушачьих лапок, а шар муторно натирать. Так что мы по старинке, — улыбнулась Лачи, глядя на Марка. Она сосредоточилась на точке на его лбу, медленно погружаясь в его сознание.
Марк стоял молча, не понимая, что происходит. А Лачи видела: боль, потерю, тёмную пропасть, в которую он падал каждый день.
Она вышла из транса так же осторожно, не нанеся вреда.
— Вы вдовец. Вашу супругу убили… Она была беременна, — Лачи смотрела на него с сочувствием. — Мне жаль.
— Этот факт не тайна, вам могла и Ева рассказать… — пожал плечами Марк.
— Вместо крестика или кулона вы носите серёжку вашей жены. Маленький золотой бантик.
Марк вздрогнул. Об этом не знала ни единая душа. Действительно, после смерти супруги он носил её серёжку в виде бантика. Эти серьги он сам ей подарил. А когда её нашли, осталась только одна серёжка.
— Допустим, верю, — медленно проговорил он.
— Мне не нужна ваша вера. Рассказывайте, что у вас случилось.
Лачи устроилась в кресле, с сожалением глядя на горы. Кажется, отпуск заканчивается.
Марк открыл папку и подал ей несколько фотографий. Даже опытной Лачи пришлось сцепить зубы — настолько ужасны были снимки.
— Кто это сделал?
— Собаки.
— Что?! — Лачи не сдержалась.
— Стая собак. Служба отлова объявила на них настоящую охоту. Только эти твари умней, и пока их не нашли. Все раны характерны для нападения собак. Только псы словно не от голода напали, а от скуки. Рвали жертву сразу несколько собак, не оставляя шансов.
— А при чём тут я? Я же не охотник на собак.
— Есть выжившая. Почему‑то собаки её оставили.
— Пока не понимаю.
— Женщину зовут Анна. Шла с работы короткой дорогой через пустырь. Дальше зачитаю, записывал с её слов:
«На пустыре было темно, и я так и не поняла, были они там или нет. Они как будто из воздуха взялись. Окружили. Бежать некуда, не дадут. И всё это в полной тишине. Они не рычали, не лаяли. Молча. Это странно для любой собаки. И взгляд у этих псов уж больно осознанный, человеческий, что ли. Они напали словно по команде, прислушивались к чему‑то. Даже рвали меня молча, оттого ещё страшнее. А я от страха и боли не могла кричать. И тут они резко меня отпустили, отошли. С минуту вожак меня рассматривал, как диковинное насекомое, а потом прыгнул в темноту, и остальные следом. Они просто исчезли в темноте. Их глаза я никогда не забуду. Холодные, безжалостные глаза хищника. Они шли убивать, но почему‑то меня оставили в живых. Я знаю, читала, что в этом районе это не первое нападение. Но также говорили, что собак отловили. А оно вон как вышло. Поймайте их. Это не обычная стая собак. Это страшнее. Кто знает, на кого они ещё нападут. А если на детей?»
— И что? Собаки сбиваются в стаи, ищут пропитание. Это закон выживания. Но обычно они не ведут себя так. Осмысленный взгляд? Это уже интереснее. Дело в том, что можно подумать на оборотня. Только вот оборотни чаще всего волки, никак не собаки. К тому же оборотни — одиночки. Они не сбиваются в стаи. У вас там нечто другое. Не знаю пока что.
— Вы поможете?
— Сначала нужно проверить — есть ли магический след. Если нет — пусть службы отлова и контроля лучше ищут. А если есть какой‑либо магический след — будем разбираться.
— Спасибо.
— Пока не за что. Жаль, что отпуск не догуляю, — рассеянно ответила Лачи, глядя в окно. Горы по‑прежнему стояли величественно и безмятежно, но теперь за их красотой таилась угроза.
Лачи вышла из здания санатория, вдохнув чистый воздух. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая снежные шапки гор в розово‑золотистые тона. Но красота пейзажа больше не трогала её — внутри нарастало тревожное напряжение.
— Нужно осмотреть место нападения, — сказала она Марку, который последовал за ней. — И поговорить с Анной.
— Она в местной больнице, — кивнул Марк. — Я договорился о встрече.
— Хорошо. Но сначала — пустырь.
Пустырь выглядел безобидно — обычная заброшенная территория между новостройками и старым складом. Пожухлая трава, кое‑где пробивающаяся сквозь трещины в асфальте, ржавые остовы брошенных машин, мусор, подхваченный ветром. Но Лачи сразу почувствовала: здесь что‑то не так.
Она закрыла глаза, позволяя своему восприятию расшириться. В ушах зазвучал тихий гул — шёпот земли, ветра, камней. Она сделала несколько шагов, останавливаясь там, где, по описанию Анны, её окружили собаки.
— Странно, — пробормотала Лачи, проводя рукой над землёй. — Нет обычного звериного запаха. Ни шерсти, ни следов мочи. Только…
Она присела, разглядывая едва заметные царапины на асфальте. Потом достала из кармана маленький хрустальный шарик на серебряной цепочке — не для гадания, а как усилитель восприятия. Прошептала заклинание, и кристалл засветился бледно‑голубым светом.
— Это не собаки, — произнесла она твёрдо. — Вернее, не совсем собаки. Здесь есть магический след. Слабый, но явный. Кто‑то наложил иллюзию, замаскировал настоящих существ под псов.
— Иллюзию? — Марк нахмурился. — То есть вы хотите сказать, что это были не животные?
— Животные, — поправила Лачи. — Но не обычные. И ими управляли. Смотрите.
Она указала на едва заметные углубления в земле — не отпечатки лап, а странные, почти геометрические узоры.
— Это ритуальные знаки. Кто‑то провёл обряд, чтобы подчинить их воле. Или… — она замолчала, подбирая слова, — чтобы пробудить в них нечто древнее.
В палате больницы Анна выглядела хрупкой, почти прозрачной. Бледная кожа, тёмные круги под глазами, но взгляд — твёрдый, цепкий.
— Вы та, кто разбирается в… необычных вещах? — спросила она, едва Лачи и Марк вошли.
— Разбираюсь, — кивнула Лачи, присаживаясь у кровати. — Расскажите всё, что помните. Даже мелочи.
Анна заговорила, и с каждым словом Лачи всё отчётливее видела картину.
— Они появились внезапно. Не выбежали, не подкрались — просто возникли. Как тени. И тишина… такая густая, что уши закладывало. Я пыталась кричать, но звук будто тонул в воздухе. А потом… — она сглотнула, — вожак посмотрел на меня. Его глаза… они менялись. То звериные, жёлтые, то почти человеческие. И в них было… знание. Как будто он понимал, что делает, но не из‑за голода или злости. Из‑за… долга.
— Долга? — переспросила Лачи.
— Да. Словно он выполнял приказ. А когда отпустил меня… в его взгляде была жалость.
Лачи задумалась. Это не походило ни на одно известное ей проклятие или одержимость.
— Вы заметили что‑то ещё? Запах, звук, движение воздуха?
— Запах… — Анна нахмурилась. — Сначала обычный — псины. А потом вдруг изменился. Стал… металлическим. Как кровь, но не свежая, а старая. И ещё… — она запнулась, — будто цветы или трава. Горькие, как полынь.
Лачи резко выпрямилась. Полынь. Защитное растение, но в сочетании с кровью — компонент для ритуала подчинения. Кто‑то использовал её, чтобы усилить контроль над существами.
— Спасибо, — сказала Лачи. — Вы очень помогли.
**
На обратном пути в санаторий Марк не выдержал:
— Так что это было? Оборотни? Демоны?
— Не знаю, — честно ответила Лачи. — Но это точно не природное явление. Кто‑то стоит за нападениями. Возможно, местный житель — знает местность, имеет доступ к редким ингредиентам. Или приезжий, изучающий древние практики.
— Зачем? Ради денег? Власти?
— Может быть. А может, ради… эксперимента. Некоторые маги считают, что, подчиняя диких существ, они доказывают своё превосходство.
— И что теперь?
— Мне нужно больше информации. Книги по местной истории, легенды, старые записи. В горах часто скрываются тайны, о которых даже старожилы не говорят вслух.
Вернувшись в свой номер, Лачи разложила на столе собранные предметы: кристалл, горсть полыни, клочок бумаги с набросками ритуальных знаков. За окном уже стемнело, и луна заливала комнату холодным светом.
Она зажгла свечу, прошептала заклинание и провела ладонью над предметами. Кристалл вспыхнул красным.
— Кто‑то следит за мной, — прошептала Лачи. — Или за нами.
В этот момент за окном промелькнула тень. Не человеческая — слишком длинная, слишком гибкая. И на мгновение в темноте сверкнули два жёлтых глаза.
Лачи улыбнулась.
— Ну что ж. Игра начинается.
Шовихани — потомственная ведьма Лачи — прекрасно понимала: управлять другими существами, подчинять их воле — дело не из лёгких. Для этого требовалась не просто колдовская сила, но и глубокие, почти забытые знания, хранимые в древних свитках и передаваемые лишь избранным.
Один вопрос не давал ей покоя: зачем натравливать на людей собак? Была ли это жестокая забава, проверка силы или… репетиция чего‑то куда более страшного?
Второй вопрос был не менее важен: найти колдуна и связать его силы, пока не случилась непоправимая беда. Лачи знала: любое животное, которым управляют против воли, против его природы, заставляя убивать, вскоре погибнет. Собаки по своей сути — защитники, стражи, а не убийцы. И то, что происходило сейчас, нарушало сам порядок вещей.
Все детали дела настораживали цыганку. Слишком много несостыковок: бесшумные нападения, осмысленные взгляды, странная избирательность в жертвах. Что‑то здесь было не так.
В тот же вечер Лачи отправилась на злополучный пустырь. Небо затянуло плотной пеленой туч — ни звёзд, ни луны. Тьма была такой густой, что, казалось, её можно потрогать, сжать в кулаке, как влажный мох. Воздух стоял неподвижный, тяжёлый, пропитанный запахом сырости и прелой листвы. Где‑то вдали, за окраиной города, глухо ворчал гром, но ни одной капли дождя пока не упало.
Лачи отлично видела в темноте — дар её рода, — но всё же по спине пробежал мороз. Тишина была неестественной, давящей. Ни стрекота сверчков, ни шороха ночных птиц, ни даже далёкого собачьего лая — будто сам город затаил дыхание.
Она остановилась на середине пустыря, где земля была истоптана и испещрена странными углублениями — не то следами, не то ритуальными знаками. Ветер вдруг поднялся ниоткуда, взметнул её длинные чёрные волосы, зашептал что‑то неразборчивое в ушах.
И тогда они появились.
Бесшумно, словно материализовались из самой тьмы. Ни лая, ни рычания, ни даже дыхания — только шорох лап по сухой траве и хруст мелких веток. Стая окружила её плотным кольцом, двигаясь с пугающей слаженностью, будто единый организм.
Лачи замерла, не шевелясь. Она пыталась сосчитать их — больше двадцати. Крупные, с лоснящейся шерстью, но что‑то в их облике было… неправильным. Слишком прямые спины, слишком длинные лапы, слишком неподвижные глаза, светящиеся в темноте тусклым жёлтым светом.
Сердце пропустило удар — и в тот же миг собаки бросились на неё одновременно, взлетая в прыжке с устрашающей синхронностью. Лачи машинально присела, вскинув руки в защитном жесте.
Но нападения не последовало.
Псы замерли в воздухе, словно наткнувшись на невидимую стену. Их тела дрогнули, исказились на мгновение — и Лачи успела разглядеть то, что скрывалось под обликом собак.
Не звери. Не совсем.
Что‑то среднее между псом и человеком: вытянутые морды с чересчур острыми зубами, пальцы, едва прикрытые шерстью, спины, изогнутые не по‑звериному. Их глаза — вот что было самым страшным. В них горела не животная ярость, а холодный, осознанный разум.
Ветер взвыл с новой силой, принося с собой запах — тот самый, что она уже чувствовала: горькая полынь, смешанная с металлическим привкусом крови и чем‑то ещё, тягучим и сладким, как растопленный воск.
Лачи прошептала заклинание, и воздух вокруг неё засиял едва заметным голубым ореолом. Стая отступила на шаг, затем ещё один. Их глаза на мгновение вспыхнули красным — и в этом свете Лачи увидела то, что искала: тонкие, почти невидимые нити, тянущиеся от каждого животного куда‑то вдаль, в темноту.
«Он здесь, — поняла она. — Наблюдает. Управляет».
Одна из собак — очевидно, вожак — сделала шаг вперёд. Её пасть приоткрылась, и вместо рычания вырвался тихий, почти человеческий стон. В глазах мелькнуло что‑то человеческое — мольба, отчаяние, боль.
«Помоги», — словно прошептал взгляд.
Лачи сжала в кулаке горсть сушёных трав, приготовленных заранее. Полынь, зверобой, рута — защита и очищение. Она бросила их перед собой, и травы вспыхнули холодным пламенем, осветив на мгновение всю округу.
В этом свете стало видно то, что пряталось в тени: едва различимый силуэт человека, стоящего на краю пустыря. Он был размыт, как отражение в мутной воде, но Лачи успела заметить главное — в его руках что‑то блеснуло: восковая фигура, оплетённая чёрными нитями.
Колдун.
Он резко развернулся и исчез в темноте, но нити, связывающие его со стаей, на мгновение ослабли. Собаки вздрогнули, словно очнулись от сна, и с тихим скулением бросились прочь, растворяясь в ночи.
Лачи опустилась на корточки, провела пальцами по земле там, где только что стояла стая. Под ногтями остались чёрные крупинки — не грязь, а что‑то похожее на пепел с вкраплениями воска. Она поднесла их к лицу, принюхалась.
«Полынь, кровь и воск. Ритуал на основе воска. Значит, колдун использует физические носители. Возможно, куклы или восковые фигуры для контроля».
Она спрятала крупинки в маленький кожаный мешочек и поднялась. Ветер усилился, принося первые капли дождя. Где‑то вдали прогремел гром, на этот раз ближе.
«Он следит за мной, — подумала Лачи. — И это не конец. Это только начало».
Вокруг царила тьма, но теперь она знала: враг ближе, чем кажется. И завтра ей предстоит найти его логово, прежде чем он нанесёт новый удар.
Продолжение в 19-00