Сентябрь 1984 года. Узбекская ССР, пустыня Кызылкум.
Ветер здесь не просто дул — он шлифовал. Он нёс в себе мириады песчинок, которые за тысячелетия стерли в порошок города, империи и кости великих завоевателей. Профессор Виктор Петрович Савельев, прищурившись, смотрел сквозь пыльное стекло «УАЗика» на бескрайнее море барханов. Ему было пятьдесят восемь, и его лицо, изрезанное глубокими морщинами, само напоминало карту этой пустыни.
— Долго еще, товарищ майор? — спросил он, не поворачивая головы.
Сидевший за рулем офицер госбезопасности Соловьев, молодой, с цепким взглядом и ранней сединой на висках, переключил передачу. Мотор натужно взревел, преодолевая очередной песчаный подъем.
— Почти приехали, Виктор Петрович. Объект в квадрате двенадцать. Вы только не пугайтесь. То, что вы увидите… это не вписывается в диалектический материализм.
Савельев хмыкнул, доставая из кармана помятую пачку «Космоса».
— В моем возрасте, Юра, пугает только ревматизм и звонки из парткома. А материализм… Знаешь, когда я в пятидесятых копал скифские курганы, я видел вещи, которые заставляли сомневаться в том, что история — это прямая линия от обезьяны к коммунизму.
Машина перевалила через гребень бархана, и профессор замер с незажженной сигаретой в руке.
Внизу, в котловане, образованном неестественным сдвигом песка, лежало Оно.
Это не было похоже на самолет, ракету или руины. Это был идеально гладкий, черный эллипсоид, огромный, как океанский лайнер, наполовину утопленный в песке. Он не отражал палящего солнца. Казалось, объект поглощал свет, создавая вокруг себя зону сумерек даже в полдень. Вокруг суетились военные грузовики, похожие на муравьев, ползающих по телу спящего кита. Стояли палатки, работали дизель-генераторы, но звук их работы казался приглушенным, словно ватным.
— Господи… — выдохнул Савельев. — Что это?
— Ковчег, — коротко ответил Соловьев. — Так его окрестили ребята из оцепления. Мы откопали его три дня назад. Геологи искали уран, а нашли… вот это.
Лагерь встретил их напряженной тишиной. Люди ходили, опустив головы, говорили вполголоса. Савельев заметил, что у многих солдат воспалены глаза, а движения заторможены.
В штабной палатке было душно. Генерал-лейтенант Коршунов, грузный мужчина с красным лицом, нервно стучал карандашом по карте. Рядом стояла Елена Андреевна, физик из Новосибирска, женщина лет сорока с уставшим, интеллигентным лицом. Савельев знал её по симпозиуму в Дубне — блестящий ум, но слишком мягкий характер для «ящиков».
— Виктор Петрович, наконец-то, — буркнул генерал, не вставая. — Времени мало. Москва требует отчета. А мы даже не можем понять, из чего эта штука сделана. Алмазное сверло ломается, лазер не берет. Спектральный анализ показывает чушь.
— Виктор Петрович, — Елена шагнула к нему, и он увидел в её глазах не страх, а благоговейный трепет. — Он… он поет.
— Кто поет? — Савельев вытер пот со лба.
— Ковчег. На частотах ниже порога слышимости. Инфразвук. Ритмичный, сложный рисунок. Это не механизм, Виктор. Это похоже на кардиограмму. Или на молитву.
Савельев подошел к столу, на котором лежали размытые снимки объекта.
— Какую ещё молитву! Оставить религиозную чепуху. Как глубоко он в земле?
— Судя по эхолокации — километра полтора вниз, — ответил Соловьев, входя в палатку. — И самое интересное, профессор. Слой осадочных пород над ним датируется миоценом.
Савельев застыл.
— Миоцен? Это двадцать миллионов лет назад. Тогда здесь было море Тетис. Людей не было даже в проекте.
— Именно, — кивнул генерал. — Значит, либо наши датировки врут, либо гости прилетели сюда, когда по земле еще бродили предки слонов. Вопрос в другом: угроза ли это? Может, там внутри бомба замедленного действия? Или вирус?
— Гости, говорите. И где же они теперь?
Савельев вышел из палатки и направился к черному гиганту. Соловьев и Елена последовали за ним. Жара спадала, небо окрашивалось в тревожные фиолетовые тона. Пустыня готовилась к ночи.
Они подошли к поверхности объекта. Вблизи он казался сделанным не из металла, а из застывшего дыма. Савельев снял перчатку и, прежде чем майор успел его остановить, приложил ладонь к черной поверхности.
Она была теплой. Не горячей от солнца, а живой, как кожа человека.
— Знаете, Юра, — тихо сказал профессор, глядя на свое отражение в темной глубине материала, — Александр Македонский проходил недалеко отсюда. Его историки писали, что в этих песках они встречали «железных птиц», падающих с неба. Мы думали — метеориты. А местные легенды говорят о городе, который ушел под песок, потому что люди в нем узнали слишком много.
— К чему это вы? — насторожился майор.
— К тому, что мы, люди, всегда ищем в неизвестном врага. Македонский сжигал города, потому что боялся бунта. Мы боимся, что это оружие. А что, если это… библиотека?
В этот момент поверхность под рукой Савельева дрогнула. По черному мату пробежала рябь, как по воде от брошенного камня.
— Назад! — рявкнул Соловьев, хватаясь за кобуру.
Но ничего страшного не произошло. В монолите бесшумно, словно веки гиганта, раздвинулся проход. Изнутри не пахнуло затхлостью тысячелетий. Оттуда повеяло озоном и запахом грозы.
— Виктор, уровень радиации в норме, — голос Елены дрожал. — Биоритмы… объект реагирует на нас.
— Идем, — решительно сказал Савельев.
— Я не могу разрешить, — майор преградил ему путь. — Инструкция…
— К черту инструкцию, сынок! — Голос старика неожиданно налился сталью. — Мы стоим на пороге величайшего открытия в истории человечества, а ты думаешь о погонах? Если они хотели бы нас убить, они бы сделали это двадцать миллионов лет назад.
Савельев шагнул в темноту. Майор выругался, махнул рукой солдатам оставаться на местах и вместе с Еленой пошел следом.
Внутри не было ни пультов управления, ни коридоров. Это был огромный сферический зал, стены которого мерцали мягким, янтарным светом. В центре, в воздухе, висел… свет. Сгусток энергии, меняющий форму.
— Невероятно, — прошептала Елена. — Это гравитационная ловушка.
Они подошли ближе. В сгустке света начали проступать образы. Они возникали прямо в голове, минуя глаза. Это было похоже на сон наяву, но невероятно четкий.
Савельев увидел Землю. Но другую. Континенты были сдвинуты. Он увидел пышные леса Антарктиды. Увидел города из хрусталя и света, парящие над океанами. Он чувствовал эмоции существ, живших там — не людей, но и не чудовищ. Существ, полных гармонии и тоски.
— Они… они жили здесь, — пробормотал профессор, схватившись за сердце. — Это не пришельцы, Юра. Это земляне. Предыдущая цивилизация.
— Не может быть, — майор был бледен. — Где же их следы? Почему мы ничего не находили?
— А что останется от нас через двадцать миллионов лет? — горько усмехнулся Савельев. — Пластик рассыплется, бетон превратится в песок, железо окислится. Только камень и… вот такие капсулы времени.
Образы сменились. Картина катастрофы. Огонь, падающий с небес. Не война, а природный катаклизм планетарного масштаба. Астероид? Смена полюсов? Они знали, что погибнут. И они построили Ковчег. Не для того, чтобы спастись самим — они понимали, что обречены. А чтобы сохранить память.
В центре зала, из света, материализовалась небольшая сфера. Она подплыла к Савельеву.
— Это носитель информации, — догадалась Елена. — Знания. Технологии. Медицина. Энергия. Виктор, это может изменить всё. Никаких войн за нефть, никаких болезней…
Савельев смотрел на сферу. В ней было спасение. Но в его голове почему-то всплыли другие воспоминания. Карибский кризис. Афганистан. Гонка вооружений. Лица партийных чиновников, трясущихся за свои кресла. Лицо генерала Коршунова, который первым делом спросил про оружие.
Он повернулся к майору. Тот смотрел на сферу с жадностью и страхом одновременно.
— Представьте, Юра, что мы принесем это в Москву, — тихо сказал Савельев. — Или в Вашингтон. Неважно. Что сделают с этими знаниями? Мы дадим питекантропу гранату.
— Это прогресс, Виктор Петрович! — возразил Соловьев, но неуверенно. — Мы обгоним американцев навсегда.
— Мы уничтожим себя навсегда. Мы еще дети, Юра. Злые, неразумные дети, которые дерутся в песочнице. Мы еще не научились жить друг с другом, а нам дают силу богов.
Савельев посмотрел на Елену. По её щекам текли слезы. Она всё поняла.
— В истории, — голос профессора звучал как лекция в пустой аудитории, — было много случаев, когда знания терялись. Александрийская библиотека сгорела. Майя забыли колесо. Иногда забвение — это благо. Это шанс начать всё сначала, без подсказок, дорасти самим.
Он повернулся к сфере. Мысленно, со всей силой своей воли и прожитых лет, он послал образ: «Мы не готовы. Ждите».
Ковчег отозвался. Гудение усилилось, перешло в мощную вибрацию. Янтарный свет начал тускнеть. Сфера растворилась в воздухе. Стены зала начали медленно сдвигаться, выталкивая их наружу.
— Что вы наделали?! — закричал Соловьев, хватая профессора за плечо.
— Я дал нам время, майор. Самый ценный ресурс во Вселенной.
Они едва успели выбежать наружу, как черный монолит начал погружаться в песок. Песок вел себя как вода, расступаясь и смыкаясь над гигантом. Земля дрожала. Через пять минут на месте раскопок была лишь огромная воронка, которую на глазах заносило ветром.
В лагере царила паника. Генерал орал в трубку спецсвязи.
— Ушел! На глубину! Датчики зашкаливают… Нет связи… Исчез с радаров!
Савельев сел прямо на песок, не обращая внимания на суету. Он достал ту самую пачку «Космоса» и наконец закурил. Дым был горьким и приятным.
К нему подошла Елена, села рядом.
— Ты думаешь, он вернется? — спросила она.
— Когда-нибудь. Когда мы перестанем делить этот шарик на «наших» и «ваших». Когда научимся смотреть на звезды не через прицел.
Соловьев стоял поодаль, глядя на пустую пустыню. Он должен был написать рапорт. Обвинить Савельева в саботаже. Арестовать. Но он смотрел на свои руки и вспоминал тепло черного камня. Он вспомнил те города из света. И он понимал, что никогда не напишет правду. В рапорте будет сказано: «Сейсмическая аномалия, галлюцинации, вызванные выбросом подземных газов».
Солнце садилось за горизонт, заливая Кызылкум кровавым золотом. Пустыня снова хранила свою тайну. Ветер, свидетель миллионов лет, заметал следы колес и ботинок, возвращая всё к изначальному покою.
Савельев докурил, затушил окурок о подошву ботинка и посмотрел на первые звезды. Они казались теперь чуть ближе, чем раньше. Где-то там, в глубине веков или световых лет, у человечества были братья. И они верили в нас, раз оставили этот подарок.
— Поехали домой, Лена, — сказал он, тяжело поднимаясь. — У меня завтра лекция. Студенты ждут. Надо рассказать им про историю. Чтобы они не наделали наших ошибок.
«УАЗик» уезжал в темноту, оставляя за собой лишь облако пыли. А глубоко под землей, в вечной тишине, черный ковчег продолжал свой бесконечный сон, ожидая того дня, когда Человек станет Человеком.