Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах! Свинцовая крупа яростно хлестала по бетону, высекая искры из арматуры, словно разгневанные духи прошлого, заточенные в стенах Припяти, пытались вырваться на свободу. Пули, словно огненные осы, жужжали над головами наёмников, заставляя их прижиматься к укрытиям — разбитым витринам магазина, покосившимся бетонным блокам, останкам ржавых автомобилей. Воздух дрожал от грохота, а запах пороха, густой и терпкий, смешивался с запахом сырой земли и гнили, создавая тошнотворную симфонию смерти. — Огонь! Огонь по этим фанатикам! — рявкнул командир отряда, капитан Воронов, хриплый голос которого едва пробивался сквозь какофонию боя. Его лицо, изрезанное глубокими морщинами и шрамами, было словно высечен
Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах!
Свинцовая крупа яростно хлестала по бетону, высекая искры из арматуры, словно разгневанные духи прошлого, заточенные в стенах Припяти, пытались вырваться на свободу. Пули, словно огненные осы, жужжали над головами наёмников, заставляя их прижиматься к укрытиям — разбитым витринам магазина, покосившимся бетонным блокам, останкам ржавых автомобилей. Воздух дрожал от грохота, а запах пороха, густой и терпкий, смешивался с запахом сырой земли и гнили, создавая тошнотворную симфонию смерти.
— Огонь! Огонь по этим фанатикам! — рявкнул командир отряда, капитан Воронов, хриплый голос которого едва пробивался сквозь какофонию боя. Его лицо, изрезанное глубокими морщинами и шрамами, было словно высечено из камня, но в глазах читалась тревога: план рассыпался на глазах. — Подавить огневые точки! Не дать им перегруппироваться!
Его слова, однако, тонули в реве автоматов, взрывах гранат и пронзительных визгах рикошетов. Наёмники, опытные волки, привыкшие к крови и опасности, оказались застигнуты врасплох. Они ожидали лёгкой прогулки — обычной зачистки территории от немногочисленных мутантов и мародёров. Но вместо этого их встретил шквальный, расчётливо‑холодный огонь фанатиков «Монолита», засевших в полуразрушенных зданиях и готовых умереть за свою безумную веру.
Первые потери были ужасны. Снайперская пуля, словно костлявая рука смерти, вырвала жизнь из одного из самых опытных бойцов — огромного бородатого мужика по кличке Медведь. Он рухнул, как подкошенное дерево, даже не успев издать стон. Его массивное тело ударилось о бетон, подняв облако пыли, а кровь, густая и тёмная, растеклась по трещинам, впитываясь в землю, пытаясь унести с собой память о человеке.
— Медведь! — вскрикнул его товарищ, молодой парень по кличке Стриж, и бросился к нему, забыв о собственной безопасности. — Держись, брат, я вытащу тебя!
Но не успел он дотянуться до раненого, как рядом разорвалась граната. Осколок, острый, как жало скорпиона, впился в бедро Стрижа. Парень вскрикнул, упал, но тут же, превозмогая боль, перекатился за разбитый автомат с газировкой. Кровь, алая и горячая, хлынула из раны, окрашивая серый бетон в зловещий багряный цвет.
— Чёрт… — прошипел Стриж, стиснув зубы. Он рванул из разгрузки бинт, торопливо наложил жгут, чувствуя, как холод страха пробирается под кожу. — Только не здесь. Только не так…
Бой разгорался с новой силой. Наёмники, огрызаясь огнём, пытались подавить огневые точки «монолитовцев». Но фанатики, словно одержимые, выскакивали из‑за укрытий, вели огонь в упор и снова исчезали в лабиринтах разрушенного города. Их чёрные плащи, пропитанные тьмой, колыхались, будто живые существа, а глаза, горевшие безумием и религиозным фанатизмом, были страшнее самых мерзких мутантов Зоны.
— Они не отступают! — крикнул рядовой Коршун, прижимаясь к стене аптеки. Его автомат щёлкал, одиночно выплевывая пули, но он видел: это не помогает. — Они будто бессмертные!
— Бессмертных нет! — рявкнул сержант Грач, перезаряжая «Вал». — Просто бей по головам.
Он прицелился, выстрелил — один из «монолитовцев» дёрнулся, упал. Но тут же другой шагнул вперёд, поднял руку — и из его рук вырвался луч, пронзивший рядового Ласточку. Тело парня дёрнулось, будто кукла на нитках, а затем медленно осело, оставляя на асфальте тёмный след.
— Что это за оружие?! — закричал Стриж, видя это. Его голос дрожал, но он продолжал стрелять, превозмогая боль. — Это… магия!
— Это "Шестьдесят два", — прохрипел Грач, меняя магазин. — Внимательнее. Там более тысячи вольт.
Наёмники отступали, цепляясь за каждое укрытие. Капитан Воронов, понимая, что ситуация выходит из‑под контроля, скомандовал:
— Всем назад! Отходим из города! К точке «Гамма»!
Но отступление превратилось в хаотичное бегство. Наёмники, под перекрёстным огнём, бросались из укрытия в укрытие, словно загнанные звери. Каждый взрыв гранаты отзывался в их сердцах ледяным ужасом. Каждый выстрел мог стать последним.
Они бежали по улицам Припяти, словно по коридорам преисподней. Разрушенные дома, зияющие пустыми глазницами окон, наблюдали за ними, как безмолвные свидетели их поражения. Ветер, холодный и пронизывающий, гулял по развалинам, разнося пепел и шёпот мёртвых.
Если Вас не затруднит, можете прямо сейчас подписаться на канал🔔.Оставляйте комментарии, для меня важно видеть обратную связь! Оцените новую рубрику - Короткие рассказы из Зоны. Пальцы вверх, так же приветствуются. Спасибо всем моим людям!
— Где Коршун?! — крикнул Грач, оглядываясь.
— Не знаю! — отозвался Стриж, прижимая руку к ране. — Я видел, как он упал за киоском…
— Чёрт! — Воронов стиснул кулаки. — Не останавливаться! Если отстанете — погибнете!
Они мчались мимо заброшенных детских площадок, где ржавые качели качались на ветру, будто призраки детских игр. Мимо разбитых фонарей, чьи осколки хрустели под ногами, напоминая кости. Мимо пустых окон, в которых, казалось, таились тени — не люди, не мутанты, а что‑то иное, древнее, равнодушное к человеческим страданиям.
— Впереди — «Монолит»! — выкрикнул Грач, заметив движение за углом.
Из‑за развалин школы вышли пятеро фанатиков. Их плащи колыхались, глаза светились, а в руках они держали оружие... Те же гаусс пушки. Один из них вскинул ее — воздух задрожал, и волна энергии, похожая на жидкий огонь, ударила в группу наёмников. Двое упали, их броня вспыхнула, а тела обрели странные, изогнутые формы, будто расплавленный воск.
— Назад! — скомандовал Воронов. — В переулок!
Они свернули, пронеслись мимо разбитой остановки, за которой прятались ещё двое «монолитовцев». Правда уже с винтовками. Пули засвистели, одна задела плечо Стрижа, но он не остановился — только стиснул зубы и бежал дальше, чувствуя, как кровь пропитывает рукав.
В конце переулка был коллектор — тёмный зев подземного перехода, ведущий в лабиринт труб и туннелей. Воронов первым прыгнул вниз, за ним — остальные. Ступени были скользкими, покрытыми мхом и грязью, но они спускались, не оглядываясь, не позволяя страху взять верх.
— Закрыть люк! — приказал капитан, едва последний из них оказался внизу.
Двое бойцов, тяжело дыша, навалились на чугунную крышку, задвинули её. Тишина, наступившая после грохота боя, казалась нереальной.
— Сколько нас осталось? — спросил Воронов, переводя дыхание.
— Из двенадцати — семеро, — ответил Грач, осматривая раненых. — Коршун… он не успел. Ласточка… тоже.
Капитан кивнул. Его лицо было серым от пыли и пота, но глаза оставались холодными, как лёд.
— Значит, семеро..., — сказал он. — Пока мы живы — мы не проиграли.
Они шли по коллектору, освещая путь тусклыми лучами фонарей. Вода хлюпала под ногами, стены покрывала слизь, а где‑то вдали слышалось эхо — то ли шагов, то ли дыхания чего‑то огромного, спящего в глубинах земли.
Стриж шёл последним, прижимая руку к ране. Боль пульсировала, но он держался, вспоминая лицо Медведя, его грубоватый смех, его слова: «Не бойся, пацан. Зона — она как женщина. Либо любит, либо губит».
— Ты как? — спросил Грач, обернувшись.
— Держусь, — прошептал Стриж. — Только… почему мы? За что?
— Зона не спрашивает, — ответил сержант. — Она просто берёт.
Когда оставшиеся в живых наёмники выбрались на поверхность, уже стемнело. Небо было усыпано звёздами, но их свет не мог пробиться сквозь пелену дыма, поднимающегося над Припятью. Город снова стал мёртвым — но теперь в нём поселилась новая тьма, та, что не боится ни пуль, ни огня, ни воли человека.
Воронов оглянулся на руины. Где‑то там, среди развалин, лежали тела его бойцов — тех, кто не смог уйти. Он не произнёс ни слова, но его взгляд сказал всё: это не конец. Это — только начало.
На горизонте забрезжил свет периметра — маяк надежды в этом царстве тьмы. Они бежали к нему, как к спасительному костру, освещающему путь из глубин отчаяния.
Когда отряд вышел за пределы Припяти, они остановились, пытаясь отдышаться и осознать случившееся. Их было меньше половины от того отряда, что вошёл в город. Их лица были грязными, измазанными кровью и копотью. Их глаза, некогда полные уверенности и жажды наживы, их глаза, некогда полные уверенности и жажды наживы, теперь отражали лишь пустоту и тень пережитого ужаса.
Близкий треск рации прервал тишину. Голос связного, обеспокоенный и сухой, прозвучал в эфире: "Воронов, это База. Что у вас? Докладывайте обстановку. Почему так долго не выходили на связь?"
Воронов взял рацию, его руки дрожали. "Это Воронов. Мы… мы попали в засаду. Понесли тяжелые потери. Запрашиваю эвакуацию."
В ответ повисла долгая тишина. Затем, с запозданием, прозвучал ответ: "Вас поняли, Воронов. Отправляемся за вами. Держитесь."
Они ждали. Часы тянулись медленно и мучительно, словно вечность. Каждый звук, каждый шорох казался им приближением Монолитовцев. Напряжение нарастало, как перед грозой.
Наконец, вдали забрезжил свет фар. БТР, громыхая жесткой подвеской, вырвался из темноты и остановился рядом с ними. Двери распахнулись, и из машины выпрыгнули наемники, направляя на них оружие.
"Пароль!" - рявкнул один из солдат.
"Пепел," - ответил Воронов, его голос был хриплым от усталости и пережитого.
Прибывшие наемники опустили оружие, и махнули им в машину. Без слов, группа запрыгнула в БТР, чувствуя, как тревога напряжение постепенно отпускает их.
Машина тронулась, оставляя позади Припять, погруженную в зловещую тишину. Но Воронов знал, что она будет преследовать их в кошмарах, напоминая о цене, которую приходится платить за вторжение в чужие владения. Зона не прощает ошибок. И этот урок они запомнят навсегда.
Они уходили, разбитые и униженные, оставив в проклятом городе частичку своей души. И каждый из них знал, что никогда не будет прежним. Зона изменила их, навсегда оставив на них свой зловещий отпечаток.
Стриж смотрел в стену, и был мыслями был где-то далеко отсюда. Он сжимал в руке окровавленный бинт, чувствуя боль в бедре. "За что?", - прошептал он, но ответа не последовало.
Воронов сидел рядом, его взгляд был устремлен в никуда. Он молчал, но Стриж видел, что в его глазах отражается то же самое — вопрос без ответа, боль потери, и осознание того, что Зона отняла у них больше, чем они могли себе представить.
Их возвращение домой не было победой. Это было бегство. Бегство от страха, отчаяния и от того, что они увидели в Припяти. Но Зона всегда останется с ними. В каждом шраме, в каждой ночной кошмаре, в каждом воспоминании о тех, кто остался там, в мертвых стенах мертвого города. Зона - она как клеймо, которое не смыть ничем.