Все началось с маразма крепчающего. Нет, не моего. Корпоративного. На работе — я тогда была старшим менеджером в крупной, но вечно балансирующей на грани абсурда IT-компании — внедрили систему «спринтерского многозадачного мышления». Суть была проста: нужно было принимать в день примерно 347 мелких и 15 крупных решений, каждое из которых «критически влияло на синергию KPI». У меня началась бессонница. Мой мозг напоминал не то сортировочный центр «Почты России» в декабре, не то перегруженный процессор, который вот-вот вспенит синий экран смерти прямо у меня в глазах.
Выбор между «запустить проект А» и «отложить проект Б» порождал в голове такие витиеватые логистические цепочки, что даже мысль о чашке чая («Пакетик или листовой? Если листовой, то какой? А если пакетик, то не проявит ли это меня как человека без принципов?») вызывала легкий тремор. Я тонула. А мой начальник, Дмитрий Олегович, человек, чей единственный нейронный путь вел от кнопки «утвердить» к кнопке «делегировать», лишь подливал масла в огонь, регулярно задавая вопросы в стиле: «Лиза, а ты провела анализ рентабельности своего перерыва на обед?»
Спасительную соломинку, вернее, целый гипнотический мост, протянула моя подруга Ася. Ася была человеком, который верил во все эзотерическое, пока это не противоречило науке, и в науку, пока она не противоречила эзотерике. Узрев мои мучения, она заявила:
«Лиза, у тебя не кризис. У тебя — пробка на нейронной развязке. Тебе нужен не психолог, а диспетчер. Знакомься, Аркадий Семеныч. Он не гипнотизер. Он — инженер протоколов подсознания».
Аркадий Семеныч оказался мужчиной лет пятидесяти, с бородкой клинышком и взглядом уставшего системного администратора, который видел слишком много пользовательских глупостей. Его кабинет был помесью офиса, спа-салона и серверной. Рядом с диваном стоял здоровенный кактус, названный, как я позже узнала, «Системным кактусом для отражения негативных корпоративных вибраций».
«Лиза, — сказал он, не предлагая чаю (и я уже начала мучиться выбором: а почему не предложил? Это стратегия? Или ему плевать? Или чай только для «посвященных»?). — Современный человек принимает решения, как плохо обученный ИИ: перегружает оперативную память ненужными переменными, не чистит кэш и пытается запускать тяжелые процессы на морально устаревшем «железе». Гипноз — это не магия. Это способ получить доступ к своему собственному мозгу, чтобы провести дефрагментацию, настроить фаервол от чужого мнения и составить четкий, иерархический чек-лист для диспетчерской твоего сознания. Нейро-логистика, понимаешь? Мы находим кратчайший маршрут от «проблемы» до «решения», минуя пробки на развязке «страх», объезжая тоннель «прокрастинация» и не заезжая на свалку «а что подумают коллеги».
Меня покорила эта дикая смесь технарьского слэнга и высокопарной психологии. Это звучало так иронично и в то же время так заманчиво — переложить ответственность за свой закипающий разум на какого-нибудь внутреннего «логиста».
Первая сессия была посвящена «картографии внутреннего хаоса». Под монотонное бормотание Аркадия Семеныча о «потоке реки… реки… ваших нерешенных вопросов…» я, в состоянии приятной полудремы, представила свой мозг. И о ужас. Это не было похоже на строгий офис. Это был гигантский, заброшенный логистический терминал времен позднего СССР. Где-то в углу дымилась и искрила «Панель Срочных Решений», проводки от нее вели в никуда. По ржавым рельсам туда-сюда бестолково сновали вагонетки с криво наклеенными ярлыками «Совещание с Дмитрием Олеговичем», «Выбор нового поставщика кофе», «Позвонить маме». Вагонетки сталкивались, рассыпая содержимое. На стене висел потрескавшийся плакат «План на пятилетку», но он был исписан похабными рисунками. А в центре всего этого, в застекленной будке, сидела крошечная, заплаканная версия меня в каске, и отчаянно дергала какие-то рычаги, которые явно не работали. Это был мой «внутренний диспетчер». Ей было лет пять, и она явно хотела домой.
Я вышла от Аркадия Семеныча с чувством легкого стыда и дикого любопытства. Картинка была слишком точной. Мой ум и правда был похож на эту пост-апокалиптическую баржу. Аркадий Семеныч назвал это «базовой диагностикой» и выдал первое домашнее задание: «Мысленный интерфейс».
«Каждый раз, когда перед тобой встает решение, ты должна мысленно вызвать не эмоцию, а интерфейс. Представь чистый, минималистичный экран. Как в хорошем приложении. Сверху — поле для ввода задачи. Ниже — три вкладки: «Данные», «Риски», «Действие». Пока ты просто учишься его вызывать. Без заполнения».
Звучало идиотски. Но я попробовала. На утреннем летучке Дмитрий Олегович бросил в мою сторону: «Лиза, нужно срочно решить по проекту «Феникс»: нанимать удаленного специалиста из Новосибирска или отдать на аутсорс воронежской конторе?» Обычно у меня в голове начинала немедленно метаться мысленная белка: «Новосибирск… далеко… но талантливый… Воронеж… дешевле… но связи… Дмитрий Олегович хочет сэкономить… но если провал…» Теперь же, с усилием, я попыталась представить этот дурацкий интерфейс. И — о чудо — на долю секунды белка остановилась. В голове мелькнул просто белый прямоугольник с тремя пустыми кнопками. Я выдохнула и сказала: «Мне нужны данные по бюджету и срокам от обеих сторон. Дайте час». Дмитрий Олегович, привыкший к моей задумчивой панике, удивленно поднял бровь и кивнул.
Это был мой первый маленький триумф. Не решение, а пауза. Аркадий Семеныч ликовал: «Отлично! Ты создала буферную зону! В логистике это называется «хаб». Груз не тыкается сразу во все двери, а попадает на сортировку!»
Следующие сессии углублялись в «прошивку». Под гипнозом я снова попадала на свой терминал. Но теперь у нас с Аркадием Семенычем (вернее, с его голосом, который звучал, как спокойная система навигации) был план. Мы «чинили» панель срочных решений, выкидывая оттуда все, что не было срочным и важным одновременно («Выбор обоев для рабочего чата» — летит в мусорный контейнер). Мы прокладывали новые рельсы, чтобы вагонетки не сталкивались. А потом мы подошли к будке диспетчера.
«Твой внутренний логист не должен быть испуганным ребенком, — вещал Аркадий Семеныч. — Ему нужны инструменты, униформа, авторитет. Давай проведем редизайн».
И я, под его руководством, стала мысленно «преображать» свою диспетчерскую. Маленькая плачущая Лиза в каске исчезла. Вместо нее появилась… нет, не крутая бизнес-леди. Появилась спокойная, немного ироничная женщина в стиле «милитари». Что-то вроде Шарлиз Терон в какой-нибудь футуристической антиутопии, но с чашкой хорошего кофе. Она не суетилась. Она смотрела на большой тактический экран, где мигали входящие задачи, брала микрофон и четко, без эмоций, отдавала команды. «Вагонетку «Звонок маме» — на путь номер три, низкий приоритет, но без задержек. «Совещание с Д.О.» — на путь семь, маркировать как «потенциально токсичный груз, требуется защитная упаковка». «Выбор стратегии по проекту «Феникс» — отправить на склад глубокого анализа, к утру подготовить три маршрута».
Это было весело. И, что удивительнее всего, это начало работать на автопилоте. В стрессовых ситуациях я ловила себя на том, что внутри воцаряется не паника, а… тихий, деловой гул. Мысленный интерфейс всплывал сам. Мой внутренний логист в стиле «милитари» оценивала обстановку и как бы предлагала варианты. Я назвала ее Вероникой. Вероника была крута. Она не боялась Дмитрия Олеговича. Она считала его «шумовой помехой низкой частоты».
Кульминацией нашего с Аркадием Семенычем сотрудничества стал «чек-лист принятия сложных решений», который мы вывели на сеансе глубокого транса. Вероника его диктовала, я запоминала. Он состоял из пяти пунктов, которые звучали как инструкция по обезвреживанию бомбы, что, в общем-то, было близко к истине.
1. Идентификация груза. Что именно нужно доставить из точки «Проблема» в точку «Решение»? Только суть. Без эмоциональной упаковки. (Пример: не «О БОЖЕ, ОН ОПЯТЬ ХОЧЕТ НЕВОЗМОЖНОГО!», а «Требуется оптимизация процесса Х с учетом ограничений Y и Z»).
2. Проверка маршрута на заторы. Какие внутренние «дорожные работы» (страхи, предубеждения, усталость) и внешние «пробки» (мнение начальства, коллег, социума) могут встать на пути? Составить карту объездов. Если объехать нельзя — оценить расход топлива на проезд сквозь пробку (то есть свои эмоциональные затраты).
3. Расчет логистических издержек. Что я потеряю в каждом из вариантов? Время, деньги, спокойствие, репутацию? А главное — что потеряю, если НЕ приму решение? (Аркадий Семеныч называл это «платой за простой на складе»).
4. Выбор транспортного средства. (Это был мой любимый пункт). Решение можно «доставлять» по-разному. Это может быть быстрый «курьерский мотоцикл» (импульсивное решение), надежный «фура по платному шоссе» (продуманный, но ресурсозатратный план), «паром» (отложенное решение, когда нужно дождаться попутного течения), или даже «дирижабль» (нестандартный, творческий подход, который все осмеют, но который может оказаться гениальным). Нужно выбрать ТС, адекватное грузу и маршруту.
5. Подписание коносамента. Фиксация решения и полное принятие ответственности за него. Ментальный документ со штампом «Погрузка завершена, маршрут утвержден. Далее — только отслеживание и корректировка курса».
Я начала применять этот чек-лист ко всему. От «что приготовить на ужин» (Груз: чувство голода у меня и кота. Издержки: если готовить пасту, кот будет недоволен. ТС: быстрый мотоцикл в виде яичницы) до реальных рабочих дилемм.
И вот наступил звездный час Вероники и всей нашей нейро-логистики. Дмитрий Олегович, вдохновленный какой-то бизнес-книгой, задумал «революционную трансформацию» нашего отдела. Суть была в слиянии двух несовместимых проектов в один мега-проект с ужасным названием «Кентавр-2.0». Все понимали, что это катастрофа. Но все молчали, уткнувшись в мониторы. На меня же была возложена «честь» составить план внедрения. Фактически — оформить аварию на бумаге.
Раньше я бы неделю металась в тихой панике, пытаясь угодить, потом сделала бы плохо, получила бы выговор и винила бы себя. Теперь же, получив задание, я мысленно нажала кнопку «Вероника, у нас ЧП».
Внутри воцарилась боевая готовность. Чек-лист развернулся, как тактический экран.
1. Груз: Невыполнимая задача, которая приведет к провалу, потере времени и денег компании, а винят в итоге будут меня.
2. Заторы: Страх перед Д.О., страх испортить отношения, иллюзия, что «может, как-нибудь пронесет».
3. Издержки: Вариант А (сделать) — потеря репутации профессионала, стресс, провал проекта. Вариант Б (отказаться/оспорить) — временный гнев Д.О., риск конфликта. Издержки простоя (непринятия решения) — те же, что в варианте А, но с отсрочкой.
4. Транспортное средство: Требовался не мотоцикл и не фура. Требовался… танк. Для прорыва через стену глупости. Нужно было не выполнять, а отменять приказ.
5. Коносамент: Готовность упаковать свои вещи в коробку, если танк вдруг подорвется на мине.
На следующий день я записалась к Дмитрию Олеговичу. Вместо плана внедрения у меня был лист с четким анализом рисков «Кентавра-2.0», подготовленный Вероникой (то есть мной, но это было неважно). Я вошла, и пока он смотрел на бумаги, я мысленно активировала «режим логиста». Я видела перед собой не страшного начальника, а просто «фактор неоптимального управления», внешнюю помеху на маршруте.
«Дмитрий Олегович, — начала я, и мой голос звучал странно спокойно даже для меня. — Я проанализировала задачу. Текущие «рельсы» наших проектов имеют разную ширину колеи. Их слияние без перекладки путей — гарантированное крушение состава. Вот расчеты потерь: человеко-часы, бюджет, репутационные риски. Я вижу три альтернативных маршрута, которые ведут к вашей цели, но в обход этого узкого места. Либо — мы откладываем слияние на квартал и проводим подготовительные работы. Решение за вами, но как человек, отвечающий за логистику процессов, я не могу рекомендовать исходный вариант. Он нерентабелен».
Он смотрел на меня, медленно моргая. Его внутренний диспетчер (уверена, это был испуганный хомяк в смокинге) явно не был готов к такому. Он ждал кивка и «сделаю». Он получил слаженный доклад контр-адмирала.
«Вы… уверены в своих расчетах?» — выдавил он.
«Коносамент подписан, — подумала я. — Маршрут утвержден».
«Да, — сказала я вслух. — Риск превышает 85%. Это не решение, это саботаж, оформленный как инициатива».
Наступила тишина. Потом он крякнул, отложил мой анализ и сказал: «Хм. Ладно. Предложите тогда ваши альтернативные маршруты к пятнице».
Я вышла из кабинета. Колени дрожали, но внутри царила ледяная, торжествующая ясность. Танк прошел. Стену пробил. Пусть не разрушил, но пробил брешь.
На следующий день я пришла на последнюю сессию к Аркадию Семенычу.
«Ну что, — спросил он, поливая своего системного кактуса, — как работают протоколы?»
«Аркадий Семеныч, — сказала я, — я, кажется, сдала своего начальника в утиль. Не физически, конечно. А как нерациональную переменную в уравнении».
Он усмехнулся. «Отличная оптимизация. Помни, гипноз — это только настройка. ОС — это ты. А твоя Вероника — это просто грамотный пользовательский интерфейс. Главное — не дай ей захватить власть и начать принимать решения за тебя в личной жизни. А то будешь выбирать спутника жизни по чек-листу, используя танк».
Я засмеялась. Он был прав. Моя нейро-логистика была не волшебной таблеткой, а… удобной системой наведения порядка. Я перестала бояться решений. Я начала их обрабатывать. Как заказы на складе. Сортировать, оценивать, отправлять по нужному адресу самым подходящим транспортом.
Дмитрий Олегович стал ко мне прислушиваться. Потом его понизили (мой анализ по «Кентавру» оказался пророческим, когда его попытался воплотить другой несчастный). А я… я через полгода ушла с этой работы и открыла свой маленький бизнес — консультационное агентство. Я не консультирую по гипнозу, боже упаси. Я помогаю людям наводить порядок в их бизнес-процессах. И иногда, очень осторожно, я могу сказать особо загруженному клиенту: «Знаете, иногда полезно представить, что ваши мысли — это не хаос, а логистический терминал. И нанять там хорошего диспетчера». И если я вижу в их глазах не насмешку, а интерес, я могу рассказать им историю про гипнотизера, кактус и Веронику, которая до сих пор живет у меня в голове, изредка надевая каску милитари, когда на горизонте возникает особенно сложный и ироничный жизненный выбор.