Она вышла из маршрутки и остановилась, давясь комом в горле. В руках — пакет с продуктами, который вдруг стал невыносимо тяжёлым. Перед глазами всё ещё стоял Сергей — его перекошенное злостью лицо, сжатые кулаки, слюна, брызнувшая на стол, когда он кричал. А потом эти слова. Чёткие, ледяные, как нож.
— Раз ты такая самостоятельная — плати за себя сама.
Она моргнула, пытаясь стереть картинку. Вечерний воздух был прохладным, в подъезде пахло сыростью и жареной рыбой. Алина поднялась на третий этаж, ключ дрожал в пальцах. Дверь открылась с тихим щелчком, впуская её в пустую, тёмную квартиру. Она не стала включать свет. Поставила пакет на пол, прислонилась спиной к холодной двери и скользнула вниз, на пол в прихожей. Темнота была удушающей, но безопасной. Здесь его не было. Здесь не было этих слов.
В кармане куртки завибрировал телефон. Она вытащила его. Яркий экран осветил её слезящиеся глаза. Уведомление из банка. «Зачисление заработной платы: 67 430 рублей». Её деньги. Её работа. Её самостоятельность, в которую он так метко ткнул, как в открытую рану.
Она положила телефон экраном вниз на пол и прижала ладони к глазам. Боль была острой, физической. Но где-то под ней, глубоко, уже змеилось другое чувство. Не обида. Не страх. Нечто твёрдое и незнакомое.
Всё началось с билетов в театр. Вернее, с их отсутствия.
— Ну как не нашёл? — голос Сергея нарастал, как гроза. Я же тебе сказал, срочно нужны два билета на субботу! Начальнику и его жене! Это ж критичный!
Алина стояла у плиты, помешивала овощи в сковороде. Шестой час вечера, она только пришла с работы, с восьмичасового маркетингового совещания.
— Сереж, я обзвонила все кассы. Их нет. Раскупили. Я предлагала другие даты…
— Другие даты неинтересны! — он ударил ладонью по столу, зазвенела посуда. — Ты просто не захотела! Недостаточно постаралась! У тебя всегда так — чуть что сложно, ты сразу руки опускаешь!
Горячая волна подкатила к горлу. Она отставила сковороду.
— Я три часа обзванивала, сидела на сайтах! Это объективная реальность — билетов нет!
— Объективная реальность, — передразнил он её, язвительно. — А я начальнику уже пообещал! Теперь я буду выглядеть идиотом из-за тебя!
— Из-за меня? — её голос сдавило. — Это твоё желание выслужиться, твой начальник! Почему это вдруг моя проблема?
Он встал, его тень накрыла её.
— О, вот оно как! Моя-твоя! Разделили! А кто оплачивает эту твою поездку на конференцию в Питер через неделю? А? Кто бронировал тебе отель?
Она остолбенела. Конференция. Её давно запланированная, важная для карьеры командировка. Они обсуждали это месяц назад. Он тогда сказал «Конечно, езжай», а она, счастливая, предложила — «Я сама оплачу билеты, ты только помоги с отелем, у тебя скидка по корпоративной карте».
— Мы же договорились… — начала она.
— Ничего мы не договаривались! — крикнул он. — Ты решила, что я буду спонсировать твои карьерные прыжки, пока ты мне даже билеты купить не можешь! Хочешь быть такой самостоятельной, такой независимой бизнес-леди? На здоровье! Плати за всё сама! За отель, за еду, за эту свою конференцию! И за ужин сегодня, кстати, тоже! Раз ты такая самостоятельная — плати за себя сама!
Он выдержал паузу, его взгляд буравил её, проверяя на слабину. Потом развернулся, схватил куртку и вышел, хлопнув дверью так, что с полки свалилась фарфоровая кошка — подарок её мамы.
Алина не двинулась с места. Фраза висела в воздухе, отравляя его. «Плати за себя сама». Она обвела взглядом кухню — свою же посуду, свой холодильник, который она заполнила вчера, за свои деньги. Она вдруг с абсолютной ясностью осознала — он не шутит. Это ультиматум. Это конец какой-то жизни, которую она по ошибке считала общей.
Они познакомились три года назад на корпоративе у её подруги. Сергей — уверенный в себе менеджер, на десять лет старше. Он казался ей таким надёжным, таким взрослым. Он вёл машину одной рукой, знал лучшие рестораны, решал любые проблемы одним звонком. После жизни с вечно тревожной, гипер опекающей матерью он казался скалой.
Первые полгода были сказкой. Потом сказка стала обрастать условиями. Сначала — «Не стоит так ярко краситься на работу, смотрят не те люди». Потом — «Зачем тебе эта курсы, ты и так умная, лучше ужин приготовь». Потом — «Твоя подруга Лена на тебя плохо влияет, реже с ней общайся».
Она уступала. Потому что он «заботился». Потому что он «обеспечивал» — дарил дорогие подарки, оплачивал отпуска. Её зарплата, скромная рядом с его доходами, уходила на мелочи, на подарки ему и его родителям, на быт. Он все больше называл её траты «неразумными», а свои — «инвестициями в их будущее». Будущее, план которого знал только он.
Она пыталась говорить. Говорила, что хочет сменить работу, получить когда повышаешь. Он отмахивался — «Зачем тебе лишний стресс? Я всё равно больше зарабатываю». Её успехи на работе он встречал сдержанно, её неудачи — с язвительным «Я же предупреждал».
И вот теперь — театр. Мелочь. Последняя капля, переполнившая чашу его терпения. Чашу, которая, как она теперь понимала, была полна её уступками, её молчанием, её страхом потерять эту «скалу».
Она не спала всю ночь. Утром, с опухшими глазами, позвонила Лене. Выговорилась одним духом, задыхаясь.
— Всё, — сказала Алина в конце. — Он меня выгнал. В смысле, финансово.
— Он что, с ума сошёл? — взорвалась Лена. — Ал, ты же сама на себя зарабатываешь! Он тебя не содержит! Он тебя контролирует!
— Но квартира его, машина его, отпуска он оплачивал…
— И что? Это даёт ему право кричать на тебя из-за билетов? Право ставить условия? Ал, он не муж тебе, он надсмотрщик! Ты говорила — «плати за себя сама». Так заплати! Сними себе квартиру. Хоть комнату. У тебя же деньги есть.
— У меня как раз премия должна прийти… — неуверенно сказала Алина.
— Вот и отлично! — Лена говорила жёстко, без привычных сюсюканий. — Это не конец света. Это начало нормальной жизни. Ты сильная. Сама выучилась, сама работу нашла. Вспомни это.
После звонка стало чуть легче. Лена была её катализатором всегда — та самая подруга, которую Сергей невзлюбил за «плохое влияние». Лена не давала совета «помириться». Она говорила «выбирай себя». Это была первая за долгое время надежда — не на чудо, а на свои силы.
Она открыла ноутбук. Начала искать варианты съёмного жилья. Цены пугали, но не казались невозможными. Она составила бюджет — её зарплата минус аренда, минус еда, минус оплата той самой конференции. Получалось туго, но получалось. Она могла. Сама.
Он вернулся вечером следующего дня. Молча прошёл в комнату, стал собирать вещи в спортивную сумку. Вид был отстранённый, деловой.
— Уезжаю к родителям на неделю, — бросил он, не глядя на неё. — Подумаешь над своим поведением. Если одумаешься, готова быть нормальной девушкой, а не феминисткой с понтами, позвонишь и извинишься.
Она стояла в дверях кухни, наблюдая.
— А если не одумаюсь? — тихо спросила она.
Он остановился, повернулся. На его лице была неподдельная уверенность.
— Тогда, Алёнка, останешься с гордыней и со своей самостоятельностью. В одной руке. А в другой — ничего. Ни квартиры, ни машины, ни моей поддержки. Ты представляешь, что внушительно жить на одну свою зарплату? Снимать халупу где-нибудь на окраине? Это же провал. Ты же не потянешь.
Он говорил это с такой искренней, почти отеческой жалостью, что ей стало физически плохо. Это был новый удар — не в крике, а в спокойной, уничтожающей уверенности, что она никто и ничто без него. Что её попытка встать на ноги — смешная и обречённая на провал авантюра.
— Я потяну, — выдохнула она, больше для себя.
Он усмехнулся, дёрнул молнию на сумке.
— Ну что ж. Дерзай. Наивная.
После его ухода тишина в квартире снова стала гулкой, но теперь она была иной. Он не просто ушёл. Он оставил дверь открытой, демонстративно, показав, что может вернуться, когда захочет. Или не вернуться. Это была его территория. Его правила. И её вызов, выйти за эти пределы, казался ему детским бунтом.
На следующий день пришла зарплата. Алина перевела деньги за конференцию и бронирование отеля в Питере — свои деньги. Потом, сердце колотилось, как у вора, она зашла на сайт агентства недвижимости и отправила заявку на просмотр трёх квартир-студий. В центре, не на окраине. Дорого. Но по её новому бюджету.
Сила пришла не с грохотом, а с тихим щелчком банковского приложения. С каждым переводом, с каждым осознанным шагом, сжатый внутри страх начал по чуть-чуть превращаться в сталь. Она не просто уходила от него. Она инвестировала в себя. В свою конференцию, в своё жильё. Это было страшно, но это было честно.
Она упаковала чемодан в Питер. Аккуратно сложила свои вещи, не оглядываясь на его половину шкафа. Этот чемодан был её билетом в другую жизнь. Не метафорой, а самым что ни на есть реальным билетом, купленным за её деньги.
Питер встретил её промозглым ветром и слякотью, но для Алины это был воздух свободы. Конференция оказалась не просто полезной — там её доклад заметили, с ней познакомились люди из крупной компании, намекнули на возможное приглашение на разговор о работе. По вечерам, одна в номере, она не плакала от одиночества. Она сидела у окна, смотрела на огни города и планировала. Рассчитывала бюджет, изучала договоры аренды, которые ей прислал агент.
Вознаграждением было не предложение о работе (его ещё не было). И не найденная квартира (её ещё не сняли). Вознаграждением было чувство. Чувство, что она справляется. Что мир не рухнул от того, что Сергей перестал быть его центром. Мир, в действительности, был огромным и полным возможностей. И он принадлежал ей, а не им двоим.
Она вернулась через пять дней. В квартире пахло чужим — он был здесь, без неё. На столе лежал ключ от машины и записка ровным, размашистым почерком: «Принял решение. Даю тебе пока можно. Убери своё упрямство, и мы забудем этот инцидент. Если нет — завтра к вечеру освобождай мою квартиру. С.»
Не «нашу». «Мою».
Алина взяла записку, медленно разорвала её на мелкие кусочки и выбросила в урну. Потом взяла ключ от машины и положила его рядом. Она пошла в комнату и достала из шкафа два больших дорожных чемодана, которые они когда-то купили для совместных поездок.
Она не стала дожидаться завтрашнего вечера. Она начала упаковывать свои вещи здесь и сейчас. Аккуратно, не спеша. Книги, одежда, документы, немного посуды, которую покупала сама. Она не брала подарки от него. Ничего, что могло бы напоминать о долге.
Он застал её за этим. Вернулся раньше, видимо, ожидая слёз и покаяния. Увидел чемоданы, её сосредоточенное лицо и остолбенел в дверях.
— Что это? — спросил он глухо.
— Я освобождаю твою квартиру, — ответила она, не прерывая укладки.
— Ты… куда? Ты же никуда не денешься!
— Сняла студию. В центре. Напротив моего офиса, — сказала она, щёлкая застёжками на чемодане.
— На какие деньги? — его голос сорвался на крик. — Ты сошла с ума! Ты разоришься за месяц!
Она подняла на него глаза. Впервые за три года её взгляд был на 100% спокойным, без тени страха или вины.
— Разорюсь — буду знать, что это моё разорение. Моя ошибка. А не твоя, за которую мне потом всю жизнь извиняться. Ты был прав. Я — самостоятельная. И теперь я плачу за себя сама. За всё.
Он не нашёлся, что ответить. Он просто стоял и смотрел, как женщина, которую он считал своей слабой тенью, легко взвалила первый чемодан на колёсики и покатила его к выходу.
Она выкатила оба чемодана на лестничную площадку, потом вернулась в квартиру в последний раз. Забрала свой пакет с ноутбуком и бумагами. Он всё ещё стоял посреди гостиной, будто парализованный.
— Ключи, — сказала она, протянув руку.
Он машинально полез в карман, вытащил свою связку, снял с неё ключ от этой квартиры. Она взяла его.
— Я оставлю его в почтовом ящике, когда выйду, — сказала она. — Всё.
Она повернулась и вышла. Закрыла дверь. Не хлопнула. Просто закрыла.
Спускаясь по лестнице с чемоданом, она услышала, как из-за двери донёсся глухой удар — будто он что-то швырнул в стену. Она не обернулась.
На улице она вызвала такси. Поместила чемоданы в багажник, села на заднее сиденье.
— Куда едем? — спросил водитель.
Алина посмотрела в окно на знакомый, но вдруг ставший чужим дом. Потом вытащила телефон, открыла приложение с картой, где была отмечена точка — её новая мастерская. Её адрес.
— На Гоголя, шесть, — чётко проговорила она. — Въезжаю.
Машина тронулась. Она не смотрела в заднее стекло. Она смотрела вперёд, на дорогу, которая расстилалась перед ней, длинная, неизвестная и на сто процентов её собственная.