Ложка глухо ударилась о дно тарелки, нарушив тягучее течение ужина. Звук вышел неприятным, царапающим, словно ржавым гвоздем провели по стеклу.
Олег нервно промокнул губы салфеткой, не решаясь поднять глаза. Он сидел напротив, неестественно прямой, в слишком узкой для его возраста рубашке с модным принтом, которая натягивалась на животе при каждом вдохе.
От него пахло не привычным табаком и древесной стружкой, а чем-то резким, цитрусово-химическим, будто он вылил на себя половину флакона молодежного одеколона.
Ольга медленно провела кончиками пальцев по шершавой льняной скатерти, ощущая каждый узелок старинной вышивки. Эта ткань помнила руки ее бабушки, помнила семейные обеды, когда стол ломился от пирогов, а теперь на ней стыли две тарелки с недоеденным супом.
— Оля, нам надо серьезно поговорить, — голос Олега прозвучал сипло, словно он долго репетировал эту фразу перед зеркалом в ванной и сорвал связки. — Я так больше не могу, понимаешь?
Ольга не ответила сразу, разглядывая его руки. Раньше на безымянном пальце мужа была мозоль от ручки и мелкие шрамы от работы на даче, а теперь кожа выглядела гладкой, заполированной, с аккуратным маникюром.
— Не можешь что именно? — спросила она тихо, продолжая поглаживать грубую ткань скатерти.
— Не могу гнить в этом болоте! — он резко взмахнул рукой, едва не опрокинув солонку, и соль чуть не просыпалась на стол — плохая примета, мелькнуло у нее в голове. — Я задыхаюсь здесь, Оля. Посмотри на нас со стороны. Мы же превратились в двух ископаемых, которые просто доживают свой век у телевизора.
Он сделал паузу, набирая в грудь воздуха, словно перед прыжком в холодную воду. В его глазах не было ни капли вины или сожаления, только лихорадочный блеск самолюбования и предвкушения собственного «геройства».
— Я живой человек, во мне еще горит огонь, и я не собираюсь его тушить ради твоего комфорта. Муж заявил: «Я устал, ухожу к молодой».
Фраза повисла в воздухе, тяжелая и вязкая, как перестоявшее тесто. Ольга почувствовала странное оцепенение, но не от горя, а от брезгливого удивления, будто обнаружила в любимом блюде что-то несъедобное.
— К молодой? — переспросила она ровным голосом, не меняя позы. — У этого «огня» есть имя?
— Её зовут Кристина, и не смей иронизировать, — Олег выпятил грудь, отчего пуговица на рубашке жалобно натянулась. — Ей двадцать пять, и она видит во мне то, что ты давно перестала замечать. Она считает меня гением, которого быт и твоя приземленность загнали под плинтус.
— Двадцать пять, — медленно повторила Ольга, глядя сквозь него. — Ровесница нашего сына.
Олег побагровел, красные пятна пошли по шее, скрываясь за жестким воротничком.
— Не надо морализаторства! — рявкнул он. — Возраст — это просто цифра в паспорте. С Кристиной я чувствую себя на тридцать, у нас общие интересы, мы планируем открыть студию дизайна. У меня куча идей, которые ты всегда рубила на корню!
Ольга едва сдержала горькую усмешку. Студия дизайна у человека, который последний раз брал в руки карандаш, чтобы нарисовать схему проезда к гаражу, и то перепутал поворот.
— И на какие же средства вы собираетесь открывать бизнес, мой юный гений? — она сжала край стола, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь, но лицо ее оставалось непроницаемым.
— Ну... — он на секунду замялся, отводя взгляд, но тут же вернул себе уверенный вид. — Квартиру мы, разумеется, разменяем. Это справедливо и логично. Я здесь прожил больше двадцати лет, вкладывал душу, руководил ремонтом, клеил обои. Дачу продадим, там земля дорогая.
Он говорил быстро, рубя воздух ладонью, и с каждым словом все увереннее кроил ее жизнь. Делил квадратные метры, оценивал память, переводил годы брака в твердую валюту.
— Машину я заберу себе, тебе она все равно ни к чему, ты же любишь гулять пешком, — он великодушно махнул рукой. — Кристине нужнее, ей нужно возить материалы для проектов.
— Подожди, — Ольга медленно поднялась со стула, и он невольно отшатнулся. — Ты всерьез хочешь продать эту квартиру?
— Естественно! — в его голосе зазвенели визгливые нотки. — А где мне жить? В съемной конуре? Я заслужил комфорт и стартовый капитал. Это совместно нажитое имущество, дорогая моя. Половина — моя по закону, и любой суд это подтвердит.
Он произнес слово «закон» с таким наслаждением, словно сам его написал минуту назад.
— Ты не посмеешь, — тихо, но твердо сказала Ольга. — Здесь вырос наш сын, здесь жили мои родители. Это не просто актив для продажи.
— Ой, избавь меня от этой сентиментальности про «родовое гнездо», — поморщился Олег, вставая из-за стола. — Стены — это просто бетон и кирпичи, которые стоят денег. Мне нужны ресурсы для новой жизни.
Он развернулся и решительно направился в спальню, бросив через плечо:
— Я сейчас соберу вещи первой необходимости, ноутбук и документы. Остальное заберу позже, когда пришлю оценщика. И не вздумай менять замки, я здесь прописан и имею полное право входить когда угодно!
Ольга осталась стоять посреди кухни, слушая, как он по-хозяйски гремит дверцами шкафа. Ей нужно было бы заплакать, устроить сцену, разбить тарелку — сделать хоть что-то, что полагается обманутой жене.
Но внутри было сухо и пусто, как в пересохшем колодце. Она провела ладонью по холодному камню столешницы. Натуральный гранит, вечный и незыблемый. Отец заказывал эту кухню специально для нее, приговаривая: «Олечка, это тебе на века, чтобы никто не мог упрекнуть».
Олег искренне верил в свою версию реальности. Нарциссы умеют виртуозно переписывать историю в своей голове, вымарывая оттуда все неудобные факты. Он забыл. Ему было выгодно забыть.
Ольга подошла к окну. За стеклом бушевал осенний ветер, срывая последние листья с деревьев и швыряя их на мокрый асфальт.
— Ну что ж, Олег Петрович, — прошептала она своему отражению в темном стекле. — Раз вы хотите по закону...
Она не пошла в спальню, где муж деловито упаковывал ее жизнь в чемоданы. Она направилась в кабинет, к старому книжному шкафу. Там, на верхней полке, за томами классической литературы, стояла небольшая шкатулка из карельской березы.
Дерево было теплым и гладким на ощупь. Шкатулка пахла временем, лаком и старой бумагой. Ольга бережно сдула пылинку с крышки.
Олег вошел в гостиную, с трудом таща за собой огромный чемодан на колесиках. Пластиковые колеса противно скрежетали по дубовому паркету, оставляя грязные следы. Он уже успел накинуть кожаную куртку, которая, по его мнению, придавала ему вид брутального мачо.
— Значит так, — он вытер испарину со лба тыльной стороной ладони. — Я забрал зеркальную камеру и штатив. Кристине нужно для ведения блога, ей нужен качественный контент. Тебе эта техника все равно без надобности, ты только кошек фотографируешь.
Ольга стояла у камина, прижимая шкатулку к груди, словно щит.
— И серебро столовое... ну, тот набор на двенадцать персон. Это мой актив, я его в ломбард сдам, если прижмет, — он деловито оглядел комнату. — А, и еще.
Он подошел к серванту и, не спрашивая, резко открыл стеклянную дверцу. Его рука хищно потянулась к коллекции фарфоровых статуэток.
— Вот эту балерину я тоже возьму. Она коллекционная, ЛФЗ, за нее коллекционеры хорошие деньги дадут.
— Не трогай, — голос Ольги стал жестким, как удар хлыста. — Это бабушкина вещь.
— Была бабушкина, стала общая! — он схватил хрупкую фигурку своими грубыми, цепкими пальцами.
Ольга физически ощутила боль, будто он сжал не фарфор, а ее собственное сердце. Это было осквернение памяти, вторжение варвара в храм.
— Поставь на место, — произнесла она, чеканя каждое слово.
— А то что? — он нагло ухмыльнулся, подбрасывая статуэтку в руке. — Полицию вызовешь? Я здесь хозяин, Оля, пока нет решения суда. Скажи спасибо, что я не требую компенсацию за лучшие годы, которые я потратил, слушая твое нытье про радикулит.
Он демонстративно, с вызовом сунул балерину в боковой карман сумки. Раздался легкий, едва слышный хруст.
— Ты жалок, Олег, — сказала она с ледяным спокойствием. — Ты стоишь здесь, обворовываешь собственную жену и рассуждаешь о величии и творчестве.
— Я не ворую! Я беру свое! — взвизгнул он, и голос его сорвался на фальцет. — Ты меня не унизишь! Я мужчина! Мне нужен старт!
Он начал метаться по комнате, хватая все, что попадалось под руку: дорогую зажигалку, подарочное издание альбома по искусству, даже коробку конфет со стола. Он напоминал мародера, спешащего набить карманы в горящем доме.
— Я и машину заберу сейчас, — бросил он через плечо, запихивая добычу. — Ключи где?
— На тумбочке в прихожей, — кивнула Ольга.
— Вот и отлично. И дачу я уже выставил на продажу на сайте. Нашел покупателя, знакомый Кристины. Оформим быстро, деньги пополам, я не зверь.
Он говорил безостановочно, заполняя пространство словами, как ядовитым дымом. Ему нужно было заглушить голос совести, убедить себя в своей правоте.
Ольга медленно, не торопясь, открыла шкатулку. Петли не скрипнули — она всегда следила за вещами. Внутри лежал один-единственный лист бумаги, сложенный вчетверо. Пожелтевший, плотный, с неровными краями.
— Олег, — позвала она негромко.
— Что еще? — он возился с молнией на сумке, которая заела из-за награбленного барахла.
— Ты помнишь август девяносто восьмого года?
Он замер. Спина его напряглась, плечи окаменели.
— При чем тут девяносто восьмой? — он не обернулся, продолжая дергать замок сумки. — Опять ты копаешься в прошлом. Я живу будущим!
— Август девяносто восьмого, — настойчиво продолжила Ольга, доставая листок. — Дефолт. И твой карточный долг перед людьми из Солнцевской группировки.
Олег медленно повернулся. С его лица мгновенно сползла маска триумфатора, обнажив дряблую, серую кожу. В глазах мелькнул тот самый липкий, животный страх, который она видела двадцать пять лет назад.
— Зачем ты это вспоминаешь? — прохрипел он, облизывая пересохшие губы. — Это было давно. Я все решил. Я сам разрулил ту ситуацию, я договорился!
— Ты? — Ольга грустно улыбнулась уголками губ. — Ты валялся в ногах у моего отца в прихожей старой квартиры. Ты рыдал и целовал его ботинки. Ты умолял спасти тебя, потому что они обещали вывезти тебя в лес и оставить там навсегда.
— Замолчи! — крикнул он, но в крике не было силы. — Не смей! Я тогда просто... я был молод, я ошибся!
— Ты проиграл в подпольном казино деньги фирмы. Огромную сумму. Мой отец продал две квартиры и дачу в Крыму, все наследство деда, чтобы выкупить твою никчемную жизнь.
— Ну и что?! — Олег дернул головой, пытаясь вернуть былую спесь. — Мы семья! Он должен был помочь зятю! Я потом отработал!
— Нет, Олег. Ты не отработал ни копейки. Ты просто жил дальше, делая вид, что ничего не случилось. А отец умер через год от инфаркта. Сердце не выдержало того позора и стресса.
Она сделала шаг к нему, держа листок перед собой как оружие.
— Но перед тем, как отдать деньги, папа заставил тебя написать вот это. Я не стала плакать, а просто показала ему одну бумагу, после которой он упал в ноги.
Олег щурился, пытаясь разглядеть текст, но не решался подойти ближе и взять бумагу в руки, словно она была заражена чумой.
— Что это? — спросил он сипло. — Какая-то расписка? Срок давности давно прошел! Любой юрист тебе скажет! Я ничего тебе не должен!
— Это не долговая расписка, Олег. Читай. Вслух.
Она протянула ему листок. Он взял его брезгливо, двумя пальцами. Бумага дрожала в его руке так сильно, что слышался шелест.
Он начал читать, запинаясь, как нерадивый ученик у доски:
— «Я, Горелов Олег Петрович... находясь в здравом уме и твердой памяти... в обмен на погашение моих долгов перед...» — он судорожно сглотнул, пропуская название группировки, — «...добровольно и безоговорочно отказываюсь от любых имущественных претензий на всю недвижимость, движимое имущество и активы, которые будут приобретены в браке с Ольгой Николаевной Гореловой... как в настоящем, так и в будущем.
Я признаю, что любой финансовый вклад с моей стороны является лишь частичной компенсацией за причиненный моральный и материальный ущерб семье моей жены... Данный отказ является бессрочным».
Олег дочитал и поднял глаза. Они были пустыми, стеклянными, как у той рыбы, которую Ольга чистила утром.
— Это... это филькина грамота, — прошептал он побелевшими губами. — Это не заверено нотариусом. Это просто бумажка! Ты никуда с ней не пойдешь!
— Посмотри ниже, — спокойно сказала Ольга. — Там подписи свидетелей.
Олег перевел взгляд в низ страницы.
— Свидетели... — он побледнел так, что стал сливаться со стеной. — Макаров... и... Зубров?
— Да. Адвокат Макаров, лучший друг отца. И Виктор Сергеевич Зубров. Тот самый, кому ты был должен. Ныне — депутат законодательного собрания, меценат и очень уважаемый человек.
Ольга сделала паузу, давая словам проникнуть в его сознание.
— У Виктора Сергеевича есть оригинал этого документа, Олег. Отец настоял, чтобы Зубров тоже подписал как гарант того, что долг уплачен и что ты... что ты теперь принадлежишь мне, пока я тебя не отпущу. Зубров очень не любит, когда нарушают слово. Для него это вопрос чести старой закалки.
Олег выронил листок. Бумага плавно спланировала на паркет. Он медленно осел на пол, прямо на свой набитый чемодан, обхватив голову руками.
— Зубров жив? — спросил он одними губами, едва слышно.
— Жив, здоров и обладает огромным влиянием. И он прекрасно помнит моего отца. Папа спас тебя не просто так. Он купил твою жизнь, Олег. И ты подписал этот договор.
В комнате воцарилась тяжелая, гнетущая атмосфера. Слышно было только, как ветер яростно бьется в стекло, пытаясь ворваться внутрь.
Олег вдруг сполз с чемодана на колени. Он пополз к ней по паркету, хватая ее за подол домашнего платья.
— Оленька... — заскулил он, и этот звук был жалок и отвратителен. — Зайка... Ну прости меня, дурака. Ну бес попутал. Ну какой развод? Какая Кристина? Я же просто пошутил! Это кризис среднего возраста! Гормоны играют!
Его ладони были влажными и липкими. Он пытался прижаться лицом к ее ногам, пачкая ткань своими слезами.
— Выкинь это! Порви! Мы же любим друг друга! Я все для тебя сделаю! Забудем этот кошмар! Я сейчас все разложу обратно, я даже готовить начну!
Он выглядел гротескно. Весь его лоск, весь его «бунт» слетел, как шелуха, обнажив трусливую, маленькую сущность.
Ольга смотрела на него сверху вниз. Она не чувствовала торжества победителя. Только брезгливость, как будто наступила в грязь.
— Встань, — сказала она ледяным тоном. — Не позорься.
— Оля, я не уйду! Я не могу! У меня же ничего нет! Я гол как сокол! Кристина меня выгонит через день, если узнает, что у меня нет денег и квартиры! Ей нужен спонсор, а не старый банкрот!
— Именно, — кивнула Ольга. — Она тебя выгонит. Потому что ты ей нужен только как кошелек с недвижимостью. А ты — ноль, Олег. Ты всегда был нулем без папиных денег и моего бесконечного терпения.
Она нагнулась и подняла листок с пола. Аккуратно, по старым сгибам, сложила его.
— Уходи. Прямо сейчас.
— Куда?! На улицу?! Там ливень!
— Машину можешь взять, — сказала она, убирая бумагу в карман. — Доедешь до своей музы. Документы на машину я перепишу на тебя завтра. Это мой тебе прощальный подарок. Подачка.
— Машину? — в его глазах блеснула жалкая искра надежды. — Правда отдашь?
— Правда. Но квартиру, дачу, счета и все, что в этом доме — ты не тронешь. И статуэтку верни. Живо.
Олег суетливо, трясущимися руками полез в сумку, достал балерину (к счастью, целую) и поставил на пол.
— Спасибо, Оля... Ты святая женщина... Я... я буду звонить!
— Не надо.
Дверь за ним захлопнулась с тяжелым, плотным звуком. Щелкнул замок, отсекая прошлое.
Ольга стояла в прихожей, прислонившись спиной к стене. Шаги на лестнице затихли. Загудел лифт, увозя двадцать лет ее жизни. Потом хлопнула тяжелая дверь подъезда. И наконец — звук отъезжающей машины.
Все.
Она ожидала, что на нее навалится тоска, что ноги подкосятся.
Но вместо этого она почувствовала странную легкость в плечах. Будто с них сняли мешок с камнями, который она тащила годами, даже не замечая его тяжести.
Ольга прошла на кухню. На столе все еще стояла тарелка с остывшим тыквенным супом. Она взяла ее и решительно вылила содержимое в раковину. Включила воду на полную мощность.
Струя воды смывала оранжевые разводы, унося их в темную воронку слива.
Она открыла окно настежь. В кухню ворвался холодный, влажный осенний воздух, пахнущий мокрыми листьями и асфальтом.
— Хранительница, — сказала она сама себе вслух. — Я сохранила себя.
Она подошла к плите, поставила чайник. Достала свою любимую чашку — большую, керамическую, с толстыми стенками.
Она знала, что Олег попытается вернуться. Через неделю, когда молодая муза поймет, что король голый, он будет стоять под дверью.
Ольга достала телефон и набрала номер.
— Алло, Петр Ильич? — сказала она уверенным, твердым голосом. — Это Ольга Горелова. Да, извините, что поздно. Помните, мы говорили о смене замков и установке охранной системы? Да, я готова. Можно прямо завтра с утра. И еще... удалите пропуск на машину с номером 567 из базы жильцов. Да, навсегда.
Она нажала отбой.
Чайник закипел. Ольга налила кипяток, бросила веточку мяты. Пар поднимался вверх, растворяясь в прохладном воздухе кухни.
В углу, где Олег вечно бросал свои ключи, царапая лак комода, теперь было пусто. Ольга провела пальцем по гладкой поверхности. Ни царапины.
Она села за стол, положила ладони на скатерть. Теперь это было ее место. Ее крепость.
Эпилог
Прошло три месяца. Зима выдалась снежной и колючей.
Ольга сидела в кресле, читая книгу, когда в дверь позвонили. Звонок был настойчивым, резким.
Она не ждала гостей. Олег перестал звонить и караулить у подъезда месяц назад, после того как охрана вежливо, но доходчиво объяснила ему новые правила посещения.
Ольга подошла к двери, посмотрела в глазок. На площадке стоял курьер в желтой куртке с огромным букетом бордовых роз.
— Ольга Николаевна Горелова? — спросил парень, когда она открыла.
— Да, это я.
— Вам доставка. Распишитесь.
Она приняла тяжелый букет. Розы были свежими, на лепестках еще дрожали капли воды. Внутри букета лежал плотный конверт из дорогой бумаги.
Ольга закрыла дверь, прошла в гостиную и положила цветы на стол. Сердце тревожно забилось. Неужели Олег? Решил потратить последние деньги на жест отчаяния?
Она вскрыла конверт. Внутри лежала открытка с золотым тиснением и визитка.
На визитке было всего два слова: «Виктор Зубров».
А на открытке размашистым, твердым почерком было написано:
«Уважаемая Ольга Николаевна. Узнал о Вашей ситуации. Ваш отец был достойным человеком, и я держу слово. Срок действия договора истек не из-за времени, а из-за нарушения условий второй стороной. Если у Вас возникнут любые проблемы с бывшим супругом или его новыми... увлечениями — просто позвоните по этому номеру. И еще. У меня к Вам есть деловое предложение касательно той самой недвижимости в Крыму, которую Ваш отец когда-то продал. Я её выкупил обратно. Жду звонка».
Ольга медленно опустилась в кресло, сжимая визитку в руке. Телефон на столе вдруг ожил, высвечивая незнакомый номер.
Она смотрела на экран, и по спине пробежал холодок предчувствия — игра только начиналась, и ставки в ней выросли многократно.
Ольга глубоко вздохнула и протянула руку к телефону.
2 часть можно прочитать тут!
Напишите, что вы думаете об этой истории! Мне будет очень приятно!
Если вам понравилось, поставьте лайк и подпишитесь на канал. С вами был Джесси Джеймс.
Все мои истории являются вымыслом.